Осколки (Трилогия) - Иванова Вероника Евгеньевна (книга регистрации .txt) 📗
По плечам — в самый раз. А вот в талии отец был куда изящнее меня. Что и говорить, мне до него далеко… Особенно в обходительности с дамами. Сумел же он как-то завоевать мамино сердце? Когда-нибудь решусь и расспрошу. Обязательно! Вот только смелости наберусь…
Скидываю одежду и наскоро обтираюсь тряпицей, смоченной в полном теплой воды тазике.
— Ты долго еще? Остынет! — кричит снизу ма.
— Уже бегу!
Одеваюсь, уже не задаваясь вопросом, кому могла или не могла принадлежать та или иная деталь моего наряда, и спускаюсь в кухню, где на столе уже дымится в глубокой миске гнусного вида и запаха варево.
Принюхиваюсь и морщусь от отвращения:
— А повкуснее сделать нельзя?
— Можно, — охотно признается ма. — Только ты удовольствия не заслужил. Садись сейчас же!
Устраиваюсь на скамье у стола, чуть склоняясь над миской. Сверху падает полотенце, оставляя меня один на один с удушающими парами приготовленного Инис отвара. Предпринимаю попытку отодвинуться подальше, но тяжелая мамина ладонь опускается на мой затылок и давит вниз, едва не заставляя ткнуться носом в только что кипевшую зеленовато-желтую жидкость.
Оскорбленно отфыркиваюсь под полотенцем:
— Я ж захлебнусь!
Но ма непреклонна, как скала:
— Не хочешь дышать, заставлю пить.
И не остается ничего другого, как до одурения дышать густым и омерзительно кислым ароматом, а потом надрывно откашливаться, чувствуя, как от каждого приступа сердце начинает колотиться о ребра.
Лунная излучина, поместье Ра-Гро,
вечерняя вахта
Я подозрительно скосил глаза на нечто белое, плеснувшее в кружке, принесенной матушкой.
— Это что?
— А то сам не догадываешься! — негодующе качнула головой Инис.
Присматриваюсь и принюхиваюсь, после чего с отвращением переспрашиваю:
— Молоко?
— Оно самое.
— Ты же знаешь, как я ненавижу…
— Успокойся, пенки сняты! И почему ты их не любишь? Это же такая вкуснятина… — ма мечтательно улыбнулась.
— Нравится, вот и ешь!
— А я уже. Съела.
— На здоровье!
— Жизнь в городе не пошла тебе на пользу, сын, — невпопад следует задумчивое и не терпящее возражений замечание.
Инис, сменившая брюки и куртку на домотканое платье, проводит ладонью по моим волосам.
— Должны быть длиннее.
— Знаю.
— У твоего отца коса спускалась ниже пояса.
— Знаю.
— Ты в пику мне не желаешь быть на него похожим?
Ну и вывод! С чего она так решила? Все обстоит ровным счетом наоборот!
— Ма…
— Что? — усталый взгляд.
— Я еле справляюсь с волосами такой длины, а ты хочешь, чтобы они еще отросли… Кто будет за ними ухаживать? Отцу-то было легче: у него была ты. А мне что делать?
Она молчит, опустив ресницы. Долго-долго. И когда я уже отчаиваюсь получить ответ, слышу печальное:
— В своих бедах мы виноваты сами.
Инис зябко передергивает плечами, хотя в библиотеке довольно тепло, если не сказать, душно.
— Пей молоко и ложись спать.
— Да, ма.
— Не засиживайся.
— Конечно, ма. Как всегда.
Она уходит своим любимым «эльфийским шагом», невесомая, как перышко. Сколько раз в детстве матушка ловила нас с поличным? И не сосчитать: мы с Вигом были жуткими проказниками и непоседами. И даже Калли изредка принимал участие в наших забавах… Где теперь эти беспечные дни? Утекли вместе с водами Лавуолы. Прочь. В море. Но, ххаг меня подери, я и сейчас вижу в серых глазах ре-амитера свет взгляда того мальчишки, вместе с которым весело уплетал сворованное у кухарки варенье! А когда смотрю на Ра-Дьена, вспоминаю, какие чудные золотые кудри обрамляли его еще худощавое лицо… Интересно, а что видят они, когда смотрят на меня?
Ладно, оставим воспоминания в покое и вернемся в день сегодняшний. Почему я чувствую себя нехорошо? Давайте-ка, разберемся.
Да, наглотался дыма. Не могу сказать, что впервые совершаю нелепый и мало обдуманный поступок, но этот, как и предыдущие (на мое счастье!) не повлек за собой непоправимые последствия. Завтра прибегну к старым проверенным методам и полностью выгоню из крови всю пакость, что успела туда попасть. Даже остатки выпивки, не пошедшей ни в прок, ни в удовольствие. А жалко-то как… Хорошо еще, Калласу не приходит в голову запретить наливать мне в питейных заведениях что-нибудь крепче эля, разбавленного водой один к трем. Странно, кстати, сознавать, что dan Советник до сих пор не напугал меня такой мерой наказания. То ли не понимает всей прелести пьяного угара, в котором можно не думать ни о чем, то ли… Не хочет лишать меня последней радости в жизни? Есть, над чем задуматься. Если верно второе, то… При следующей встрече буду тише воды и ниже травы. В благодарность за оказанную поблажку.
Так, установлено: состояние здоровья ни при чем. Что же меня гложет?
Любимые переживания? Вот уж нет. Последние месяцы почти не думаю о бессмысленности собственного существования. Некогда. Возможно, именно в этом и состоит рецепт лекарства от любой хандры: работа. С утра и до вечера. Желательно, нудная, противная и отнимающая все доступные силы. Тогда, приходя домой, уже не захочешь страдать и сетовать на судьбу: до постели бы добраться…
Значит, внутри меня причин для беспокойства нет. Ни в душе, ни в теле. Отрадно, однако… Из каких же далей родом тот червячок, что успешно прокладывает себе путь через мое сердце? Что я упустил и где?
До посещения трактира Савека я был в норме: злой, усталый и вредный. После посещения… пьяный и ничего не требующий от этого мира. Потом я спал, чтобы проснуться от воплей кота, и плелся на рынок за вонючей рыбой. Ага. С этого места нужно вспоминать внимательнее.
Дети-хэсы. Мое беспокойство связано с ними? Нет, быть того не может: я дважды их проверил. Пусть, находился не в самом добром здравии, но был вполне пригоден для столь простого дела. Да, девочка заставила меня чуть понервничать. Своим отчаянием: уж слишком большим оно казалось. Или не казалось? Впрочем, в юном возрасте мы любую мелочь переживаем бурно, как будто она самая главная и самая последняя. Сам таким был. А малышка пересекла море, в пропахшей рыбой корзине, цепляясь за одну только надежду: добраться до благословенной земли вольного города… Можно впасть в панику, когда тебя обнаруживают в твоем укромном уголке, верно? Запах был немного странный, не спорю. Но странный вовсе не в той степени, которой достаточно для объявления тревоги. Да и о чем тревожиться-то? Это раньше, при прапрадедуле, выявленных хэсов сразу же уничтожали, а теперь всего лишь выдворяют за пределы Антреи. Зачем брать грех на душу и пятнать руки кровью людей, виновных только в том, что они не могут пить здешнюю воду без ущерба для окружающих?..
Что же было не так? А, вспомнил! Торговец рыбой. Внешность у него, вроде, приметная: не новичок на рынке. Тогда почему взялся за такое рискованное дело, как нелегальный ввоз живых душ? Барыш, конечно, бывает очень неплохим, хотя в данном случае вряд ли можно было рассчитывать на сколь-нибудь стоящую плату: что с ребенка возьмешь? Разве что, девчонка — наследница знатного рода и продала все фамильные украшения, чтобы оплатить проезд. Точнее, провоз себя в качестве товара. Неубедительно. Значит, мужик польстился на что-то другое. На девичьи прелести? Тоже вероятно: кое-кто больше любит совсем молоденьких, не успевших расцвести. Так, две причины есть. Нельзя списывать со счетов и третью: торговец просто пожалел бедняжку и решил ей помочь. По доброте душевной. В наше черствое время поисков выгоды во всем слабо верится, конечно, но… Всякое бывает. Хорошо, с причинами разобрались. Теперь взглянем на сопутствующие несуразицы.
Знал ли он меня в лицо? Очень сложный и очень важный вопрос, ответ на который позволит понять многое. Если нет, все очень просто: мой внезапный интерес к содержимому корзин был отнесен на аристократическую блажь. А спорить с дворянином — себе дороже. Поэтому не стал меня останавливать и препятствовать иным образом. Но эта его улыбка… Если знал, что плохо выспавшийся и хмурый молодой человек со слегка опухшим лицом — Рэйден Ра-Гро, зачем позволил мне приблизиться и унюхать хэса? Из любопытства: смогу или нет? Исключено. Не выглядел дядя дураком, который стремится потерять разрешение на торговлю в Антрее из-за двух несовершеннолетних бродяжек. Ой, как мне не нравится вчерашний день… Совершенно не нравится. Надо будет, когда вернусь, покопаться в протоколах дела и выудить у ведущего его дознавателя все подробности относительно торговца рыбой, который с первого взгляда опознал во мне «благородного». Сдается мне, не только рыбой он промышлял за свою долгую жизнь. Еще надо будет поинтересоваться дальнейшей судьбой девчонки: куда попала, под чье крылышко, как младенчика устроили.
