Путешествие на Запад. Том 1 - Чэн-энь (Чэнъэнь) У (книги полностью .txt) 📗
Сюань-цзан, восседавший на почетном месте, был похож на ребенка, напуганного громом, или, еще лучше, на лягушку, попавшую под дождь. Он был потрясен и не мог даже смотреть хозяйке в глаза. Между тем Чжу Ба-цзе, услыхав о таких богатствах и красоте дочерей, вертелся, словно сидел на иголках, и не мог сдержать волнения. Наконец он не вытерпел и, подойдя к учителю, дернул его за рукав.
– Учитель! Почему вы с таким пренебрежением относитесь к тому, что говорит эта женщина. Мне кажется, следовало бы прислушаться к ее словам.
Тогда Сюань-цзан резко поднял голову и с презрением оттолкнул от себя Чжу Ба-цзэ.
– Ты грязная тварь! – гневно крикнул он. – Можем ли мы, отрешившись от суетного мира, прельщаться богатством и красотой? На что же это будет похоже!
– А жаль, очень жаль! – улыбаясь сказала хозяйка. – Что хорошего в монашеском обете?
– Послушай, уважаемая, что хорошего у вас, мирских людей? – спросил в свою очередь Сюань-цзан.
– Присядьте, учитель, – промолвила хозяйка, – я расскажу вам, какие радости испытывают люди. Об этом написано в стихах:
– Все это прекрасно, уважаемая благодетельница, – отвечал Сюань-цзан. – Хорошо, что у вас, мирян, изобилие и богатство, что у вас вдосталь еды и одежды и что мужчины и женщины живут в браке. Но наша монашеская жизнь имеет свои достоинства и, если хотите, я тоже могу прочесть вам стихи:
– Ах ты грязный и бесцеремонный монах! – выслушав его, закричала разгневанная хозяйка. – Если бы ты пришел не из такой далекой страны, как Китай, я выгнала бы тебя вон. Я с чистым сердцем и добрыми намерениями предложила вам стать хозяевами в этом доме, а ты в ответ на это начинаешь оскорблять меня. Ну ладно, ты сам принял постриг, дал обет и решил никогда не возвращаться в мир, но, может быть, кто-нибудь из твоих учеников согласится остаться у нас? Почему ты так строг?
Желая успокоить хозяйку, Сюань-цзан примирительно сказал:
– Ну что ж, Сунь У-кун, оставайся здесь!
– Нет, – отвечал тот. – Я никогда не имел отношения к такого рода делам. Пусть Чжу Ба-цзе остается.
– Нечего издеваться, – рассердился Чжу Ба-цзе. – Мы поговорим об этом более подробно.
– Ну, раз вы оба отказываетесь, – сказал Сюань-цзан, – тогда, может быть, оставим здесь Ша-сэна?
– Как можно так говорить, учитель, – возмутился Ша-сэн. – Я ведь был обращен на путь Истины самой бодисатвой, принял постриг и дождался вашего прихода. Когда же вы взяли меня к себе в ученики, вы милостиво дали мне свои наставления. Не прошло еще и двух месяцев, как я следую за вами, я не сделал еще и половины того, что мне положено, чтобы искупить свою вину, как же смею я думать о богатстве и роскоши? Нет, я ни за что не совершу столь постыдного поступка и уж лучше погибну, но последую за вами в Индию.
После этого хозяйка резко повернулась, ушла за перегородку и с шумом захлопнула дверь. Учитель остался один со своими учениками. Никто больше не предлагал им чаю, не приглашал покушать. Больше всех волновался Чжу Ба-цзе.
– Своими словами вы все дело испортили, учитель, – начал он ворчать. – Вы бы хоть сделали вид, что соглашаетесь. Тогда они угостили бы нас, и мы неплохо провели бы этот вечер. А потом уж могли поступить, как нам заблагорассудится. Сейчас же все пути нам отрезаны, и мы проведем эту ночь у холодного очага. Разве хорошо это?
– Дорогой брат, – сказал Ша-сэн. – А может быть, ты все же останешься тут и станешь ее зятем?
– Ну вот что, брат, – сказал Чжу Ба-цзе. – Нечего смеяться надо мной. Давайте лучше как следует обсудим все.
– А что же тут обсуждать, – сказал Сунь У-кун. – Если ты согласен остаться здесь, то попроси учителя быть твоим сватом, пусть он скажет хозяйке, что ты желаешь породниться с ней. Здесь столько всякого добра, и уж конечно они смогут одеть тебя как следует и устроят по этому случаю роскошный пир. И нам кое-что перепадет, и ты вернешься в мир, так что во всех отношениях будет хорошо.
– Да, все это как будто правильно, – нерешительно произнес Чжу Ба-цзе, – но что же это получается: то я ухожу из мира, то снова возвращаюсь туда, то развожусь, то опять женюсь?
– Так у тебя, дорогой брат, оказывается, есть жена? – с удивлением спросил Ша-сэн.
– Ты ничего не знаешь, – заметил Сунь У-кун. – Ведь он был в Тибете зятем почтенного Гао из деревни Гаолаочжуан. Затем его наставила на путь Истины бодисатва, потом я его усмирил, и ему не оставалось ничего другого, как постричься в монахи. Он оставил жену и согласился сопровождать учителя на Запад. Ну, а поскольку он расстался со своей женой давно, то теперь ему в голову лезут всякие скверные мысли. Вот почему он, выслушав хозяйку, так загорелся.
– Дурень, – обратился Сунь У-кун к Чжу Ба-цзе, – иди в зятья. Но прежде поклонись мне как следует, да не один раз. Тогда я уж, так и быть, препятствовать не стану.
– Ну что ты болтаешь! – возмутился Чжу Ба-цзе. – Каждый из вас не прочь остаться здесь, а строите из себя скромников и на одного меня нападаете. Ведь недаром говорится: «Монах – что похотливый дьявол». Кто же откажется от этого? А вы стараетесь выдать себя бог знает за кого. Сегодня мы чаю, надо полагать, не дождемся, да и огня у нас нет. Но это ничего, одну ночь как-нибудь перебьемся, а вот коню завтра снова придется везти на себе ездока и, если его не покормить, он будет пригоден только на то, чтобы содрать с него шкуру. Так что вы сидите здесь, а я пойду попасу коня.
С этими словами Дурень со злостью отвязал поводья.
– Ша-сэн! – сказал Сунь У-кун. – Побудь с учителем, а я пойду посмотрю, где он будет пасти коня.
– Иди, – сказал Сюань-цзан, – только смотри не издевайся над ним.
– Ладно!
Выйдя из дома, Великий Мудрец встряхнулся и, превратившись в красную стрекозу, вылетел за ворота. Нагнав Чжу Ба-цзе, он увидел, что тот и не собирался искать хорошего пастбища. Подгоняя коня, Чжу Ба-цзе обошел усадьбу кругом и подошел к задним воротам. Здесь хозяйка с дочерьми любовалась орхидеями. При появлении Чжу Ба-цзе девушки тотчас же скрылись в доме.
– Куда это вы направились, почтенный монах? – спросила хозяйка.
Дурень выронил из рук поводья и, приветствуя женщину, сказал:
– Да вот вышел попасти коня.
– Какой-то непонятный человек ваш учитель, – продолжала женщина. – Ведь остаться в моем доме куда лучше, чем быть странствующим монахом и идти на Запад.
