Злыднев Мир. Дилогия (СИ) - Чекрыгин Егор (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
Хотя с другой стороны, по виду они такие же люди как и мы, да и устроены вроде бы так же. По крайней мере умирают от таких же ран что и мы. Но почему подобная мысль пришла мне в голову только сейчас? Почему еще несколько минут назад, при виде врагов я испытывал такое сильное чувство инородности, отвращения и ненависти к этим сущест…, людям, что даже мысль о том, что они могут быть подобными мне, – вызывала у меня отвращение? И почему пришла сейчас? А может попробовать, так, ради хохмы, ну не знаю…, – поздороваться? Я открыл было рот, но никаких звуков выдавить из себя не сумел. Похоже само мое тело отказывалось заниматься таким диким и бессмысленным делом, как разговор с Врагом.
– Слышь…, Солдат!! И че нам теперь делать‑то? Ну в смысле, драться будем, или как?
Сказавший это голос принадлежал тому самому Врагу(?), мужику, или, (Злыдень его знает как называть). Говорил он вполне по‑человечески. Только смотрел при этом куда‑то мимо меня. (А впрочем, у врагов наверно так принято). Ну да мне же и лучше, не больно то охота на него глядеть.
– Может и драться, а может и как! – ответил я ему, сам поражаясь тому что делаю. – Погодить надо, посмотреть что да как, а потом и решим. – Говорить вот так вот, на полном серьезе, было странно и как‑то нелепо. Словно с лошадью или собакой говоришь. И не просто говоришь, но и ждешь, что она тебе ответит. Я даже засмущался немного, оглянулся по сторонам, поглядеть есть ли свидетели моего сумасшествия? Свидетели были. Свидетелей было полно. Вся лощина была свидетелем нашего разговора.
Но что удивительно, – никто не смеялся, никто не крутил пальцем у виска и ни бежал вязать буйнопомешанных. Скорее наоборот, – все смотрели на нас с чувством безграничного удивления и восторга. Словно мы клад нашли.
Так и сидели мы какое‑то время, недоуменно пялясь друг на дружку. Наконец молчание начало нас угнетать, и поскольку желание подраться так и не вернулось, мы продолжили разговор.
– Слышь – снова обратился ко мне мужик. – А может, того, – поглядим, – может помощь кому тут нужна. Ну, в смысле раненные.., и все такое.
– Может кому помощь, или у кого в карманах чего лишнего завалялось, – поможем облегчить? – от сильного волнения, на меня навалилась волна цинизма.
– А что, – ответил мужик, глядя на меня глазами обманутого ребенка. – Мы всегда после боя карманы проверяем, – не пропадать же добру!
Мне даже стало немного стыдно, и я сказал, – Да мы тоже всегда карманы шерстим, если возможность есть. Только чур, – проверять и шерстить только своих, чужих не трогать.
– Заметано, – ответил мне изрядно повеселевший мужик, – Смотреть своих, чужих не трогать.
Мы разбрелись по лощине, переворачивая и осматривая лежащие на обгорелой земле тела. Я тоже начал бродить, уделяя однако больше внимания не мертвым, а живым бойцам своего отряда. …Когда у них появилось дело, они сразу повеселели. Но растерянность и непонимание, продолжали светиться в их глазах. К Врагам(?), они относились без особой злобы, но все‑таки предпочитали обходить их стороной, и держались настороженно.
Прислушался к настроению, – общему и отдельных бойцов. (Есть у меня способность, – чувствовать, что твориться на душе у других людей. Иногда, даже мысли начальства умудряюсь читать. Если бы еще умел держать свои мысли за зубами, – мог бы сделать на этом карьеру).
Настроение у всех в целом…, странное какое‑то Не то не се. Точнее сказать, – настроение у всех какое‑то никакое. Словно у деревенского олуха, попавшего на пир в господский замок. Бродит такой олух по замку, и не знает что делать, да как с кем разговаривать, и к какой стене прислониться можно.
Вот так и мы все сейчас, бродим по лощинке, вроде и делом заняты, а сами…. Но хотя бы желания в драку лезть нету. Ну разве что пара‑другая вояк, в основном из молодых, пребывала в ненужной задумчивости. Да у Куренка глаза блестели нехорошим блеском.
– Эй, Рыжий, Куренок а ты, как тебя – Длинный, – ну‑ка, залезьте наверх и посматривайте что там и как. Большая Шишка, ты тоже с ними, – проконтролируй!
Спустя пару мгновений и мой давешний собеседник отправил кого‑то на противоположный склон. (Похоже он у них тоже навроде командира). Надеюсь тоже не просто первых попавшихся на глаза. Командир должен «чувствовать» своих бойцов, а иначе какой же он командир.
Время от времени, как я заметил, тот или иной боец касался своего Знака, словно бы проверяя его. Коснулся и я. Тот был удивительно холодным, словно мертвым. И это даже несмотря на то, что будучи за пазухой, должен был нагреться от моего тела.
Мысль что мой Знак мертв, – просто ужаснула. Потому что Знак, – не просто отличительная деталь мундира, или передатчик приказов. В первую очередь, – Знак это защита от Зла. Никогда, с тех пор как мне его надели, я не снимал его с шеи. И никто, ни один, самый распоследний дурак, – не делал этого.
У лагерных костров ходили рассказы о безумцах, по глупости или неосторожности снявших Знак. Про то, как в оставшегося без защиты человека немедленно вселялось Зло. Как он начинал бросаться на своих же товарищей и командиров. И бросался, не слушая убеждений и увещеваний до тех пор, пока его не добивали из жалости. Или, что еще хуже, попав под влияние Зла, человек терял рассудок и сидел потерянный и несчастный, задавая окружающим бессмысленные вопросы. К таким приходилось звать полковых магов, они забирали несчастного на «перевоспитание». Но больше этого «перевоспитанного» никто не видел.
А может мы тоже оказались, как эти… Может нас охватило Зло и мы его пленники?
Тут мой взгляд упал на лежащие посреди груды наших трупов тело. Судя по доспехам это был Враг. Враги его не видели, а наши ребята, строго соблюдая договор, обходили стороной. Почему‑то оно привлекло мое внимание. Видно потому, что было еще живым. Есть у меня, и такая особенность, – с первого взгляда отличать живого человека, от мертвого. (Чувствую я их по‑другому, как иначе сказать, – не знаю). И этот, почти бездыханный полутруп, все‑таки был наполовину жив.
– Эй, слышь, – окликнул я, стоявшего в десятке шагов Мужика, – Тут ваш лежит. Кажись еще живой.
Он постоял мгновение, словно бы вслушиваясь в мои слова, поглядел на нас.., на своих.., о чем то подумал. .. И пошел на меня, словно клином раздвинув, шарахнувшихся в стороны, «моих» бойцов. Опустился на колени возле раненного, и ловко содрав с него остатки доспехов, стал перевязывать рану.
Длинный, узкий разрез от левого плеча, через всю грудь до правого бедра, «украшал» хилое мальчишеское тело. Видно было, что самый кончик меча, раскроив не слишком надежный панцирь, успел чиркнуть по телу, почти не причинив боли. И горе‑вояка сам не заметил, как истек кровью.
Мужик приподняв тело одной рукой, второй попытался перевязать рану. Но скользкое от крови тело, выскальзывало из его рук, а конец грубой оторванной от чьего‑то плаща тряпки никак не желал оставаться на одном месте. Посмотрев на эти мучения несколько минут, я неожиданно для самого себя подсел и придержав одной рукой плечо парнишки, второй прижал тряпку. Играя в «четыре руки», мы мгновенно забинтовали рану.
– Спасибо, – по‑прежнему не глядя на меня, сказал мужик.
– Незашто, – ответил ему я, внимательно изучая прохождение облаков над краем лощины, – Парнишка‑то твой похоже, Злыдень ведает, все равно не жилец.
– А меня это, – Кудрявым зовут, – сказал внезапно мужик, и покраснел, будто девка на смотринах.
– Полтинник, – тоже чувствуя какую‑то неловкость, сказал я.
– Ты у них командиром?
‑Ага. А ты, – типа тоже?
– Да.
Посидели, помолчали. Говорить с Врагом стало попроще, но все еще дико. И чувствовал я себя при этом, страшно глупо.
– Да, не жилец, – вдруг повторил мои слова Кудрявый, – он явно не придумал новых тем для общения и решил пока вернуться к старым. – Но все равно, – спасибо.
– Звали то хоть как, – спросил я, тоже торя уже привычную дорогу выяснения прозвищ.
– Даже и не знаю. Перед самым боем прислали усиление. Усилили, …ити их мать, – говно соплею. Пацан пацаном, и таких пол отряда.
