Благословение пана - Дансени Эдвард (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
– Я буду там, где всегда, – сказал Томми.
– Томми, Томми, ты не понимаешь, – с горячностью воскликнула Лайли. – Они сломают твою свирель.
Однако Томми в эту минуту был похож на бога из тех, что попроще; или на человека, наделенного сверхъестественной силой, но обыкновенного внешне, каким он и должен быть, ведь ему неведома его сила, какой бы сверхъестественной она ни была. Вот и Томми почти ничего не знал, наверное, он и не должен был знать ни о чем подобном. Разве что ему было известно достаточно, чтобы не бояться.
– Лайли, им не сломать свирель, – сказал он, сам не зная, откуда у него такая уверенность.
Однако никакое хвастовство не могло показаться слишком наглым для волшебной музыки, которая умела дать ответ на загадки ночи, утихомирить тайны темнеющих гор и увести душу человека с предназначенного ей пути. Лайли стало немного спокойнее от уверенности Томми, однако она все еще дрожала от страха. Ей казалось ужасным, что кто-то может сломать свирель или побить Томми, в котором для нее сосредоточились все непостижимые чудеса, звучавшие в мелодии; более того, это казалось ей святотатством. А если у них получится? Как ей вернуться к прежней безрадостной жизни? Всё, что она знала и о чем подозревала, было ей одинаково не нужно, если Томми лишится своего вдохновения и умолкнет его свирель.
– Вроде, они попытаются завтра утром, – проговорила Лайли, вглядываясь в лицо Томми на фоне светлой летней ночи.
В те мгновения, когда оратор поднимается, чтобы произнести речь, а охотник смотрит в прицел и встречает взгляд желтых глаз, все страхи и сомнения должны остаться позади, чтобы искусство мастера явило себя мощно и свободно. Оратор и охотник преображаются под влиянием минуты, вот и одутловатое лицо Томми стало как будто другим. Он словно что-то понял о своей безмерной власти и поверил в нее, как поверим и мы, если нечто похожее завладеет нами. Вера в свои силы и свою непобедимость преобразила лицо Томми, на нем появилась рассеянная улыбка, из-за которой черты лица стали как будто строже и бессмысленный взгляд обрел грозное выражение. Именно таким его в последнее время видела Лайли; таким он был, когда дул в свою необыкновенную свирель, таким, стоя на склоне Волда, он смотрел в темноте на что-то такое, что было недоступно ее взору, словно Томас Даффин единственно с Судьбой делил неведомую никому другому тайну.
До удивления непохожим был юноша, которого она видела на склоне горы, на того Томми Даффина, который жил в деревне; и как раз во время их свидания эта непохожесть явила себя воочию, так что в возбужденном и печальном лице, которое было совсем близко к ее лицу, едва ли кто-нибудь узнал, даже при лучшем освещении, скучное красное лицо сына мистера и миссис Даффин.
Понемногу слепая вера Томми в его необыкновенную власть передалась и Лайли, и оба положились на силы, о которых не имели ни малейшего представления, так же как не имели представления о том, откуда эти силы явились, чтобы завладеть одним из них.
Глава тринадцатая
ПРАЯЗЫК
Какие бы сомнения ни мучили Анрела, он твердо решил действовать. Отношение епископа к своему письму викарий расценивал примерно так же, как охотник расценил бы появление каменной скалы, вставшей на его пути в тропических джунглях: он и хотел бы залезть на нее, да не может, так что пытается обойти ее слева и возвращается, потом идет направо, но сколько бы он ни раздумывал над очередным тупиком, ему ни на мгновение не приходит в голову сдаться, и он продолжает искать, пока наконец старое русло реки или разлом, оставшийся после землетрясения, не открывают ему дорогу, и он достигает то, к чему его толкало воображение, воспламенявшее кровь. В точности так же, как ноги охотника ищут все новые тропы, мысли Анрела перелетали от факта к факту и безустанно стремились к чистому свету здравого смысла, который, как полагал Анрел, скрывала завеса тайны. Викарию было очевидно, что муж и жена Даффины даже не подозревали об угрозе, нависшей над ними и над их сыном, но все же он рассчитывал отыскать нечто важное в их воспоминаниях среди накопившегося за многие годы хлама. Итак, наутро после неожиданного возвращения из Сничестера викарий в третий раз покинул свой дом ради встречи с Даффинами. Не имея предлога для столь скорого визита, он решил прогуляться по тропинке на краю лучшего луга Даффина, собираясь идти очень медленно, чтобы не разминуться с фермером, который накануне сенокоса не мог не наведаться на луг. Так и случилось; вскоре он заметил фермера, который с тревогой оглядывал свои владения.
– Отличная трава, – окликнул его викарий.
– Да, сэр, – сказал Даффин, направляясь к тропинке. – На этой неделе будет гроза, и вся трава поляжет.
– Но ведь стоит чудесная погода, – возразил викарий. – Чудесная.
– Такая жара без грозы не обходится, сэр.
Даффин не был ворчуном, но трава в самом деле выросла отличная, такой еще не было на его веку, и предстоящее благополучие наводило его на тревожные раздумья. Конечно, Анрелу ничего не стоило развеять дурное настроение фермера, ведь ему частенько приходилось это делать во все годы своей жизни в Волдинге, однако и его оптимизм с недавних пор подвергался тяжелым испытаниям, так что, подчинившись порыву, он сделал то, чего никогда не делал, то есть сразу заговорил об интересующем его деле.
– Даффин, я насчет вашего сына.
– Да, сэр, в последнее время с ним много забот.
– Это не совсем его вина, – сказал викарий. – Нам ведь неведомо, что повлияло на него. Не стоит слишком на него наседать, а?
– Мне ни о чем таком не известно, сэр.
– А в прошлом? – спросил викарий. – Знаете, все начинается в прошлом. Иной раз мы даже не представляем, как все начинается. А прошлое бывает очень сильным. Человек страдает, не зная, что его страдания были ему предопределены. Разве все учтешь?
– Ничего такого не знаю, – только и ответил Даффин.
– Вы, наверняка, помните, приходил ли преподобный Артур Дэвидсон в ваш дом.
– Он-то, сэр? Нет, никогда.
– Вы часто с ним виделись?
– Только в церкви, сэр, – сказал озадаченный Даффин.
– Только в церкви, – повторил викарий. – Вы уверены?
– А как же иначе, сэр? А с Томми-то что он сделал?
– Вы абсолютно уверены – вам ведь известно, что о нем говорят, – вы абсолютно уверены, что он никогда ни при каких обстоятельствах не накладывал проклятие на вас или на ваш дом? Ничего не можете припомнить?
– Проклятие, сэр? – переспросил Даффин. – Проклятие? А зачем бы ему проклинать меня?
– Вам же известно, какие о нем ходят слухи, – ответил викарий. – Вы знали его. Вот и думайте.
– А что о нем говорят? – спросил Даффин.
– Что он не мог не делать кое-какие вещи.
– Ну да, сэр, как же. Я тоже слыхал. Но он же никогда такого не делал, правда, сэр?
– Похоже, он не был тем, за кого себя выдавал, – сказал викарий.
– Но как же он мог, сэр? Не мог же он проклясть Томми, а, сэр?
– Как знать.
– Вот оно что. А мы ведь даже слыхом о таком не слыхивали.
– Значит, вы уверены в том, что у него не было случая проклясть кого-то из вашей семьи?
– Разве что вместе с дюжиной других людей, ведь мы только и видели его, что в церкви. Я слышал, как он несколько раз делал оглашение перед венчанием. А вскоре совсем уехал.
– Значит, он венчал вас? – спросил викарий.
– Конечно же, он венчал, сэр. Никогда не забуду, как это было.
– Красивая служба, – вздохнул викарий.
– Да нет, сэр, я не о службе. Я о том, как он в конце говорил с нами на праязыке.
– На праязыке? – не понял викарий.
– Так тогда говорили, сэр. В конце службы он вдруг возвысил голос и произнес красивые слова. Вы бы слышали их, сэр!
– Какие слова?
– Вот уж не знаю, сэр. Они были не на нашем языке. Но вы, верно, слышали их, сэр, наверняка, слышали. У него звенел голос, когда он обращался к моей жене и ко мне, и те слова он произносил так, словно они были на его родном языке, словно они нравились ему самому. Нас задело за живое тогда, правда. Задело.
