Стальной подснежник - Арнаутова Дана "Твиллайт" (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
— Но, ваше величество, магия проявляется не только по наследству, — неуверенно попыталась возразить леди. — Даже простолюдин может быть одарен богами…
— И много простолюдинов училось вместе с вами? — язвительно поинтересовался король. — Да, они есть. В лучшем случае один на ту же дюжину, остальные — дворяне. Потому что это дворяне веками смешивали кровь не только по знатности, но и по силе. Мерзавцы вроде Антуана твердят глупым юнцам, что магия зависит только от милости богов! Что любой одаренный на ступеньку выше профана, пусть даже дворянина или короля. Молчите, я знаю, что такие разговоры ведутся! Что избранники богов должны править, родились они под гербом или в стогу сена! Очень удобная мысль, если главный из божьих избранников — ты!
Он перевел дух, хмуро глянул на замерших молчаливых слушателей и снова продолжил:
— Знаете, как магистр Саттерклиф предложил решить проблему Вольфгарда? О, он воистину разумник, Баргот его побери! Антуан прекрасно понимает, что Дорвенант давно висит на волоске, зажатый между голодным матереющим Вольфгардом и хитрой Фраганой. Если бы не благоразумие короля Флоримона, война случилась бы еще при моем отце! Флоримон улестил Вольфгард, женившись на их принцессе, теперь в наследнике Фраганы течет северная кровь, и Вольфгард терпеливо ждет, когда можно будет запустить во фраганский цветник следующую лапу. Союз Севера и Юга — дело только времени, и тогда нам не уцелеть. А магистр Саттерклиф — гений! Он тоже не хочет класть остатки Ордена под северные мечи. Зачем, если есть проклятия вроде того, которое Волчица сняла с бедняжки Мэрли? Но даже богиня не сможет спасти весь свой народ, если взяться за дело с умом. Травить воду и землю, проклинать еще не рожденных и хотя бы разочек глянуть на столицу Вольфгарда Чумным Взором.
— Но это… это же…
В голосе магички слышался такой страх, что Эйнару захотелось вытащить ее из кресла, укутать в плащ, забрать куда-нибудь подальше и заставить забыть все услышанное. Его и самого трясло мелкой мерзкой дрожью.
— Это — один-два Избранных Смерти, не больше, — тяжело уронил король, указав взглядом в угол, где сидел бледный Бастельеро. — Поверьте, миледи, ваш веселый и любезный друг детства, случись ему лишиться рассудка и использовать дар в полную силу, вполне способен устроить нечто подобное, так что его покладистый нрав — великое благо для окружающих. Не зря Претемная Госпожа придирчиво выбирает своих рыцарей. А магистр предложил мне использовать таланты Ордена гораздо шире и многостороннее, чем до этого, не ограничиваясь такими глупостями, как правила чести и милосердия.
— Он сошел с ума, — услышал Эйнар свой голос будто со стороны. — Вольфгард же ответит.
— Именно, капитан! — согласился король. — Разумеется, ответит. В Руденхольмском ущелье северяне едва не прорвались, потому что один из высших ведьмаков добровольно лег на жертвенный камень, и потом еще неделю его подручные творили такое, что проделанную ими брешь пришлось затыкать целым егерским полком. Моим отборным полком, понимаете? А если бы в Руденхольме Саттерклиф утопил вольфгардский авангард, тысячу отборных воинов… После такого кровь на их алтари полилась бы рекой, лишь бы добраться до нас.
— Он безумен, — подтвердила леди, сплетя бледные тонкие пальцы на коленях, обтянутых теплым синим платьем. — Он втравил бы Дорвенант в войну на истребление, магическую резню…
— И у нас не осталось бы другого выхода, как эту резню устроить, — мрачно подтвердил король, снова возвращаясь в кресло. — Видят Благие, я никогда не считал себя военным гением. И когда за глаза меня зовут Криспином Тихоходом, это вовсе не оскорбление, как полагают безрассудные гордецы. Совсем напротив… Поэтому, когда у меня в голове после встреч с магистром Саттерклифом, а потом и сами по себе стали появляться мысли, мне совсем не свойственные, я насторожился.
Он помолчал, а потом спросил, глянув почему-то на Эйнара:
— Капитан, вам известно, что означает звезда, которую ваш сержант столь кощунственно использовал вместо мишени?
— Он выполнял мой приказ, — поспешно отозвался Эйнар. — Мне и отвечать.
— Благие боги, я не собираюсь его наказывать, — усмехнулся король. — За что, за верное исполнение приказа? Но вопрос был не о нем, а о звезде.
— Символ Семи? — уточнил Эйнар. — Ваше величество, невийцы не дикари, мы тоже чтим Благих.
— Тогда скажите мне, — голос короля сочился скрытой издевкой, — если лучей — семь, в полном соответствии с числом Благих, что означает белая сердцевина?
— Белая? Но это… — Эйнар замолчал, сообразив, что действительно всегда принимал ее как само собой разумеющееся, видя в храмах. — Просто белое место, ваше величество. Место, где сходятся все цвета…
— Все цвета — вот именно. Восьмой цвет, всеобъемлющий, включающий в себя остальные. Кто был восьмым богом, капитан, самым могучим из Благих, пока не пал, обуянный гордыней?
— Ваше величество, это ересь! — возмущенно крикнула магичка. — Разумники не поклоняются Барготу!
— Капитан, главное, не вздумайте сказать это вслух когда-нибудь, — гораздо хладнокровнее и очень серьезно добавил некромант. — Это действительно ересь, подлежащая наказанию. Но что гораздо хуже — это оскорбление Ордена. Вас даже на дуэль вызывать не станут, просто убьют. Безнаказанно.
— Благодарю, милорд, — мрачно сказал Эйнар, оценив предупреждение. — Я запомню. Ваше величество, но если так, почему белый цвет в святой звезде не запрещен?
— А разве он исчезнет, если его запретить? — раздраженно ответил король вопросом. — Разве перестанут рождаться дети, наделенные даром разума? Добрые и умные дети, вовсе не жаждущие поклоняться Тьме и Хаосу. Или объявить их исчадиями Баргота просто по умолчанию? Нет, капитан, принято считать именно так, как вы и сказали: сердцевина Звезды Семи — это просто место, где сходятся лучи. А белый цвет, извольте знать, в Ордене символизирует чистоту разума и намерений, и никак иначе. Разумник способен стать даже великим магистром Ордена, если проявит достаточные способности и будет избран коллегией магистров, — как любой другой маг. Никакого отношения к Барготу! Это ересь, как справедливо сказала леди. Только почему-то никому из боевиков и некромантов, именуемых палачами и труполюбами, не пришел в голову гениальный план заразить кого-нибудь из пленных вольфгардцев барготовой краснухой, а потом позволить ему сбежать. Странно, верно? И это лишь одна из драгоценных мыслей, родившихся в светлом, не замутненном корыстью и честолюбием разуме магистра Антуана.
— Безумец, — безнадежно прошептала леди. — Болезнь же не разбирает, кого поражать.
— Болезнь — нет, — согласился король, — а вот барготов огонь в руках тех, кто пойдет выжигать вольфгардские селения вместе с зараженными, живы они или нет, — вполне разборчив. Против своих не обернется, если не тратить бездумно силу боевых магов на «огненный ветер», а использовать ее только для контроля над алхимическим огнем. Ну разве не гениально?
— Вы должны были потребовать отставки магистра, — выпрямившись, безжизненно холодным голосом сказала магичка. — Он обезумел. Это признали бы целители, магистра отстранили бы от управления Орденом, и всего этого можно было бы избежать.
Бастельеро смотрел на леди с такой нежной жалостью, что Эйнара чуть снова не кольнула ревность.
— Обезумел? Почему? — с горькой ехидцей вопросил король. — Потому что предлагает безупречно ясные и смертоносно эффективные планы, как разгромить врага? Антуан совершил единственную ошибку — не представил их вовремя на суд магистров. Сделай он это — и от управления государством, пожалуй, отстранили бы меня. Если не низложением короны, так ножом или ядом. Потому что Орден, скорее всего, поддержал бы Саттерклифа.
— Никогда! — взвилась леди, едва не вскочив. — Безумца и негодяя, лишенного чести? Призывающего к убийству не просто врага, а целой страны?
— Человека, который настолько дорожил жизнями Ордена, что придумал способ получить решительный перевес и сохранить эти жизни, — отрубил король. — Мы с ним сходились в целях, разнились только способы. Вы уверены, что магистры бы отказались? Сколько ваших друзей погибло, миледи? Молодых и старых, способных радоваться жизни, делать открытия, приносить пользу стране, просто желающих жить! Посмотрите на лорда Бастельеро: его кузен Стефан по-своему был не менее красив, пока ведмачье заклятие не растворило половину его лица, оставив молодого человека уродом. Но он хотя бы жив. А если бы вы вызволили своего друга Маркуса из плена лишенным конечностей, мужского органа, глаз и языка, но все еще живым, как это случилось с некромантом пятого рейтарского полка мэтром Дэнсоном? Вы и тогда проголосовали бы в Совете Ордена за милосердие?
