И аз воздам (СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
В отдалении снова тяжело ударил в землю шаг многоокого Ангела, и обе твари, крутанувшись на лапах-циркулях, сорвались с места, вмиг скрывшись с глаз; еще несколько секунд протекли все в той же мутной тишине, издалека послышался до тошноты отчетливый треск, будто кто-то одним движением разорвал на куски плотную новую ткань, и на недолгое мгновение в воздухе повис чей-то крик — непонятно, мужской или женский, оборвавшийся разом и навсегда.
Сколько времени прошло, пока Курт решился опустить руку, зажимавшую рот ведьмы, он не знал; внутреннее чувство говорило, что миновала в лучшем (худшем?) случае минута, а все его существо твердило, что прошел не один час, что давно, очень давно они сидят здесь — на усыпанной обломками земле, вжавшись спинами в стену опустевшего дома. Шаги исполина все еще слышались вдалеке, но тварей не было видно, и вокруг снова установилась пустая тишина — ничем не нарушаемая, омертвелая, каменная…
— Чёр… — начал охотник сдавленно и осекся, не произнеся вслух то, что прежде вырывалось само собой, без осмысления и раздумий. — Твою ж…
— Господи, — едва слышно выдохнула Нессель, дрожащей рукой отерев лицо, и замерла, осознав, что сделала это кулаком, в котором зажала смятый в ком розарий.
Курт молчал, вслушиваясь в окружающее и в самого себя, отмечая с непонятным чувством, что лишь сейчас в душу начало просачиваться нечто похожее на страх, что прежде на него не было то ли сил, то ли времени — все мысли были о том, выдержит ли Нессель, сдержится ли охотник, да и сейчас это странное чувство вползает в него лишь потому, что память подсказывает — этого положено бояться, этого надо было испугаться, так делают все…
— Что… — начал Ван Ален все так же тихо и через силу и, так и не подобрав нужных слов, просто выдавил: — Почему?
— Они слепы, — пояснил Курт с расстановкой, продолжая краем глаза следить за ведьмой, что по-прежнему тряслась, точно в лихорадке, молча глядя в землю и все так же сжимая розарий. — Слепы и глухи. Незрячая безвольная свора Ангела смерти, его оружие. Посчастливилось, что нас не увидел он, иначе сейчас мы выглядели бы, как парни Райзе.
— Он идет по городу… — пробормотал охотник, словно лишь сейчас полностью осознав, что происходит. — Он просто идет, а с ним идут эти твари и убивают все живое, что попадается ему на глаза… Мать его так, он же вычистит это место! А потом… потом что — пойдет дальше? Это что, и есть хренов Конец Света, а, Молот Ведьм?
— Не исключено, — ровно отозвался Курт и осторожно тронул ведьму за плечо: — Готтер? Как ты?
Нессель молча кивнула, глубоко и шумно переведя дыхание, и он кивнул в ответ, перехватив заряженный арбалет поудобнее:
— Хорошо. Идем.
— В собор? — уточнил Ван Ален с сомнением. — Думаешь, решение там? Какое?
— Понятия не имею, — буркнул Курт, осторожно привстав на колене, огляделся по сторонам и медленно поднялся на ноги, поневоле пригибаясь и пытаясь оставаться под прикрытием целых и полуразрушенных стен. — Решим на месте.
— Удобно, — хмуро заметил охотник и, помедлив, встал тоже, подав руку Нессель. — Один план на все случаи жизни.
Глава 30
Близость соборной площади угадывалась еще на подходе, и вовсе не по ориентирам вроде знакомых домов и поворотов улиц: тут и там, поначалу изредка, а после все чаще, попадались тела — раздавленные, разорванные, смятые, всех возрастов и обоих полов. Теперь, зная, что именно принесло им смерть и, похоже, воображая это во всех красках, Нессель бледнела с каждым шагом все больше, хотя, казалось бы, ни единой кровинки в ее лицо и так уже не осталось, и Курт снова испугался того, что поразительно стойкая ведьма, исчерпав запас последних душевных сил, и впрямь потеряет сознание. Та, однако, продолжала идти, все плотнее сжимая губы, стараясь не всматриваться в то, что было под ногами, и лишь когда взглядам открылась площадь, устланная телами, точно ковром, со свистом втянула в себя воздух, пошатнувшись.
— Misericors Deus… — глухо проронил Ван Ален, на миг застопорившись; правая рука попыталась подняться для крестного знамения, но так и осталась, как была, сжимая приклад арбалета. — Их же здесь сотни…
— Половина города pro minimum, — подтвердил Курт сквозь зубы, стараясь не вдыхать пропитавшийся кровью и нечистотами воздух, и снова двинулся вперед, понимая, что попросту физически невозможно поставить ногу так, чтобы не наступить на чьи-то внутренности, руки или ноги, а еще не загустевшая темно-красная жижа покрывает площадь маслянистым толстым слоем, в котором тонут подошвы. — Вряд ли он вернется, но все же не стоит тут торчать. Вперед.
Охотник кивнул и зашагал через площадь, стараясь преодолеть открытое пространство как можно скорее и озираясь по сторонам, но, как и Курт, понимая, что смысла в этих предосторожностях мало и вокруг нет никого — никого и ничего, лишь безмолвие и неподвижность…
Под сводами собора было так же тихо и так же витал в воздухе запах смерти, хотя здесь было не больше десятка убитых, причем причина гибели двоих из них определялась сразу и безошибочно — их попросту смяла толпа, ринувшаяся к выходу. Тело епископа лежало здесь же, угадываемое не столько по чертам лица, сколько по ошметкам торжественного облачения.
— Однако, — брезгливо пробормотал Ван Ален; ведьма молча отвернулась, обойдя густую, как сметана, кровавую лужу на камнях пола. — Убежать далеко наш не слишком святой отец вполне ожидаемо не сумел, пав первой жертвой при рождении столь чаемого им нового мира… Хоть в чем-то справедливость.
— От себя не убежишь, — заметил Курт, окинув взглядом останки фон Киппенбергера, и охотник поморщился:
— Да, самое время для философствований, Молот Ведьм.
— Никакой философии, гнилая матерьяльщина, — передернул плечами он, указав на развороченное тело епископа. — Взгляни на него. Его не растерзали эти твари и не раздавил наш многоглазый приятель, не растоптала толпа; на него вообще ничто не воздействовало извне. Его будто вскрыли изнутри.
— «Он — врата», — повторила Нессель тихо. — Так он сказал…
— Да, — подтвердил Курт, — ad verbum.
— Это типа одержимости, что ли? — поморщился охотник; он качнул головой:
— Нет. Фон Киппенбергер был, конечно, подконтролен силе, с которой связался, но никакие демоны или кто бы там ни было в нем не обитали; и он не слился с этой тварью, утратив человечность, как то однажды случилось в моей практике. Он просто стал вратами, через которые Ангел смерти вошел в наш мир. Буквально.
— Как ходячий круг с символами?
— Вроде того, — кивнул Курт, отходя от изувеченного тела. — Кругом был он сам, а символы были начертаны в его душе.
— Звучит красиво, — хмуро отметил Ван Ален. — Выглядит, правду сказать, не очень.
Охотник сделал еще шаг вперед, оглядев пустое нутро собора с треснувшими колоннами и перевернутыми скамьями, и резко, судорожно развернулся, когда одна из них скрипнула по полу, подвинувшись в сторону. Перехватить его руку и толчком сбить арбалет в сторону Курт едва успел, и стрела, сорвавшись, с оглушительным звоном врезалась в ступени лестницы, ведущей наверх; из-за скамьи послышался приглушенный испуганный вскрик, и Ван Ален, побледнев, бросился вперед. Тяжелую скамью он сдвинул в сторону одним толчком и, увидев прячущегося под нею человека, выругался — непристойно, от души, с каким-то свирепым облегчением.
— Смотри-ка, кто у нас тут есть, Молот Ведьм! — не скрывая злости, провозгласил он, наклонившись, ухватил человека за ворот священнического облачения и мощным грубым рывком водрузил его на ноги. — Соучастник, а?
Отец Людвиг стоял неподвижно, почти вися на держащей его руке, плотно зажмурившись и, кажется, слабо соображал, что происходит; губы его шевелились, шепча что-то неразборчивое — то ли молитву, то ли мольбу. Охотник встряхнул его, точно мешок с горохом, вынудив распрямиться, и повысил голос:
— Эй, служитель хренов! Что жмуришься — тошно смотреть на то, что наворотил со своими рясоносными дружками?
