Трикс. Дилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Трикс с сожалением решил, что первый вариант более вероятен.
Оазис Джем-был, хоть и отличался немалыми размерами, на стоянку для такой огромной армии никак не годился. Трава вся была вытоптана или съедена, листья с деревьев тоже, вероятно, пошли на корм животным, а сучья и стволы – на топливо для костров. Только в центре оазиса, где стоял огромный шатер Алхазаба, еще оставался десяток слегка ободранных пальм.
Озерцо в центре оазиса тоже перестало существовать, его попросту выпили. Теперь это была неглубокая впадина, дно которой покрывала подсохшая растрескавшаяся грязь. У нескольких родников, раньше питавших озеро, стояли солдаты с кожаными ведрами, непрерывно вычерпывающие воду и разносящие ее по лагерю.
– Плохо дело, – прошептала Триксу на ухо Аннет. – Они загубили оазис, он уже не оправится… песок занесет его…
– Жалко, – согласился Трикс.
– Дело не в том, что «жалко», – сдавленно сказала фея. – Для кочевников оазис – это святое место, тот, кто губит оазис, – враг любому жителю пустыни. Если Алхазаб наплевал на древние законы и обычаи – значит, он не собирается оставаться в пустыне. Если его солдаты повиновались ему – значит, их страх перед Алхазабом сильнее, чем страх нарушить законы предков…
– Может быть, страх, – неожиданно произнес Гавар. Рыцарь-маг сидел в другом конце фургона, но, видимо, слух его после смерти значительно улучшился. – А может быть, любовь и уважение. Ты даже не представляешь себе, юный волшебник, на какие чудеса способна любовь.
– А может, и страх, и любовь, – буркнул Трикс, раздосадованный, что его подслушали.
– О да, – удовлетворенно сказал Гавар. – Вот это самая лучшая смесь. Правитель, которого боятся и любят одновременно, это настоящий правитель! Ты неглуп, мальчик. Из тебя может получиться толк.
Трикс не стал отвечать. Похвалы Гавара были ему отвратительны. И… одновременно очень приятны. Может быть, это похоже на то, что подданные Алхазаба испытывают к своему властелину? Страх и любовь одновременно?
Фургон наконец-то остановился возле уцелевших пальм. Все невольно уставились на огромный шатер Прозрачного Бога, который охраняли замершие как изваяния стражники. Но полог шатра даже не колыхнулся – Алхазаб не счел нужным выйти к неожиданным визитерам.
Зато появился немолодой воин верхом на тонконогом красивом коне. Судя по сверкающей белизной одежде и богато разукрашенному мечу – это был кто-то из командиров. Судя по шрамам на суровом лице и потертым ножнам меча – опытный воин.
– Фигляры из королевства, – негромко сказал воин, остановившись возле фургона. – Выйдите все.
Актеры без обычных пререканий торопливо выстроились перед воином. От того так и веяло опасностью – казалось, будто ему ничего не стоит выхватить меч и изрубить их всех – просто так, без всякого повода. Аннет сочла за лучшее спрятаться Триксу за пазуху.
Взгляд командира пробежал по актерам. На мальчишках, Майхеле и Бамбуре он даже не задержался. При взгляде на Шаража воин едва заметно кивнул. Хорт вызвал у него больше интереса – воин с заметным любопытством разглядывал могучие мускулы северянина, потом сказал:
– Ты не похож на фигляра. Ты привык к мечу.
– Я был воином, – коротко ответил Хорт.
Кочевник кивнул и уставился на Гавара, чье лицо скрывало забрало шлема.
– Почему ты в доспехах?
Гавар неожиданно низко поклонился и звучно, совсем не похоже на свой обычный тон, ответил:
– В пьесе, которую мы хотим предложить вниманию почтеннейшей публики, я играю роль коварного витаманта Гавара, злобного рыцаря-мага с Хрустальных островов. Грим, который я ношу, так сложен и отвратителен, что до самого конца пьесы я не открываю свое лицо.
– Открой, – холодно сказал кочевник.
Помедлив мгновение, Гавар поднял забрало. Трикс с ужасом покосился на него – даже простодушный кочевник не мог не опознать в Гаваре настоящего живого мертвеца! А подъехавший к ним воин вовсе не выглядел простодушным…
Но Гавар, к его изумлению, выглядел сейчас как самый обычный человек. Губы его были красными, щеки – розовыми, и даже глаза утратили мертвую белизну и стали нормальными… ну, почти нормальными. Встретив такого на улице, Трикс подумал бы про себя «ну и урод», но вряд ли бы испугался.
– Паршивый грим, – презрительно сказал кочевник. – Я три года провел в вашей Столице и повидал немало пьесок. Поработай над своим обликом, актер. Возможно, сам Прозрачный Бог соизволит смотреть ваше представление.
– Я постараюсь, господин… – Гавар низко поклонился.
– Хамас. Я – Хамас, полководец великого Алхазаба, тот, кто ведет в бой его верных рабов. Располагайтесь здесь. Мы останемся в оазисе еще на одну ночь, и вы должны начать представление, едва солнце скроется за горизонтом.
– Нам нужно немного реквизита, – попросил Майхель. – Какие-нибудь жерди, чтобы натянуть задник… доски, чтобы соорудить будку для суфлера…
– Можете срубить пальмы, – бросил Хамас. – Вам принесут еду и воду. Если потребуется что-то еще – говорите.
– Нет, нет, все остальное у нас есть, – закивал Майхель.
– Надеюсь, вы не разочаруете Прозрачного Бога, – продолжил Хамас. – Если он заскучает… что ж, тогда он найдет способ повеселиться, но я не думаю, что он вам понравится.
Развернув коня, Хамас неторопливо отъехал в сторону.
Майхель вытер пот со лба. И сказал:
– Ну что… господа комедианты… Приступим.
Хорт молча достал из фургона свой боевой топор и отправился к пальмам.
Поскольку соорудить зрительные ряды было совершенно невозможно, актеры ограничились сценой – но зато разместили ее во впадине, на дне высохшего озерца. Конечно, вся огромная армия все равно не сумела бы увидеть представления, но тысяч пять-шесть солдат могли собраться вокруг и наблюдать за происходящим.
Занавеса не было, сцену ограничивали с боков две уцелевшие пальмы. Рядом с пальмами соорудили простенькие кулисы с изображенными на них иллюминаторами, за которыми ожидали своей очереди на выход актеры. За пальмами натянули полотнище с нарисованным морем. Декораций было немного – пришлось даже частично разобрать фургон, чтобы построить какой-то намек на два корабля (колеса от фургона послужили штурвалами, колесные оси – мачтами).
– Все не так! – восклицал Майхель, хватаясь за голову. – Падугов нет, кулисы только одни, задник один, машинерии никакой нет, света нет, рабочих сцены нет! Сплошная условность! Как играть?
– Это не важно, – утешал его Бамбура. – Я давно предлагал отказаться от декораций. Зритель должен наслаждаться игрой актеров, а не рассматривать красивые картинки. Перевоплощение, подлинные чувства, брызжущие эмоции – вот что составляет суть театра!
– Нет, нет, нет! – размахивал руками Майхель. – Искусство должно быть реалистичным, близким к жизни. Если дело происходит на корабле – со сцены должна брызгать вода! Если в пустыне – лететь песок! Если актеры на сцене едят – они должны есть по-настоящему, а не делать вид, что кусают фрукты из папье-маше!
– Вот насчет последнего я совершенно согласен, – кивнул Бамбура.
Но труднее всего оказалось договориться с Песей и Нисей. Племянники Майхеля только сейчас поняли, что кому-то из них придется изображать принцессу Тиану.
– Я девчонку играть не буду! – твердо заявил старший брат, Песя.
– Я тоже! – пискнул Нися. – Я самый маленький, я Халанбери играю! И я плохо роли запоминаю!
Майхель прекратил выдирать волосы на голове и вцепился себе в бороду.
– Песя! Жизнь актера – это бесконечная череда перевоплощений! Вчера ты играл Трикса, сегодня ты играешь княгиню Тиану, а завтра – завтра и самого витаманта Гавара!
– Не буду играть девчонку, – упрямился Песя. – Если я буду надевать девчачьи платья, то это может плохо сказаться на моем взрослении!
– Песя, ты в принципе прав, – откашлялся Майхель. – Но актер – такая трудная профессия, требующая полной самоотверженности… Знаешь, я однажды играл молодую гномиху!
– Правда? – поразился Песя.
