Восходящая тень (др. изд.) - Джордан Роберт (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
Джонай не мог продолжать. Он боялся, что Айз Седай рассердится, но в ее глазах блеснули слезы.
— Блюдите Завет. Это главное, Джонай. Если даже Да'шайн лишатся всего остального, проследи, чтобы они придерживались Пути Листа. Обещай мне это, Джонай.
— Конечно, Айз Седай, — ответил он, потрясенный самой этой просьбой. Быть айильцем и означало блюсти Завет. Для любого из них было немыслимо отступить от Пути Листа, все равно что отказаться от своего я. Разве что Коумин был исключением. Поговаривали, что он с детства отличался странным нравом и мало походил на настоящего айильцы, хотя в чем причина этого, никто не знал.
— Отправляйтесь в путь, Джонай. Я хочу, чтобы к завтрашнему дню вы как можно дальше ушли от Паарен Дизен. Помни — не останавливайтесь. Береги айил, Джонай.
Стоя на одном колене, он склонил голову, но Солинда уже вернулась к столу и продолжила разговор с другими Айз Седай.
— Солинда, можем ли мы доверять Кодаму и его друзьям?
— Нам придется, Оселле. Они молоды, неопытны, зато почти не тронуты порчей и… Да что там, другого выхода у нас все равно нет.
— Тогда за дело. Полагаю, меч может подождать. Сомешта, у нас найдется поручение для последнего из Нимов, если ты, конечно, согласишься за него взяться. Мы и так слишком о многом тебя просили, но боюсь, теперь нам требуется гораздо больше.
Ним поднялся и, скребя макушкой потолок, направился к столу. Джонай попятился к выходу, кланяясь на каждом шагу. Поглощенные разговором Айз Седай не смотрели в его сторону, но он все равно считал своим долгом отдать им последние почести, ибо понимал, что никогда больше их не увидит. Он торопливо покинул Зал Слуг и помчался по пустынным улицам прочь из города, туда, где его дожидался караван.
Тысячи фургонов, выстроенных в десять колонн, растянулись на добрых две лиги. Фургоны были загружены съестными припасами, бочками с водой и всеми теми вещами, которые доверили попечению айильцев Айз Седай. Несчетное множество упакованных в ящики и клети ангриалов, са'ангриалов и тер'ангриалов следовало увезти подальше, чтобы они не попали — ни в коем случае не попали — в руки впадавших в безумие мужчин, способных направлять Силу. Прежде все это можно было без труда доставить куда угодно с помощью джокаров, хуверфлайеров и огромных крылопланов. Теперь приходилось довольствоваться наспех собранными фургонами и лошадьми. У фургонов стояли люди — множество людей. Пожалуй, они могли бы заселить целый город, но это были почти все, а возможно, и все оставшиеся в живых айильцы.
Навстречу Джонаю поспешило не меньше ста человек. Всем не терпелось узнать, разрешили ли Айз Седай кому-нибудь остаться.
— Нет, — коротко ответил Джонай и, пресекая недовольный ропот, добавил:
— Мы должны повиноваться. Мы Да'шайн, а это значит, что мы повинуемся Айз Седай.
Люди медленно разошлись по фургонам. Джонай слышал, как некоторые ворчали и поминали Коумина, но предпочел не придавать этому значения и поспешил к своему фургону, стоявшему во главе одной из центральных линий. Земля то и дело содрогалась, и лошади испуганно ржали.
Его сыновья уже заняли места на козлах — пятнадцатилетний Виллим держал в руках вожжи, а десятилетний Адан сидел рядом с ним. Оба мальчика возбужденно, нервно улыбались. Маленькая Эсоле играла с куколкой, лежа на прикрывавшей груз холстине. Фургоны были забиты припасами и сокровищами Айз Седай, а потому всем, кроме детей и немощных старцев, предстояло идти пешком. Позади козлов стояла дюжина глиняных горшков с пустившими корни отростками чоры. Их предстояло высадить в безопасном месте, когда удастся такое найти. Может, это и нелепо — везти с собой невесть куда саженцы, но такие горшки были в каждом фургоне. Ведь чора — это память о прошлом и символ надежды на лучшее будущее, а людям необходимы память и надежда.
Алнора ждала возле упряжки. Ее глянцево-черные волосы рассыпались по плечам, точно так же, как в юности. Но под глазами появилась сеточка морщинок — страхи и тревоги не проходили даром.
Он изобразил на лице улыбку, стараясь скрыть неуверенность и беспокойство.
— Все будет хорошо, сердце мое, жена моя. — Она промолчала, и он спросил:
— Ты видела сон?
— Да, но о том, что случится не скоро, — ответила Алнора, — очень не скоро. Но в конце концов все уладится, все будет хорошо, и всем будет хорошо. — Трепетно улыбнувшись, она коснулась его щеки:
— Рядом с тобой, сердце мое, муж мой, я верю, что так и будет.
Джонай взмахнул рукой, подавая знак, который подхватили в задних рядах. Фургоны медленно тронулись с места. Айильцы покидали Паарен Дизен.
Ранд потряс головой. Это уж чересчур. Воспоминания и впечатления переполняли его сознание, теснились и путались. Смерчи поднимали сухую пыль, закручивая ее тугими спиралями. Воздух был расчерчен плотной сетью молний. Мурадин до крови расцарапал лицо и вцепился ногтями себе в глаза. Вперед!
Коумин стоял на коленях на краю вспаханного поля. Он был в рабочей серо-коричневой куртке, штанах и мягких шнурованных сапожках, точно так же как и другие. Их было десять Да'шайн Айил, образовавших кольцо вокруг поля, стоя друг от друга на два размаха рук. За спинами Да'шайн высились фигуры огир. Сквозь ряды солдат с шоковыми копьями, восседавших на бронированных джокарах, Коумин видел и другие поля, каждое из которых было замкнуто в такое же живое кольцо.
Над головой жужжал махолет. С виду он напоминал огромную черную осу, но Коумин знал, что внутри этого летательного аппарата находятся двое патрульных. Ему уже минуло шестнадцать, и женщины наконец решили, что его голос достаточно глубок и он может присоединиться к хору, исполняющему Песнь Семян.
Коумина всегда тянуло к воинам. Они зачаровывали его, как ярко расцвеченная и смертельно опасная ядовитая змея. Ведь воины — и люди, и огир — сражались и убивали. Чарн, прадед Коумина, рассказывал, что в прежние времена никаких воинов не было, но Коумин этому не верил. Как же, спрашивается, тогда отбиваться от троллоков и Ночных Всадников. Правда, Чарн твердил, что тогда не было ни троллоков, ни Мурддраалов, ни Отрекшихся и Предавшихся Тени. У него было полно историй о тех временах, когда Темный Повелитель могил был изгнан из мира и само его имя предано забвению, так же как и слово «война». Но Коумин не мог представить себе ничего подобного. Сколько он себя помнил, всегда шла война.
Впрочем, хоть он и не верил россказням Чарна, но слушал их с удовольствием, не то что другие. Многие хмуро косились на старика, когда тот принимался уверять, будто некогда служил одной из Отрекшихся — и не кому-нибудь, а самой Ланфир. Это ж надо такое выдумать! Сказал бы еще — Ишамаэлю. Коумин считал, что раз уж старик — мастер сочинять байки, то мог бы прихвастнуть, будто служил Льюсу Тэрину — величайшему из вождей. Конечно, всякий мог бы поднять Чарна на смех, спросив, почему же он нынче не служит Теламону, но что с того? Куда хуже недобрые взгляды горожан. Они и слышать не желали речей Чарна о том, что Ланфир — Ланфир! — не всегда была воплощением зла.
На краю поля появился огромный, выше и шире в плечах, чем любой огир, Ним. Коумин знал его, это был Сомешта. Гигант, окруженный облаком белых, желтых и голубых бабочек, ступил на взрыхленную и засеянную землю. Он шагал по полю, и за ним пробивались молодые ростки. Восторженный гул пробежал по рядам толпившихся вокруг горожан. Коумин знал, что в этой миг на каждое из соседних полей тоже вышел свой Ним.
Интересно, промелькнуло у него в голове, а что если порасспросить Сомешту? Уж он-то наверняка знает, что в рассказах Чарна правда, а что выдумки. Ведь он очень стар. Век Нимов невероятно долог, а некоторые утверждают, что они живут вечно и будут жить, пока на земле есть деревья. Но сейчас времени на посторонние мысли не было. Начиналась Песнь.
Первым, как и подобало, затянули огир. Их могучие басы казались голосами самой земли. Следом вступили айильцы. Голоса людей были выше, но мелодичней и глубже. Два напева слились воедино, Сомешта, уловив мелодию и ритм, начал свой танец. Раскинув руки, он заскользил по полю широкими, плавными шагами. Бабочки вились вокруг, взлетая и садясь на кончики его растопыренных пальцев. С соседних полей тоже доносились звуки Песни Семян. Коумин слышал это, но отстранение — они, как и ритмичное похлопывание собравшихся вокруг женщин, будто доносились откуда-то издалека. Песнь захватила его. Юноша чувствовал, как звуки свиваются в невидимую нить и уходят в землю, наполняя семена животворящей силой. Впрочем, уже не семена. Всюду, куда ступала нога Нима, из земли появлялись побеги земаиса. Песнь оградит растения от вредителей, сорняков и непогоды, они вымахают в два человеческих роста, и, когда наступит время, щедрый урожай заполнит городские амбары. Ради этого Коумин жил. Он был рожден, чтобы петь, и вовсе не жалел о том, что в десять лет в нем не обнаружили «искры» и не отобрали его для обучения. Конечно, было бы заманчиво стать Айз Седай, но тогда он не познал бы величайшего блаженства и торжества Песни.
