Многорукий бог далайна - Логинов Святослав Владимирович (книги без сокращений TXT) 📗
– Разве ты пришёл сюда жить? – удивился брат Многорукого, и Шооран упал от этих слов и не мог подняться. Он лишь сунул руку за ворот жанча и вытащил нить жемчуга, удивительно голубого, нездешнего цвета.
– У тебя есть все богатства мира, – сказал уулгуй, – нет лишь покоя. Спи…
Ожерелье притягивало взгляд, заставив обожжённые глаза широко раскрыться.
– Нет, – сказал Шооран и поднялся, сам не поняв, как это произошло. – Я не шёл сюда, я уходил оттуда. Ты могуч и подобен богу, но ты не человек и умер покорно. Люди продолжают жить, даже когда это невозможно, и если они умирают, то это происходит не по их вине. Не сердись, добрый уулгуй, – я пойду дальше. Я ещё могу идти.
Он не понимал, куда идёт и сколько дюжин шагов прошёл. Дважды он сослепу налетал на авары и лишь по счастливой случайности не свалился в далайн. Несколько раз он падал, а поднявшись, не знал, куда идти, и, не задумываясь, шёл прямо. Он не заметил, как в дымке далайна начала вырисовываться линия берега, и увидел оройхон, когда до него оставалось не больше двенадцати шагов. Не удивляясь и не испытывая вообще никаких чувств, Шооран выбрался на него и побрёл прочь, подальше от дымного кошмара мёртвой земли. Если бы оказалось, что он, потеряв направление, сбился с пути и вернулся обратно, то Шооран на животе пополз бы к Боройгалу, согласился бы принять смерть от руки изгоев или рождённого в сухости одонта, лишь бы не возвращаться в преисподнюю, из которой только что вышел. Однако, хотя он прошёл уже далеко, ему не попалось ни одного человека.
Шооран остановился. Где люди? Не Ёроол-Гуй же их съел? Если бы эти места недавно посетил Многорукий, он бы съел всё, а здесь… шуршат под ногами поваленные стебли хохиура, облепленные толстой нетронутой шубой харваха, оставляя извилистый след, ползёт выгнанная мягмаром из укрытия паршивая тайза. Сразу видно, что Ёроол-Гуя не было здесь много месяцев.
Шооран обломил толстую тростину хохиура, ковырнул ею неровную поверхность грязи. С первой же попытки он добыл несколько крупных чавг. Шооран разломил чешуйчатую скорлупу, вывалил на ладонь студенистый клубень. Осторожно сжал руку, и между пальцами потёк сок. Первым делом Шооран вымыл перепачканные в нойте руки, потом осторожно обмыл саднящее лицо, смочил терпким соком растрескавшиеся губы. Третью чавгу он проглотил целиком, потом четвёртую, пятую… Никогда ещё Шооран не ел так много. Живот его раздулся и громко булькал при каждом движении, запах чавги уже вызывал тошноту, а Шооран не мог остановиться, добывал всё новые клубни, лил сок на голову, мыл лицо, руки, даже запачканный и порванный жанч. Впервые он видел столько чавги: мелкой и огромной – с кулак величиной и теперь не знал, как себя вести. Набил чавгой сумку, снял даже жанч, и лишь внезапный приступ дурноты заставил его прекратить бессмысленное занятие.
Шооран сел на камень – сел, вымыв его сперва соком! – и задумался. Оройхон, на который он попал, ничуть не походил на оставленную позади землю изгоев. Казалось, здесь вообще никто не жил. Если бы Шооран не видел всё это своими глазами, он бы не поверил, что такое возможно. Скорее всего, он просто-напросто умер. Мама рассказывала, будто в одной из дальних земель люди не поклоняются Ёроол-Гую, а верят, что только Тэнгэр обладает настоящей властью. Эти люди убеждены, будто после смерти уйдут за пределы далайна, туда, где стоит алдан-тэсэг. Всякий умерший очутится у подножия алдан-тэсэга и сможет начать восхождение. Но если при жизни человек поступал плохо, то по дороге его схватит Ёроол-Гуй и навечно унесёт в беспросветный шавар, по сравнению с которым глубины далайна покажутся сухим оройхоном. Лишь немногие праведники достигают вершин и восседают на алдан-тэсэге рядом с самим Тэнгэром.
Хотя этого тоже не могло быть. Не больно похож на алдан-тэсэг мокрый оройхон, даже до середины которого достигает вонь, плывущая с мёртвых земель. Всё здесь как дома, только богаче, нетронутей: хохиур, чавга, харвах и… Шооран замер, увидев тукку. Зверёк возился в грязи, разрывая клубни чавги. Казалось, тукка была полностью поглощена своим промыслом, но едва Шооран, в котором мгновенно проснулся охотничий азарт, сделал крадущийся шаг в сторону тукки, как та сорвалась с места и кинулась к шавару.
«Уйдёт! – мелькнула мысль, но тут же Шооран успокоил себя: – Никуда она не денется. Мягмар».
Тукка бежала, шарахаясь из стороны в сторону, Шооран качнулся ей вслед и понял, что бежать не сможет. Не слушались ноги. И вообще какая сейчас может быть охота, куда бы он дел тукку, умудрись он даже добыть её? Шооран вернулся и сел на вымытый камень, который ещё не успело затянуть нойтом.
Как назло, тукка, отбежав немного, остановилась и словно ни в чём не бывало принялась копаться в грязи. Шооран смотрел на неё, и что-то медленно ломалось у него в груди. То, что было значимо ещё два дня назад, рассыпалось пылью, а нового взамен не появилось. И не было сил даже удивляться происходящему. Тукка копошилась неподалёку в большой луже, и казалось, так и должно быть, что так уже бывало прежде. И когда большая серая тень, перемахнув тэсэг, упала, разбрызгав грязь, и свистящий удар развалил надвое не успевшую выпустить иглы тукку, Шооран тоже не удивился и не испугался, а продолжал сидеть, так же спокойно глядя на нового зверя.
Зверь был велик – вдвое больше Шоорана. Разделённое на сегменты тело одето тускло блестящим хитином. По усаженным режущими пластинками усам – жёстким и длинным, в человеческий рост – Шооран признал его. Перед ним был парх, второй после гвааранза хозяин шавара.
Парх подполз было к убитой тукке, но остановился и начал сворачиваться в гигантский клубок, поджимая под себя сегменты хвоста и скручивая секущие усы.
«Готовится прыгнуть, – понял Шооран. – На меня».
По-прежнему не было страшно, но всё же Шооран вскочил и побежал, переступая мягкими, как сырой харвах, ногами. Побежал, потому что надо было бежать. Теперь он словно тукка петлял и шарахался от тэсэга к тэсэгу, но при этом удивительно спокойно повторял прежнюю мысль, примеривая её на этот раз к себе самому: «Никуда он не денется. Мягмар. Время удачной охоты».
Разогнувшись со звонким костяным щелчком, парх прыгнул. Шооран швырнул ему навстречу сумку с чавгой, и это сбило безукоризненно точный прицел: усы разрубили грязь в полушаге от ног Шоорана. Шооран метнулся в сторону, за небольшой тэсэг, присел, надеясь, что парх потеряет его из виду. И то ли это действительно произошло, то ли парху просто надоело прыгать, но он на минуту замер, потом развернулся и пополз к своей первой жертве. Распущенные усы безвольно волоклись по грязи, четыре пары острых роговых челюстей бесцельно пережёвывали что-то. И Шооран вдруг вспомнил, что из такой челюсти был сделан мамин скребок для кожи.
Пригибаясь и прячась за тэсэгами, Шооран поспешил в глубь оройхона. Зрелая чавга предательски хрустела под ногами. Шооран понимал, что и в центре, и на том краю тоже есть суурь-тэсэги, а значит – и шавар, из которого выползла вся нечисть, но оставаться здесь не мог. Знакомая опасность казалась страшнее.
Но всё-таки, что происходит? Дома выползший парх давно был бы замечен, вокруг толпились бы охотники с сетями и копьями, и хищник думал бы сейчас не о добыче, а о том, как сберечь собственные усы. Где все? Куда девались люди?
Шооран шёл всё быстрее. Если бы он мог, он бы снова побежал. Ещё утром он мечтал никого не видеть, а теперь стремился во что бы то ни стало найти людей. Он прошёл уже почти весь оройхон, но так никого и не встретил, а туман, всегда висящий над далайном и прибрежными оройхонами, и не думал сгущаться, напротив, он становился всё реже, и наконец Шооран увидел впереди пышную крону растущего туйвана. Сомнений быть не могло: там находился ещё один оройхон – сухой оройхон! – а это значит, что и за ним продолжалась земля.
Шатаясь, Шооран пересёк граничный поребрик, упал на чистую землю, пополз. Он действительно достиг рая! Третий раз за свою жизнь он ступил на сухой оройхон, и впервые его руки не были заломлены, он мог поднять голову и оглядеться.
