Реймунд Стург. Лабиринт верности (СИ) - Чуринов Владимир (полная версия книги TXT, FB2) 📗
Напротив гиганта стоял достаточно невысокий статный ригельвандец с орлиным носом. В добротном колете, легком белом плаще, с двумя палашами на поясе и широкополой кремового цвета шляпе, он производил впечатление воплощенной горделивости и презрения.
Когда Реймунд оказался на крыше, эти двое уже заканчивали препираться. Суть спора состояла в том, что гетербаг обвинял ригельвандца в бесчестном поступке, а именно — присвоении платы за их совместное задание, равной доле отряда самого гетербага, который он называл «Ардрунг».
При этом вождь великанов говорил, что они сделали почти всю работу, а отряд «шлюхиного сына Батичелли» отсиживался якобы в кустах, в боевых действиях не участвуя. Ригельвандец пытался сохранять самообладание, но то, что он раздражен, было понятно хотя бы по тому, что отзывался он о себе в третьем лице. Звали его Марио Батичелли, и он, Марио Батичелли, спланировал всю операцию, он, Марио Батичелли, занял стратегическую позицию, и он, Марио Батичелли, обеспечил головорезам из «Ардрунга» надежный тыл. Иначе всю эту нескладную толпу уже давно перебили бы к чертям собачьим, и ему пришлось бы брать не половину, а всю награду за операцию. Так что «Ардрунг» должен быть ему безмерно благодарен. Гетербаг горячился, сыпал оскорблениями, орал.
Марио оставался спокоен и рассудителен, спор зацикливался и нарастал по экспоненте. В конце концов, оскорбления типа «выродок» и «недоносок» надоели Марио, и он решил показать гетербагу, как ругаются в Ригельвандо:
— Ты называешь Марио выродком?! Ты, порочный плод союза горной козы и одинокого пастуха, замерзшего на перевале холодной ночью фиратонакреша! Ты называешь Марио недоноском, выкидыш старой ты проститутки, подобранный на помойке за борделем и воспитанный свиньями?! Ты называешь Марио шлюхиным сыном?! Пожиратель опарышей, видавший женщину только с тыла, когда она в страхе убегала от твоей навозной хари! Ты смеешь оскорблять Марио? Проклятый адом, пучинный плевок на лице мироздания. Так будешь ныне ты жрать ту землю, в кою уже к концу дня лягут твои зловонные останки, не извещенный о том, с какой стороны держаться за топор, ублюдочный бессловесный кусок гуано! Чтобы черти в преисподней использовали твой филейный мешок для оправления своих срамных нужд!
После подобной отповеди переговоры логично зашли в тупик.
Гетербаг взревел и обрушил на Батичелли топор, Марио не без труда уклонился и громко скомандовал своим войскам: «Победа или смерть!»
«Ааардрунг!» — взревели в ответ гетербаги и ринулись на врага. Раздались хлопки выстрелов ручных пушек, четверо бойцов кондотьера упали, в ответ грянули мушкеты, сразив двоих гетербагов и ранив многих. Площадь была невелика, пространства для маневра не было, потому гигантам пришлось лезть прямо на копья, под пистолетными выстрелами врубаясь в терцию. Первая атака не принесла великанам удачи, тела четверых из них остались на копьях и алебардах, в ответ удалось захватить лишь двоих из мушкетеров кондотты. Однако следующий удар оказался много успешней — глава «Ардрунга» неестественно выгнулся, взвыл и чуть ли не вдвое увеличился в размерах, достигнув ростом крыш соседних домов. Гетербагский морф или гетербагское безумие доступен почти всем из гетербагов, но правильно использовать его в бою умеют лишь немногие хорошие воины.
«Однако впечатляет. Редко доводится видеть такое зрелище. Еще и столь обыденно. В соседних домах наверняка спокойно попивают вино, мамаши кормят детей грудью, а старики пыхтят трубками, поглядывая в окошки с мыслями о шаловливой молодежи. Изумительный город. Однако эти ребята профи, как держат строй, как используют преимущества улицы. Интересно, старина Марио долго выбирал подходящую площадь? Гетербаги тоже не промах. Одно слово — наемники. Не линейная пехота. И у тех, и у других за спиной победные кампании и горы трупов. Заканчивали бы только поскорее».
Проигнорировав четыре вонзившиеся в него пики, глава отряда грубой силой сломал строй противника и врубился в терцию, разя секирой отступающих наемников. Последовав его примеру, еще двое бойцов «Ардрунга» морфнулись, став не настолько крупными, как лидер, но все равно очень опасными врагами для отряда Батичелли. Терция дрогнула и начала распадаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Гранаааты! — раздалась в дыму и лязге команда Марио. В противника из задних рядов полетели пороховые гренады. Решение было не лучшим — взрывами выбило окна в соседних домах и задело первые ряды кондотты, но гетербаги были отброшены.
Порядок стал восстанавливаться. Но главарь гетербагов все еще свирепствовал в центре построения, игнорируя удары клинков и выстрелы. Он неожиданно оказался возле Марио. Гнусно и нецветасто выругавшись, Батичелли ушел от удара и метнул прямо в морду противника мешок пороха с зажженным фитилем. Гренада врезалась в лицо гетербага, отскочила и упала к ногам сражающихся. Глава «Ардрунга» успел полоснуть противника по груди краем секиры. Затем обоих отбросило взрывом. При этом гетербаг еще придавил одного из сержантов кондотты, падая.
Скоро бой пошел на убыль — отряды, понеся фактически равные потери, около двадцати пяти человек в кондотте и десятеро бойцов в «Ардрунге», отступали, унося с собой раненых и контуженых главарей. Поле боя, в данном случае Колесцовая площадь, традиционно принадлежало мародерам…
«Потрясающий гимн бессмысленному насилию — два мудака поссорились, а умирают из-за этого их подчиненные». Реймунд, несмотря на радость от лицезрения эффектного зрелища, был несколько зол — его задевало любое насилие без значимых оснований. В определенном смысле, будучи умелым убийцей, он почитал такие действия непрофессиональными. Но соваться к военным, чья профессия имеет свои особенности, со своим уставом не стал. Усмехнувшись, подумал: «Выскочить между ними на площадь, воздеть руки к небу, заорать дурным голосом: «Что вы делаете дебилы?! Эти два мудака поссорились, пусть и дерутся. Поберегите шкуры! Одумайтесь! Вас жены-дети дома ждут!» Ну-ну. Так жертвы только возрастут — не поймут-с. Придется отбиваться».
Мародеры, а также зеваки всех мастей, не замедлили явиться на место побоища. Всегда приятно посмотреть, когда бьют не тебя, да и разжиться в хозяйстве пусть погнутым, но халявным клинком многие не брезгуют. Отходившие наемники забрали тела раненых и убитых, так что мародерам пришлось довольствоваться лишь тем, что было брошено на мостовую при отступлении. Над площадью по-прежнему витал густой пороховой дым.
Едкий запах серы превращал место побоища в небольшой филиал ада. Представители властей или местных правоохранительных органов покамест не появлялись. Статуе фонтана отбило кувшин, и теперь вода выливалась из плеча безрукой девушки, делая ее похожей на тяжко раненую.
Тайны ветхих закоулков
Таверна «Яйца Дрозда» немало пострадала, тут и там в серой стене чернели дыры и сколы от рикошетивших пуль. Окна полопались от взрывов. Матерящийся трактирщик — пузатый мужик с очень мускулистыми руками, покрытыми татуировками, осматривал урон от побоища, не стесняясь поминать всех родственников его участников до седьмого колена, а то и до предков-приматов разных видов включительно. Также он ярко живописал перспективы половых взаимоотношений гомосексуального характера и фетишистской направленности, которые предстояли членам кондотты и «Ардрунга», если им доведется еще раз встретиться с трактирщиком.
У Реймунда, как назло, дело было именно к этому, явно очень расстроенному субъекту. Однако трогать его сейчас было бы неразумно и даже несуразно. Посему Энрике прошествовал в прохладный полумрак помещения трактира, миновав частично разбитую дверь с торчащим из нее метательным ножом. Внутри было достаточно прохладно, стоял с десяток неприбранных столов, на второй этаж вела шаткая винтовая лестница. Окинув взглядом немногочисленных, не вызывавших подозрений посетителей заведения, он сел за один из угловых столиков, с которого было видно дверь, лестницу, окна, стойку с дверью на кухню. Сел при этом так, чтоб от стены его отделяло расстояние не менее вытянутой руки. Самому Реймунду, и уж тем более любому гетербагу, было под силу пробить при необходимости глиняную стену и свернуть шею прислонившегося к ней человека.