Крепость Серого Льда - Джонс Джулия (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
От мыслей об отце ей стало легче. Батюшка был охотник. Он взял бы то, что ему нужно, и ушел бы отсюда. «Кровь привлекает хищников, — всегда говорил он, — и двуногих, и четвероногих». Эффи быстро нагрузила одну из корзин тем, что могло оказаться полезным, и бросилась обратно к утесу. О мертвых она не думала. Клевис Рид и Драсс Ганло, которых она знала, перестали существовать. Клевис был слишком большой, чтобы превратиться в такие мелкие кусочки.
Корзину, снабженную длинным ремнем, Эффи повесила за спину, иначе ей бы нипочем не спуститься назад к реке. На этот раз она слезла в другом месте, чуть выше по течению. Отыскав подходящую расщелину, она завернулась в холст от фургона и заснула.
Утром она решила не забираться больше наверх. Здесь, между скалами и рекой, куда лучше. Укромнее. Съестного она, собирая свою корзину, нашла не так много — Клевис стрелял свежую дичь каждый день, — но все-таки разжилась и еще кое-чем. Об ячмень, запасенный для лошадей, она чуть зубы не обломала, но потом сообразила, что его надо намочить. Вкуса в нем от этого не прибавилось, но Эффи завладела приправами Клевиса Рида, где обнаружился занятный красный порошок, делающий вкуснее любое блюдо. От него, правда, жгло язык, но батюшка говорил, что за все хорошее надо расплачиваться.
Днем она прошла немного вверх по реке. Камни были скользкие, и никакой тропы на них не замечалось, но если подождать, то есть поучиться немного, всегда было видно, куда ступать. Вскоре ей стали встречаться деревья, старые, сухие водяные дубы, растущие прямо из скал. Их корни дробили камень, и на серой осыпи, образованной ими, пробивались другие растения, в основном кусты и разные колючки. Это затрудняло дорогу, но все-таки здесь было лучше, чем наверху, где негде спрятаться.
Прошел день, другой, но Эффи так и не ушла далеко. Ячменя осталось мало, и она не думала, что сможет прожить на одних приправах. Деревья стали гуще, и она видела впереди только их и бурлящую реку. Волчья расширилась и перестала быть чем-то целым. Скалистый берег, загибаясь внутрь, уходил в густые заросли кустарника. В полдень Эффи сделала привал, чтобы доесть остатки ячменя. Он пророс — не надо было, пожалуй, замачивать его так усердно.
Эффи ела и смотрела на реку. За эти последние дни она вошла в берега, стала чище и спокойнее, но все равно бежала быстро, а на середине закручивалась воронкой. Решив подождать и поучиться, Эффи стала смотреть, как зимородки ныряют под воду и выскакивают оттуда с рыбой. По реке бегали мухи-водомерки, пара бобров с толстыми хвостами строила плотину на протоке, отделенной каменной стенкой от главного русла.
Потом она увидела скоморохов. Селезень и уточка выплыли откуда-то из-под кустов — а Эффи и не знала, что там есть канавка.
Они поплавали немного по большой воде, и селезень выкидывал разные штуки, чтобы похвастаться перед уточкой. Серая самочка следовала за ним без усилий, правя хвостом, как рулем. Но ей это быстро надоело, и она поплыла обратно за кусты. Эффи ждала, но утки больше не показывались. Судя по солнцу, она сидела тут больше часа и решила пойти дорогой скоморохов.
Дорога оказалась трудной, и колючки изодрали ей всю юбку. Хуже всего было протискиваться под кустами. Она вся промокла — да не так, как под дождем, а будто в реку упала. Громко стуча зубами, она наконец-то выбралась на ту сторону.
Первым делом она услышала, как тревожно трубит селезень, а потом уже — шум воды. Позже она сообразила, что слышала этот шум уже давно, наряду с гулом реки. Маленькую заводь отгораживали от главного русла кусты и скалы. Здесь, у образованного водопадом бассейна, скоморохи устроили свое гнездо.
Лучшего убежища Эффи и придумать не могла. Она разделась до белья и разложила одежду на камнях сушиться. Утки пристально наблюдали за ней, и селезень кинулся на нее, когда она сунулась слишком близко к гнезду. Уточка, наверно, уже отложила яйца.
При мысли о яйцах у Эффи потекли слюнки. Сырые, они должны быть очень вкусны с красным перцем. Впрочем, она уже видела перед собой другой, хотя и не столь соблазнительный, источник пищи.
Рыба. Она падала в пруд сверху, вместе с водой, и сила падения глушила ее на время. Это зрелище приковывало к себе Эффи, как кукольное представление на Дхунской ярмарке. Рыбы плюхались в воду громко, как... как мокрая рыба. Эффи не знала, как они называются, и про себя звала их просто блестючками. Их розовая чешуя отливала серебром. Выловив одну рыбешку и расплющив ее камнем, Эффи увидела внутри множество костей. Она попробовала сперва один кусочек, потом другой, который обильно посыпала красным перцем. У нее потекли слезы, и она решила, что пора развести костер.
Прутьев она могла наломать сколько угодно, но все они были сыроваты. Помогая себе ногой, она набрала охапку наиболее подходящих и снесла их на самое сухое место, какое ей удалось найти. Пыль от водопада долетала даже и до этого плоского камня. Эффи хмурилась, когда капли шлепались на ее дрова, но делать было нечего.
Обшаривая бухту глазами, она искала что-нибудь сухое и трескучее. Райф, как говорил батюшка, мог соорудить костер из чего угодно. Жаль, что его нет здесь сейчас. Его и Дрея.
Ну уж нет. Нет. Жалеть себя она не станет. Трусов и нытиков среди Севрансов никогда не водилось.
Эффи так рассердилась, что даже согрелась немного, и начала зачем-то бегать вокруг пруда. Вот бы Летти Шенк и Флорри Хорн на нее посмотрели. Бегает в одних штанишках, точно она дитя малое, а не девица, которой скоро уж девять исполнится!
Ее беготня вспугнула уток, и они бросились от гнезда в воду. Эффи остановилась. Теперь самое время утащить яйца, сказал тихий голосок у нее внутри. Но нет. Они храбрые воины, и нехорошо было бы так поступить с ними. Разве что когда рыба ей совсем уж опостылеет...
Однако кое-что под тем кустом все-таки привлекло ее внимание. Утки построили гнездо на высокой и сухой галечной насыпи, а от водопада его прикрывал пышный куст. Семь бледно-зеленых яиц лежали на плотной подстилке из прутьев, мха и пуха. Эффи, осторожно сдвинув их все на одну сторону, оторвала солидный кусок гнезда.
Должно быть, это первый случай в истории разорения гнезд, когда похититель взял само гнездо, а не яйца, хихикнув, решила она. Пока она раскладывала сухую растопку в куче топлива, селезень вернулся к гнезду — проверить.
Он беспокойно копошился там, а Эффи старалась вести себя как можно тише. Сегодня она и так заставила уток порядком поволноваться.
Огонь оказалось разжечь не так легко, как она полагала. Огниво Клевиса высекало из кремня яркие искры, но растопка никак не желала заниматься от них. Искры загорались и тут же гасли, а ветер когда помогал, а когда и нет. Лишь с трехсотого, наверно, удара растопка затлела наконец. К этому времени стало темно, и Эффи ободрала себе костяшки на правой руке, в которой держала огниво.
Когда огонь охватил прутья, она пошла за своей одеждой и корзиной. Юбка и плащ так и не высохли толком. После возни с костром Эффи очень устала и не придумала ничего лучшего, чем надеть их на себя и так сушить. Натягивать на себя мокрое было ужасно неприятно, и зубы у нее опять застучали. Но Эффи заставила их перестать и принялась готовить рыбу.
С тех пор прошло десять дней. Каждое утро Эффи, просыпаясь, думала: пожалуй, сегодня я пойду дальше, но потом не трогалась с места. Здесь она чувствовала себя защищенной. Бухта была величиной с молельню, только гораздо мокрее. Здесь была рыба, была вода, а костер не каждый день приходилось разжигать. Одежда на Эффи, правда, никогда не просыхала полностью, и по ночам ей бывало одиноко, но все-таки это было лучше, чем выходить на простор. От одной мысли об этом Эффи бросало в дрожь.
Каждый день она решала, что побудет здесь еще немного. Амулет все это время не подавал признаков жизни, но она знала, что в случае чего он предупредит ее об опасности.
Да и утята должны были вот-вот вылупиться. Утки отъелись, и перья на них лоснились — не одна Эффи кормилась оглушенной рыбой, — и кто-нибудь из них все время сидел на гнезде. Они привыкли к Эффи и поднимали крик, только если она подходила очень уж близко. Она даже разговаривала с ними иногда, но они, конечно, не слушали. Все-таки как-то легче, когда слышишь человеческий голос, хотя бы и свой собственный.
