Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом (СИ) - Рейман Андрей (онлайн книга без .TXT) 📗
Чем глубже путники углублялись в лес, тем душнее становилось. Воздух в лесу застыл, загустел и отяжелел. Йорвину это как-то не особо мешало, но вот Сиртаме, как ни странно, пришлось тяжелее. Он стал часто вздыхать, на лбу заблестели капли пота. Он даже cомкнул свой тойшен, и опирался на него как на трость. Казалось годы, от которых он убегал всю жизнь, в конце концов нагнали его, бросились ему на шею и придавили своим весом. Лес был нем. Или только прикидывался немым, глуша свои, и усиливая звуки, издаваемые незваными гостями. Каждый шорох и каждый вздох казались оглушительными. Мнилось, будто лес пристально наблюдает на ними, приглядывается и прислушивается. Все вокруг было вроде бы узнаваемым; деревья, растения, насекомые, но каким-то другим. Темнее, злее, более гнетущим, более отталкивающим. Лес был однообразен и темен, темен и однообразен. Тропа, ведущая через лес, вилась и вилась нескончаемо. Йорвин потерял счет времени. По его разумению они шли уже целый день, и ждал сгущения сумерек. Но на самом деле едва перевалило за полдень. Желудок Йорвина вновь затребовал насыщения, и Йорвин обратился к монаху;
- Сиртама давай сделаем привал. Мы уже почти сутки ничего не...
- Тс-с-с, я что-то слышу, - прервал его Сиртама. На лице монаха было написано напряжение и беспокойство. Что-то было не так. Внезапно Сиртама скомандовал:
- На дерево, живо! - Йорвин, привыкший слушать команды специалиста по выживанию беспрекословно, обшарил глазами близлежащую территорию. Его взор остановился на маленькой, по сравнению со своими сестрами, сосенке. Тем не менее, Йорвину потребовалось подпрыгнуть, чтобы дотянуться до нижних ветвей. Он обхватил ногами ствол, отпустил одну руку и ухватился за другую ветку, повыше. Сиртама же выбрал старую, уже начавшую усыхать, осину. Он карабкался по ней как кот, уверенными движениями перебираясь с ветки на ветку. Когда оба путешественника закрепились на своих позициях, Йорвин наконец заслышал топот, который так напугал Сиртаму. Из кустов огромного папоротника на тропу выскочило существо, сильно недовольное тем, что его пытаются обвести вокруг пальца потенциальные жертвы. Зверь рычал, пуская слюни, и глядя на разместившихся на деревьях людей злыми и голодными глазами.
Йорвин сразу узнал зверя, чьей шкурой был устлан пол у него дома. Вульферга, жемчужину фауны Оторофельда можно было бы принять за обычного черного медведя с головой, гривой и лапами волка, а также метловидным волчьим хвостом. Этот медведь был проворнее, свирепее своего косолапого брата, и что самое важное - отличался умом и сообразительностью, превосходящей способности некоторых людей. А потому был почти идеальным охотником. Единственным его недостатком было грузное тело, издававшее в лесной тиши слишком много шума.
Зверь снова зарычал, нахохлился, и повертев хвостом прыгнул, ухватился зубами за одну из нижних ветвей сосны. Та не выдержала его его веса и они оба с хрустом и грохотом рухнули на землю. Побродив с минуту меж стволов, зверь собрался с силами и с разбегу врезался в сосенку Йорвина задней частью шеи, наклонив голову. Удар был настолько сильным, что все дерево содрогнулось, а с веток посыпалась хвоя. Зверь повторил прием, затем еще раз. Видимо, вульферг таким образом пытался стряхнуть Йорвина с дерева. Но Йорвин не стал дожидаться, пока зверь стряхнет его себе в пасть, достал кинжал, и после очередного удара сам прыгнул на шею полумедведю. По его расчету после того, как хищник протаранит ствол, он некоторое время находится в состоянии легкого оглушения. И в этот момент он уязвим для внезапной атаки сверху. Расчет оказался верным. Вульферг не ожидал такого от своего обеда, и кинжал Йорвина, с хрустом проткнув шкуру, застрял между шейными позвонками зверя. Йорвин потратил несколько секунд и приложил немалое физическое усилие, чтобы вытащить кинжал и ударить вульферга еще и еще раз. Даже смертельно раненый хищник способен нанести врагу смертельный удар прежде, чем испустить дух, но придавленный весом Йорвина зверь бы настолько ошеломлен нападением, что умер прежде, чем сработал его животный рефлекс.
Маленький костерок горел слабо, и то и дело затухал. Казалось, древесина Оторофельда не желала гореть, да и сам огонь был очень тусклым и нежарким. Тем не менее, Йорвин и Сиртама сумели-таки не только поддержать огонь, но даже поджарить на нем мясо убитого зверя. Мясо вульферга плохо жевалось, было не особо приятным на вкус, а жир хищника вообще источал такую мерзкую вонь, что будь Йорвин дома, у него на двое суток отпало бы желание есть что-либо. Но сейчас юноша был голоден до крайности, и мелкие недостатки пищи его мало волновали. Известно доподлинно, что голодному человеку (действительно очень голодному) сгодятся в пищу хоть гвозди, были бы зубы их разжевать.
Когда запас хвороста начал иссякать, Сиртама поднялся:
- Пойду еще веток насобираю, мой кусок не прожарился, а хворост кончается, - сказал он.
- А я пойду грибов да ягод поищу. Закусить. А то какое-то мясо жестковатое.
- Останься. Поддерживай огонь. Сходишь, когда я вернусь, - Йорвин пожал плечами и стал шебуршить угли дальше.
Сиртама отошел за хворостом достаточно недалеко от костра, и все время следил за ним, дабы не потерять из виду. В семи шагах от него кипел жизнью огромный муравейник размером с небольшую крестьянскую хижину, который населяли огромные, почти с ладонь, муравьи. Пока Сиртама собирал хворост, он перестал обращать внимания на муравьев, а вот они на Сиртаму - не перестали. Муравьи Оторофельда не только крупнее своих меньших братьев, но и стократ агрессивнее. Они фанатично защищают свою территорию и свою матку от любых потенциальных угроз, будь то заяц, лисица или вульферг. Сиртама, пока собирал хворост, не заметил, как вторгся на их территорию. Несколько муравьев вскарабкались по его штанине, залезли под рубаху и... От неожиданности и боли Сиртама даже вскрикнул, но потом понял в чем дело, рассорил хворост и стал бежать прочь от муравейника, попутно отрывая муравьев, впившихся ему в кожу. Укусы обычных муравьев очень неприятны, но у этих ребят жвала еще острее, а яд сильнее. Сиртама бежал и не смотрел под ноги, когда к нему, забыв о запрете, подбежал, обеспокоенный Йорвин. Сиртама споткнулся о корень и чуть не упал, задев сапогом круглую шипастую шляпку белого, с черными пятнами, гриба. Внезапно этот маленький грибок выпустил огромный клуб белого дыма, в котором утонул и Сиртама, и подбежавший к нему Йорвин. Когда дым рассеялся, они оба лежали без сознания.
Йорвин очнулся, лежа лицом на холодной земле, во рту был неприятный кисло-землянистый привкус. Его руки были связаны за спиной. Узел был добротный, и веревка была не менее надежная. Даже крепкие руки кузнеца не смогли из нее освободиться. Единственное, что у него получилось - это перекинуть руки вперед, подобрав ноги. Попытки распутать Сиртаму тоже не увенчались успехом, слишком уж мудреный узел придумали их заточители. Они с Сиртамой находились в яме глубиной около двенадцати футов. Яму накрывала бревенчатая крышка, но не до конца, обеспечивая пленникам минимум света и максимум воздуха. Через зазор яму освещал красный свет факелов. Скорее всего, уже наступила ночь. Йорвин встал, размял затекшие ноги и шею. Сиртама тоже подал признаки жизни. Читая немой вопрос на лице Йорвина, он глубоко вздохнул и заговорил:
- Скверны наши дела. Угораздило попасть в плен к морферимам... По моей вине. Боюсь Йорвин, твое обучение закончится, даже не начавшись.
- Кто это тут помирать собрался, ты что ли? Рано тебе, да и мне пока не время.
- Восхищаюсь твоим оптимизмом, но боюсь, в нем нет смысла. Нам не сбежать. Даже если мы выберемся из этой ямы, нас моментально расстреляют лучники, которых вокруг больше ста пятидесяти на квадратную милю. Тем более, нас поместили наверняка где-то неподалеку от центра их полиса. Чтобы поутру их вожак лично отвел нас к плахе.
- Не имеет значения, я не собираюсь подыхать здесь! - зарычал Йорвин. - Мы должны бежать.
- Оченно не советую, - что-то пропищало сверху. Оба резко подняли глаза. Через зазор на них бирюзовыми глазами смотрел силуэт маленького существа с лисьими ушками и пушистым хвостиком. Маленький морферим разглядывал людей с выражением крайнего и до зуда в пятках искреннего любопытства. И говорило это существо на отчетливом всеобщем, хоть и с тяжелым акцентом. - Вы человеки, так?