Кварталы Нелюдей - Ивен Кейт (электронная книга TXT) 📗
Моя кисть ещё не высохла от воды, но Наблюдатель легонько сжал её пальчики и невозмутимо поднёс к губам. Задубевшей от холода кожей я ощутила довольно сильное жжение вместо покалывания и удивлённо уставилась на белокурого мужчину. Что это означает? Я сегодня уже здоровалась с несколькими… не совсем людьми, скажем так, но это… это совсем не то!
Высказывать своё волнение вслух я не решилась. Этот тип и так знает, что я нелюдь. Хватит с него.
— Знаешь, — медленно прознесла я, рассматривая пальцы, которые он поцеловал, словно надеялась найти там ожог, — давай ты меня вместо мисс будешь называть просто Лэй. И не на Вы, а на ты, идёт? — я подняла взгляд и встретилась с васильковыми глазами Виктора. — Тебя ведь так и подмывает обращаться со мной как, по меньшей мере, с равной. Облегчим тебе задачу.
— Как хочешь, — флегматично пожал плечами Наблюдатель, но я не поверила, что ему всё равно. Человеку, который старше меня в два раза, всё равно быть не может.
Мы умолкли, а молчать сейчас было абсолютно нельзя. Ну, знаю я, что вот именно такие моменты хорошо подходят для завязывания вполне дружеских отношений. А дружеские отношения с этим вот белоголовым субъектом моему здоровью никак не повредят. Скорее, наоборот.
— Расскажи, — я хлопнулась рядом на лавку рядом с мужчиной, — что там в Академии Наблюдателей Мрака?
— Фикусы у входа, — усмехнулся Виктор, — и домашний гуль по кличке Пуся.
У меня лицо перекосилось от злости и изумления: кажется, он опять начал издеваться. Я к нему со всей душой, а он…
Увидев это, Наблюдатель рассмеялся и произнёс:
— Я серьёзно. Смотри, — он не без труда задрал рукав плаща и показал мне странный шрам в виде неровного квадрата. Было видно, что эта геометрическая фигура сделана не хирургическим инструментом, а длина её сторон сравнима с расстоянием между клыками у среднестатистического гуля.
— Такую вещь сдел каждому из моей группы Пуся. И всего лишь за пару лещей, — произнёс Виктор, опуская рукав. Я фыркнула:
— Не лучше ли было взять стерильный скальпель и позвать Малевича?
Гули не разносят трупный яд, но всё же.
— Если бы ты училась в Академии, ты бы поняла, — возразил мужчина.
— Говорят, что первый год в Академии, — начала я, внимательно всматриваясь в его лицо, — это год в изоляции?
Виктор кивнул:
— Да, полная изоляция от окружающего мира. Твою группу помещают в специальный корпус, запрещая выходить за его пределы и пределы отведённого вам двора. Впрочем, оттуда и невозможно выбраться, пока Вам не разрешат. Но это ещё не всё. Вы учитесь, едите, тренируетесь без каких-либо контактов между собой. Вы живёте по одному, и вам запрещено приходить друг другу в комны. И поверь, первый курс — это действительно курс в изоляции. Больше я тебе сказать не могу: это, как ты сказала, военная тайна.
— Но зачем это всё?
— «Это всё», как ты выразилась, мы зовём Пыткой Одиночества. Она — часть обучения, проверка силы воли и нервов, так сказать. Для того, чтобы учиться на Наблюдателя, нужно уметь держать себя в руках и подолгу обходиться без контактов… Есть ещё масса нюансов, которые тебе знать нельзя, — добавил он, глядя, как я уже открыла рот для очередного вопроса.
— И всё равно, — не унималась я, — год — это…
— Мало? А ты попробуй! — мягко оборвал меня Виктор. — Ты и десяти минут не усидела в своей комнате, вылезла из окна поискать проблем на свою голову. Попробуй провести год в молчании и строжайшей дисциплине.
Я помолчала, а потом с неприятным чувством на душе ответила:
— Уже не смогу.
— Ты хотела быть Наблюдателем? — покосился на меня Виктор.
Я кивнула, подтягивая колени к груди:
— И сейчас хочу.
— Странное у тебя желание, как для девчонки, — усмехнулся мужчина и откинул голову на спинуку лавки, полностью расслабившись.
— Вампиры убили моих родителей. Чего тут странного? — пожала я плечами. — Теперь даже могил не могу найти.
— А может…
— Нет, они не стали. Это я тоже проверяла.
— Как?
— У меня есть знакомые.
— Например? — повернул ко мне голову Наблюдатель.
Я внимательно посмотрела в его глаза, но ничего не увидела из-за густой тени ясеня и, видимо, сузившихся зрачков. Пришлось изрядно напрячься, чтоб опять расширить их, но когда мне это удалось, я разочарованно поняла, что глаза и лицо Виктора пусты и бездушны, как у куклы…
Даже нет, хуже.
У моей Скарлетт на лице и то больше чувств, хоть её сделали вампиры. А у Наблюдателя каждая чёрточка наполнена ничем. Словно её высек из мрамора скульптор-неумеха, так и не научившийся выражать чувства и эмоции своих творений.
— Ты малость перестаралась, — неожиданно произнёс белоголовый мужчина, так и не поднимая головы со спинки лавочки. — У тебя зрачки стали на весь белок.
Я не ответила, только отвернулась и крепко зажмурилась, пытаясь привести себя в порядок. Знать бы ещё, как, ведь раньше я делала это неосознанно, при смене освещения…
— Сосредоточься на глазах, — тихо посоветовал Виктор, — представь, будто они меняются, представь, как сужаются зрачки.
Я попыталась последовать его словам — в глазах неприятно кольнуло и выступили слёзы. Первым моим побуждением было как следует потереть веки, что я и сделала: ощущение было такое, будто я час просидела, уткнувшись носом в экран работающего телевизора, да при этом ещё и не моргала.
Но зато когда я посмотрела на Виктора, его лицо, как и полагалось, было скрыто тенью ясеня.
— У тебя такие красные глаза, будто ты полчаса блуждала в дымовой завесе, — хмыкнул тот.
— А что потом, после Пытки Одиночества? — спросила я, проглотив его насмешку. Он прошла через горло с большой неохотой, как непережёванная рыбья кость.
— Потом вас переселяют в другой корпус и выпускают к остальным. Это чем-то похоже на школьную жизнь: общая столовая, общий школьный двор, тренировочные площадки, в коридорах полно народу из разных потоков… Тебе лучше помнить, как это.
— Я училась не совсем в простой школе.
— Ах да, извини. Забыл.
— Давно выпустился?
— Двадцать лет назад.
— То есть? Во сколько же ты поступил? — я удивлённо посмотрела в глаза Наблюдателя. — Тебе сейчас около трицати ше…
— Мне сорок семь лет, — спокойно возразил Виктор. Я исторгла несколько нелитературных слов, которые сводились к одному единственному: «Врёшь».
— Пусть даже ты поступил в шестнадцать. Тебе не может быть больше сорока, ты на столько не тянешь! — упрямо мотнула я головой.
— Это одна из тех возможностей, которые даёт тебе Академия. Я думал, ты знаешь, — ухмыльнулся мужчина, но теперь эта ухмылка не была противной. — Но за комплимент спасибо.
— Возможность выглядеть моложе, чем ты есть? — недоверчиво уставилась я на него.
— Не только выглядеть, но и быть, — возразил тот. — Больше не спрашивай.
Опять секрет, военная тайна и так далее. Ну ладно, Пентагон хренов, раскручу тебя по-другому!
— А как поступивших делят на группы? По силе, возможностям, виду?
— я таки его сегодня доведу до белого колена. Или коления? До бешенства, короче. Собачьего.
— По виду, — спокойно ответил Виктор, — люди к людям, оборотни к оборотням, полукровки к полукровкам и тэ. дэ. Но ты права: учитывают ещё и Силу. Если полуоборотень достаточно силён, его определяют к оборотням. Но. Никогда четверть-оборотней — к полуоборотням: они не умеют перекидываться. Никогда четвертьвампиров — к полувампирам: они не пьют крови. Правда, эти группы всё равно объединяют в классы, например, класс из группы полувампиров и группы полуоборотней. Ясно?
— Ага, — я задумчиво облизнула губы, переваривая его слова, а потом как можно более небрежно спросила. — А вэмпов куда?
— Видишь ли, — медленно, будто тщательно следя за своей речью, проговорил наблюдатель Мрака и посмотрел в небо, — вэмпы… часто бывают объектами охоты Патрулей. Во-первых, потому, что создание вэмпа запрещено Законом. Во-вторых, любой нормальный вампир создаёт вэмпа только если собирается убивать людей. Ведь хорошо обученный вэмп, как ты знаешь, является идеальным убийцей. Следовательно, в девяноста девяти целых девяти десятых процентах из ста любой вэмп, которого ты встречаешь, имеет за спиной несколько смертей и подлежит наказанию. Смертной казни, как правило, равно как его Прародитель. Ну, бывают, конечно, случаи, когда в вэмпов вампиры превращают любовников, с которыми не хотят расставаться ближайшие полсотни лет…