Ведьма - Хаецкая Елена Владимировна (библиотека книг TXT) 📗
— Поблизости бродит банда мародеров, господин Агеларре, — сказала Рехильда. — Будьте осторожны, прошу вас.
— Спасибо, мышка.
Она удивленно вскинула на него глаза — что за странное обращение. Но большой рот улыбнулся ей, и глаза улыбнулись, и она покрепче уцепилась за его острый локоть.
— Божье попустительство заходит слишком далеко, — проговорил Агеларре и скривил губы, — если он позволяет всякому зверью убивать ни в чем не повинных людей, сжигать их дома и посевы.
— Вряд ли те солдаты, которые сделали это, счастливы, — робко возразила Рехильда. — Их грех — самое тяжкое из наказаний. Так говорит наш священник, отец Якоб, и мой муж тоже так считает.
— Да, но они живы, эти солдаты, а их жертвы — мертвы. Разве жить — не высшее благо, доступное человеку?
— Разбойники попадут в ад, — убежденно сказала Рехильда.
— В ад, — задумчиво повторил Агеларре. — Но когда? Не лучше ли позаботиться о живых, чем оплакивать мертвых? Девочка, я вижу в тебе доброе сердце. Скажи, что бы ты отдала за дар помогать людям?
— О, — не задумываясь, ответила Рехильда, — все, что угодно.
И ее глаза наполнились слезами.
Господин Агеларре провел рукой по ее волосам, ловко и незаметно распустил ее прическу, и волна светлых, рыжеватых волос упала на плечи женщины, закутала ее почти до пояса.
— Какие прекрасные косы, — сказал Агеларре.
— Вы хотите взять их? — спросила Рехильда.
— Нет. — Он помолчал немного. — Ты никому не расскажешь о нашей встрече, девочка-Колючка?
— Нет, господин. Конечно же, нет.
Рехильде и в голову не приходило, что возможно иное.
— Так ты думаешь сейчас, пока ночь и мы с тобой в лесу. А когда настанет утро?
Рехильда остановилась на лесной тропинке, удивленно посмотрела на него.
— А когда ты пойдешь в церковь? — сказал Агеларре.
— Я никому не скажу, — повторила Рехильда.
Он поцеловал ее в лоб холодными губами.
— Умница. — Он улыбнулся. — На Оттербахском руднике живет один безобразный старик, Тенебриус. Тебе он знаком?
— Да, господин. Кто же в Раменсбурге не знает Тенебриуса?
— Он непригляден внешностью, но хранит в уме несметные богатства знания. Сходи к нему, мышка. Ему можешь назвать мое имя. Только ему, поняла?
Он взял ее за подбородок, обратил к себе прекрасное лицо. Женщина смотрела на него не мигая, преданно, с любовью. Потом отпустил, и она прижалась к его плечу.
— Слушай, — сказал Агеларре. — Слушай темноту.
Рехильда снова раскрылась ночному лесу, окружавшему ее, и неожиданно услышала: где-то плакал тоненький голосок.
— Кто там? — спросила она.
Агеларре взял ее за плечо и слегка оттолкнул от себя.
— Иди, Рехильда Миллер. Под кучей палой листвы найдешь огонек жизни, готовый угаснуть.
Рехильда доверчиво посмотрела в ночную темноту. И пошла на звук. Она даже не заметила, как Агеларре исчез.
Неожиданно она споткнулась о что-то теплое и мягкое. Плач сменился придушенным визгом. Какое-то существо начало барахтаться под руками Рехильды, отбиваться, лягаться. Острые зубы попытались ее укусить.
Рехильда вскрикнула.
Существо вырвалось и бросилось бежать. И вдруг остановилось, медленно повернулось, наклонило голову.
— Не бойся меня, — сказала Рехильда Миллер.
— Где солдаты? — спросило существо.
Это был ребенок. Девочка лет десяти.
— Не знаю. Они ушли.
— Деревня сгорела?
— Да. Дотла.
— А люди?..
— В деревне никого нет, — сказала Рехильда. — Может быть, остались еще живые, которым удалось бежать, как тебе.
— Но мне вовсе не удалось бежать, — сказала девочка. — Это двое солдат утащили меня в лес, чтобы им не помешали… А потом бросили здесь.
Рехильда осторожно подошла поближе.
— Как тебя зовут, дитя мое?
— Вейде, — сказала девочка. И осмелев спросила: — А вас, госпожа?
— Рехильда Миллер.
Она протянула Вейде руку и крепко сжала детские пальцы. И они пошли по тропинке из леса, к тлеющим развалинам деревни. Когда женщина и девочка выходили из леса, одежда у обеих была в крови.
Разоренное человеческое жилье еще сохраняло тепло людского присутствия. Как не остывшее еще одеяло, где только что спали.
— Значит, он назвался «Агеларре»? — переспросил Иеронимус, улыбаясь уголками губ. — Как он выглядел?
— Рослый. Бледный. Худой. У него большой рот. И глаза как будто глядят в самую душу.
— Он красив?
Женщина смутилась. Она никогда не задумывалась над тем, красив ли господин Агеларре.
— Не знаю… С ним спокойно. Он добрый.
— «Добрый бог для людей», не так ли?
— Если угодно. — Рехильда побледнела, сообразив, что только что призналась в святотатстве. — Вы не записали этого, господин? Я совсем не то хотела сказать.
— Я допрашиваю тебя без нотариуса, — напомнил ей Иеронимус фон Шпейер. — Нас только двое, ты и я. Для того, чтобы твои слова осудили тебя, необходимо по крайней мере наличие двух свидетелей.
Он видел, что эти простые слова успокоили женщину.
Она заговорила снова, более ровным голосом:
— Я хотела сказать, что он… он как отец.
— Он твой любовник?
И снова Рехильда смутилась.
— Я отвечу вам правду, господин.
Иеронимус фон Шпейер повернулся к ней. Она уже привыкла к этому выражению его лица — замкнутому, высокомерному. Оно становилось таким всякий раз, когда Иеронимус фон Шпейер слушал особенно внимательно.
— Вы поверите мне?
— Да, — сказал Мракобес.
— Я не знаю.
В следующий раз Агеларре пришел к Рехильде Миллер ночью. Она спала в доме Николауса Миллера и вдруг открыла глаза. И когда она раскрыла глаза, то увидела его рядом с собой и ничуть не удивилась. Он сидел на краю постели и смотрел на нее. В темноте от его бледного лица исходил слабый свет.
— Идем, — сказал ей Агеларре.
— Куда? — спросила женщина.
— Там чистые луга, там светлые поля, там высокие стога, там черная земля, — сказал Агеларре, — там ходят солнце и луна, там не будешь ты одна…
Потом он встал и вышел. Она пошла за ним, шаг в шаг — прочь из комнаты, прочь из дома, прочь из города — не зная даже, спит или бодрствует. Лишь когда резкий запах теплой крови, исходящий от людей, остался позади, они остановились — посреди поля, где выращивают лен, посреди тончайшей паутины, усыпанной крохотными, нежнейшими голубыми звездочками. И лен, это чудо небесной кружевницы, не пригнулся под их ногами.
