Орк-лекарь - Лифантьева Евгения Ивановна "Йотун Скади" (читать бесплатно полные книги .txt, .fb2) 📗
Однако я решил не отчаиваться. Как-то же тут лечат? Видимо, травами. Правда, из всего курса фитотерапии я помню от силы десяток рецептов, да и то — успокаивающих сборов, которые всяким истеричкам выписывал. Нет, вру, должен помнить травы от лихорадки и поноса — они же в заявки были.
Покопавшись в памяти, я понял — действительно знаю травы, которыми можно температуру сбить и кишечник укрепить… и — я чуть не подпрыгнул на постели — знаю антисептики. Ведь слово «лихорадка» многозначно, это — не только температура, но и любое воспаление.
— Ха! — произнес я вслух. — А я, оказывается, крут! В качестве полкового санитара вполне сгожусь!
И неожиданно для себя заснул.
Глава 4
А проснулся от ощущения, что я не один.
Осторожно приоткрыл глаза.
Вроде бы опасности не ощущается.
На крае топчана сидела одна из старухиных орчих. За вечер я уже немного разобрался в статусе этих теток. Хотя все они называли знахарку «матушкой», родной дочерью, вдо́вой и бездетной, вернувшейся в родительский клан после гибели мужа, была из них лишь одна. Остальные — невестки, племянницы, внучки и вообще седьмая вода на киселе. Старуха выбирала себе прислужниц — или учениц — из женщин стойбища, ориентируясь не на родственные связи, а на наличие мозгов и способности к знахарскому делу. Поэтому все они отличались расторопностью и сообразительностью.
Заявившаяся в мою спальню дамочка оказалась той самой единственной родной дочерью Апа-Шер. Она с каким-то странным выражением рассматривала мое лицо, а когда я открыл глаза, вроде как даже засмущалась и вскочила на ноги:
— Матушка велела тебе идти во внутренний двор. На грани ночи и дня ты станешь ее сыном.
И хихикнула, закрывая рот платком.
Я покорно пошел за орчихой. Видимо, мне предстоит стать главным действующим лицом какого-то обряда.
Так и оказалось — во дворе вокруг пылающего под треногой с котлом костра собрались десятка три женщин. Сама Апа-Шер толклась возле огня, подбрасывая в бурлящий кипяток душистые травы. Аромат от варева напоминал запах глинтвейна — тут и перец, и имбирь, и корица, и лимонная кислинка…
Мое появление было встречено дружными смешками. Орчихи перешептывались, показывая на меня пальцами, и вообще вели себя как малолетки перед концертом заезжей рок-группы.
— Иди сюда, — поманила меня Апа-Шер. — Стань тут и раздевайся.
Раздеваться — так раздеваться. Тем более что орчихи вроде успокоились. В руках у одной из них появился бубен, она начала отбивать ритм, остальные затянули что-то тягучее и монотонное.
Скинув халат, я почувствовал себя стриптизером в женском клубе. Один в один картина: вставшие в круг тетки пританцовывают и изредка подвизгивают, я медленно снимаю рубаху, потом — штаны, потом — исподнее… Интересно, что они попытаются засунуть мне за веревочку, завязанную на поясе? Наверное, ничего, тем более что старуха машет: и ее скидывай, и гайтан с забытым на нем «амулетом повышения защиты на одну единицу». В общем, остался в чем мать родила.
И тут только до меня дошло, какую свинью мне подложил Арагорн. Вот стою я голый в этом малиннике. У собравшейся аудитории моя внешность вроде отвращения не вызывает. Те, кто помладше, смотрят равнодушно — дед как дед, куча шрамов на всех частях тела, так это для старого солдата не странно. А вот те, кто постарше, вроде вдовой дочки колдуньи, — с интересом, даже оценивающе. То есть, по их меркам, я вроде как «третий сорт — не брак». И среди зеленокожих кисок тоже небось есть по местным меркам писаные красавицы. У меня же глаза растут на том месте, где им положено. Красивая женщина, какого бы цвета она ни была, держится по-особому, несет себя, как призовой кубок, а дурнушка сама в себя прячется, словно хочет, чтобы на нее вообще не смотрели. Так вот, среди шустрых помощниц знахарки дурнушек нет — это я точно могу сказать. Были бы они человеческими женщинами — завтра же какая-нибудь у меня на топчане ночевала, несмотря на все местные правила и законы. Тем более что вдов в старухиной команде немало.
Но красавицы они — лишь по местным меркам. Для меня же все — помесь жабы с обезьяной, а я склонностью к зоофилии не страдаю.
С другой стороны, если в этом мире есть женщины с более привычной для меня внешностью, то мне вряд ли удастся к ним подкатиться. С моей-то нынешней зеленой рожей!
Осознав окончательно, какую гадость устроил мне Арагорн, я завыл в голос. Орчихи, словно вторя, завизжали, заулюлюкали. И вдруг на голову мне обрушился поток чуть теплой пахучей воды. Пока я переживал по поводу вынужденного целибата, те тетки, что стояли у меня за спиной, смешали отвар из котелка с ведром колодезной воды и теперь устроили мне душ.
Ну что ж, и на том спасибо, после вчерашней беготни по степи помыться очень даже кстати.
Казалось, визжать еще громче невозможно, но старухиным помощницам это удалось. Не успел я очухаться от душа, как небо вдруг резко посветлело, а дальние горы, которые было видно и отсюда, из внутреннего дворика, вспыхнули в лучах рассветного солнца.
Старуха, успевшая собрать мою одежду, толкнула в спину — дескать, пошевеливайся, вали скорее, пока Тот, Кто Носит Золотой Щит, на тебя глаз не положил. Я в последний раз улыбнулся солнцу и нырнул вслед за Апа-Шер в тень под навес.
А вот дальше начались вещи, совершенно для меня непонятные.
Старуха втолкнула меня в пристройку и захлопнула дверь. В полутьме я разглядел свои вещи, сваленные кучей в углу, и аккуратно разложенную на постели холщовую рубаху. Новую, по виду — ни разу не надеванную, из неотбеленного полотна, с вышивкой по подолу и рукавам. Я быстренько натянул на себя подарок моей новоиспеченной мамаши, лег и закутался в шкуры. Меня трясло так, словно на голову мне вылили не ведро тепловатой воды, а добрую половину Ледовитого океана.
Кое-как согревшись, я начал думать.
Ну, обряд, если судить по земным меркам, не такой уж и странный. Ключевые моменты — вроде омовения и подарка одежды — вполне логичны.
Я вынул из-под одеяла руку. Интересный узор на рукаве: зелеными нитками вышиты то ли лошадки, то ли птички, в общем, кто-то с ногами и крыльями. Забавно. Может быть, это вообще драконы. Или пегасы… Особым искусством орочьи вышивальщицы не отличаются, поэтому понять, кто это изображен, малореально.
А вот мое состояние после обряда мне совершенно не нравится.
Такое впечатление, что пил я не позавчера, а этой ночью, причем мешал всякую дрянь. Постепенно начало болеть все. Ныли колени, сводило судорогой руки, ломило шею, сквозь позвоночник словно раскаленную иглу протащили… ну, о голове я уже не говорю. Неужели я умудрился простудиться за какие-то жалкие секунды, пока бегал голым по двору? Ведь не так уж холодно, не зима, в конце концов…
Поворочавшись, пытаясь найти положение, в котором я буду чувствовать себя наименее хреново, я неожиданно уснул. А проснулся вновь от того, что на топчане сидела дочка Апа-Шер — Жужука. Соответственно, теперь — моя названая сестрица.
— Вот засоня! Утреннюю еду проспал. Я тебе мяса принесла, ведь ты голодный, — ласково проворковала она.
Воркующая орчиха — это, конечно, малопредставимое зрелище. Однако мне вдруг это перестало казаться странным. Милая тетка это Жужука. Даже по-своему красивая. Вся такая круглая, уютная, а глаза у нее большие и добрые. И кожа, наверное, мягкая и упругая. Ведь не старая же она, тридцать с небольшим — не возраст. На земле ее ровесницы себя девочками считают.
Жужука, кокетливо скаля клыки, протянула мне тарелку. Пахло жареным мясом. Я приподнялся, прислонился к стене.
— Ну-ка, открой ротик, — лукаво предложила Жужука. — Маленький еще, кормить надо. Кушай, надо кушать! Вкусно!
И принялась засовывать куски мне в рот.
Странно, но я был не против. Хотя боль во всем теле не унималась, жевать и глотать это нисколько не мешало. Да и боль была какая-то не конкретная, словно привычная. У меня так года три болело порванное сухожилие.
