Волшебники Маджипура - Сильверберг Роберт (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Чудесам, о которых рассказывал Гоминик Халвор, не было конца, хотя примеры были крайне немногочисленны и демонстрировались между делом. И Престимион со своим критическим складом ума почти всегда мог, при желании, найти объяснение результатам, которых достигал маг, при помощи каких-то рациональных причин, исключавших применение заклинаний и колдовских ухищрений.
Поначалу Престимион и Септах Мелайн изрядно забавлялись, выдумывая свои собственные комические заклинания, когда их не слышали друзья.
— Лечение зубной боли, — говорил Септах Мелайн. — Плюнуть в пасть громварку и три раза повернуться слева направо.
— От несварения желудка, — подхватывал Престимион, — считайте падающие звезды в небе и приседайте на корточки в момент падения каждой одиннадцатой звезды.
— Чтобы избавиться от насморка, — продолжал Септах Мелайн, — точно в полдень поцелуйте ститмоя в нос.
Они выдумывали все новые и новые шутки, пока игра им не надоела. Эти еженощные посиделки у старого волшебника, его непрерывные повествования о всякой всячине хорошо отвлекали Престимиона от мрачных мыслей в первые, самые тяжкие дни его пребывания в Триггойне. Но постепенно, по мере того как Гоминик Халвор начал переходить от рассказов об искусстве предсказания будущего и вызова духов к самостоятельным скромным упражнениям учеников в этих делах, он начал ощущать некую дополнительную душевную неустроенность. Многое из того, о чем рассказывал волшебник, казалось ему дикими всплесками болезненной фантазии, и тем не менее Престимиону все время приходилось на различных примерах раз за разом убеждаться в очевидной эффективности некоторых заклинаний. И он никак не мог найти этому убедительное объяснение.
К тому же, когда он оглядывался назад на все, что с ним происходило, ему было с каждым днем труднее закрывать глаза на все те многочисленные предсказания бедствий, которые делали ему Свор, Талнап Зелифор и многие, многие другие незадолго до того, как Корсибар присвоил корону. А ведь было еще и видение, созданное магом его матери Галбифондом, в котором ему отчетливо было показано и сражение у озера Мавестой, и его бегство в Валмамбру. Все то, над чем он насмехался, чего не желал ни видеть, ни слышать, проложило ему путь к нынешнему жалкому положению.
Под руководством Гоминика Халвора ему удалось самому получить кое-какие туманные прогнозы своего будущего. Он снова заглядывал в чашу, подобную той, какую ему показывал Галбифонд (правда, у того она напоминала простую кухонную миску), и хотя картины, которые он разглядел, были куда менее отчетливыми, чем то, давнее видение, он все же уловил в них намек на то, что в конце концов покинет Триггойн и возобновит борьбу за трон, что предстоят новые и новые большие сражения, в которых погибнет едва ли не больше народу, чем до сих пор. А завершиться все должно было каким-то грандиозным финалом, сути которого Престимион так и не смог постичь; он был исполнен тьмой и пустотой, за которыми ничего нельзя было разглядеть; он мог, казалось, являться даже концом света.
— Что это такое? — спросил он у Гоминика Халвора, рассматривая свое последнее апокалиптическое видение. — Как следует понимать то, что я здесь вижу?
Но старый волшебник заглянул в чашу не более чем на полсекунды.
— Любезный граф Поливанд, иногда то, что кажется необъяснимым, оказывается на самом деле просто бессмысленным, — сказал он совершенно безразличным тоном. — К тому же далеко не все, что новичку удается вызвать, имеет значение. Я посоветовал бы вам выкинуть это из головы.
Что Престимион и попытался делать. Но все же то мятущееся в пустоте небытие, которое он разглядел в чаше, так и осталось в нем. Его волновало и расстраивало то, что он уже собственноручно начинал творить мелкое колдовство, ну а то, что в результате он увидел нечто такое, чего ни он сам, ни Гоминик Халвор не смогли объяснить, расстраивало его еще сильнее. Он все время ощущал в себе странное лихорадочное возбуждение. Порой ему даже казалось, что он вот-вот лишится разума. Одной дождливой ночью, сидя далеко за полночь за кружкой простого вина, Престимион пожаловался Септаху Мелайну, который единственный разделял теперь его скептицизм:
— Я строил всю жизнь, опираясь на доводы здравого смысла, а теперь мне кажется, что вся моя вера в факты, причины и следствия находится под угрозой.
— Может ли такое быть, Престимион? Неужели ваши убеждения поколебались после нескольких упражнений в колдовских фокусах?
— Признаюсь, что начинаю замечать смысл во многом из того, что говорит Гоминик Халвор. Но тем не менее не вижу никакого смысла в этом самом утверждении!
— Печально было бы впасть в безумие из-за собственных противоречивых выдумок. Не волнуйтесь так, старый друг. На самом деле все это колдовство само по себе является наполовину безумием, а наполовину мошенничеством, и нет никакой необходимости воспринимать любую половину всерьез. Я никогда не соглашался на это и никогда не соглашусь, и вам тоже не следует. Я еще с детских лет напрочь отверг все, что не приближает мое мироощущение к пониманию действительного положения вещей.
— Я больше не могу поступать так, — ответил Престимион. — Или, может быть, мое осознание действительной картины мира здесь, в этом городе волшебников, начало меняться. Мне кажется, что я начинаю верить этим людям, по крайней мере отчасти.
— В таком случае мне жаль вас.
— Избавьте меня от жалости, — сказал Престимион. Он наклонился вперед над столом, почти касаясь лицом лица Септаха Мелайна. — День за днем я пытаюсь найти в себе силы, чтобы покинуть этот город и возобновить борьбу с Корсибаром, — чуть слышно прошептал он. — Пока еще я далек от осуществления этого намерения, но стремление к нему все сильнее и сильнее овладевает мною. Нельзя позволить Корсибару владеть похищенной короной; я теперь как никогда убежден в этом. От того, что я стану делать, после того как уйду отсюда, может зависеть судьба всего мира, и для достижения моих целей может потребоваться помощь волшебников, от которой я до сих пор все время отказывался.
— Ну что ж, тогда воспользуйтесь ею, Престимион! Я никогда не говорил, что не согласен использовать хоть что-нибудь такое, от чего можно ждать пользы.
— Но ведь вы нисколько не верите в волшебников, Септах Мелайн. Так как же вы можете советовать мне обратиться к ним?
— Вы верите в них. А во что верю я, совершенно не имеет значения.
— Верю? Я сказал лишь, что кое-что показалось мне убедительным…
— Если вы поверили хоть чему-нибудь, значит, вы перешли в их мировоззрение. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Вы уже погрязли во всем этом так же глубоко, как Свор или Гиялорис. Скоро вы станете ходить в высокой медной шапке и халате с вышитыми мистическими символами.
— Вы что, смеетесь надо мной? — спросил Престимион, чувствуя, что начинает закипать.
— Неужели я стал бы это делать?
— Да. Да, уверен, что стали бы. Вы сидите здесь и смеетесь надо мною, Септах Мелайн.
— Вы считаете, что я оскорбил вас? Тогда, может быть, выйдем и подеремся?
— На мечах?
— Любым оружием, которое вы предпочтете, Престимион. Можно на мечах, если вам так уж сильно надоело жить. Можно драться камнями или кусками сырого мяса. Мы могли бы стать друг против друга на улице и твердить заклинания, пока одного из нас не хватит паралич. — Тут он расхохотался, спустя мгновение к нему присоединился Престимион, а затем они, все еще смеясь, одновременно протянули друг другу руки и обменялись крепким рукопожатием.
Но несмотря на кажущуюся веселость этого смеха, душа Престимиона была все так же полна огорчения и растерянности, и ему нескоро удалось уснуть той ночью. Каким-то образом, казалось ему, он сбился с пути и теперь блуждал в гораздо более непостижимой и враждебной пустыне, чем даже та, которую он преодолевал и месяц и два назад, направляясь сюда, в Триггойн.
