Осенними тропами судьбы (СИ) - Инош Алана (читать книги без сокращений txt) 📗
– Тихонько! Осторожно… – Её поймали неумолимо сильные руки Радимиры.
Млада рванулась было вперёд, но едва не упала – благо, её успели подхватить. Сыновья, конечно же, тоже взволнованно кинулись следом за Жданой, и Цветанка лишилась своего живого щита. Тут-то к ней и подступили дружинницы с обнажёнными белогорскими мечами… Слабеющими кулаками Ждана пыталась отбиться от Радимиры, но та крепко держала её на руках. А Цветанка вдруг устало и ласково улыбнулась.
– Ничего, моя госпожа, пусть. Всё, что я хотела узнать у Дарёнки, я узнала без слов. Больше мне ничего не надо. – И с этими словами она позволила сковать себе руки за спиной кандалами – конечно же, не простыми, а белогорскими, пропитанными оружейной волшбой и способными обездвиживать даже дочерей Лалады.
Ждана тихо всхлипывала, уронив голову на плечо Радимиры. Проклятая слабость подкралась в самый неподходящий момент… Впрочем, сейчас, когда они наконец прибыли, не так уж и страшно было расклеиться, а вот в дороге – никак нельзя. Хвала Лаладе, что у неё всё же достало сил одолеть этот путь.
– Всё, всё, Ждана, успокойся, – вполголоса приговаривала Радимира, тепло дыша ей на ухо. – Ты устала, ребята твои тоже намаялись в дороге. Натерпелись вы немало… Я же не изверг какой, я всё понимаю. Только всё равно Марушиным псам не место в Белых горах. Может быть, она и была когда-то славной девчушкой, но скоро от той Цветанки, которую вы с Дарёной знали, ничего не останется.
– Пожалуйста, хотя бы пощадите её, – прошептала Ждана, окропляя плащ Радимиры бессильными слезами.
– Посмотрим, – ответила та. – Решать будет княгиня Лесияра.
– Не печалься обо мне, госпожа, – прозвенел среди сосен спокойно-торжественный голос Цветанки. – Всё, что я хотела, я увидела и узнала. Спасибо тебе. Вовек буду помнить тебя и твою доброту, пусть и говорят тут, что я, дескать, превращусь в бессердечное чудовище. Я буду помнить…
Не суждено было Дарёне присоединиться к сонму лесных духов: она очутилась в наполненной медово-тёплым светом пещере. Её своды, усеянные вкраплениями драгоценных камней, переливались роскошнее, чем расписные и раззолоченные княжеские палаты. Из стены бил радужно сверкающий ключ, наполняя круглое углубление в полу, а золотистый свет, как чей-то мудрый и добрый взгляд, расправлял за спиной Дарёны сияющие крылья и согревал её вместо одежды. Последняя отсутствовала: ни лоскутка не нашла на себе девушка, но собственная нагота её не смутила и не испугала. Спустив ноги с плоской каменной глыбы, на которой она лежала, Дарёна слезла на пол. Свет переплетался с её пальцами, с ним можно было играть и пересыпать его из руки в руку, как золотой песок.
– Здравствуй, Дарёнка, – приветливо сказал он вдруг человеческим голосом. – Обернись.
На перекрестье лучей стояла рослая незнакомка в большом, как широкополая шляпа, венке из ромашек и васильков и длинной белой рубашке. Ясная, как летний солнечный день, она приблизилась и окутала Дарёну донниковым золотом своих волос… а может, и не волос, а живых, вьющихся прядей, сотканных из света. Высокая, недосягаемая небесная свобода струилась из её глаз, превращая душу Дарёны в птицу и маня окунуть крылья в свои спокойно-величественные просторы.
– Я рада, что ты пришла.
Малиновые губы незнакомки не улыбались, но в голосе слышалась улыбка и нежность. Рука ласково легла на грудь Дарёны, и сердце сразу встрепенулось маленькой птахой, пойманной в тёплую ладонь.
– Не печалься, я отныне буду с тобой. И смерти не бойся: то, что люди зовут смертью, на самом деле – возвращение ко мне. Когда придёт твой час, я приму тебя в свои объятия, а пока живи и люби, как я живу и люблю – днём и ночью, каждый миг.
Уста незнакомки приблизились, и на Дарёну повеяло невыразимой ягодной сладостью, душистой, земной и тёплой. Не удержавшись от соблазна, девушка раскрыла губы навстречу ей и приняла в себя ласку, ячеисто-шершавую и вкусную, с ноткой воска, как медовые соты. В рот ей будто всыпали пригоршню спелой земляники пополам с мёдом – целебную смесь, лакомую летом и согревающую зимой, от одной ложки которой душа сворачивалась клубком и умиротворённо мурлыкала. Рукам хотелось утонуть в пушистых, дышащих прядях… Мягкой ягодкой малины поцелуй сочно растаял на языке, а по ресницам голубыми лепестками скользнула лёгкая грусть взгляда. Сердце Дарёны скорбно удивилось: откуда? Почему – грусть? Руки сами обвили вмиг ставшие родными плечи золотоволосой девы, и незнакомка, чьё имя уже бубенцом радостно позвякивало во рту девушки, подхватила её в объятия. У входа в пещеру ноги Дарёны коснулись пола, а на щеку ей холодной слезой упала снежинка. Окружённая соснами поляна, на которой летом алели душистые россыпи ягод, уснула под тонким одеялом первого снега, а из мохнатых туч сыпались белые хлопья…
– Мне пора, – вздохнула незнакомка. – Вечный круговорот – это то, что не под силу изменить даже мне. Но не печалься! – Улыбка путеводной звездой обнадёжила Дарёну и подарила земляничную горсть прощального тепла. – Весной мы снова встретимся, и я расцелую тебя с головы до ног, мрррр… – Васильково-смешливый задор заискрился в ласково смежившихся в щёлочки глазах. – Лучами солнца, дыханием ветра, лепестками яблонь. До встречи, Дарёнка.
«Зачем ты уходишь?» – хотелось горестно воскликнуть Дарёне. Но незнакомка прощалась, унося с собой щебет птиц, смех ручьёв, яблоневую пургу, колко-щекотный кузнечиковый стрекот трав… Вместе с ней уходило что-то светлое, улыбчивое, оставляя в душе длинные вечерние тени грусти.
А под лопаткой шевельнулся коготь боли, возвращая Дарёну в мучительную телесность, в беспросветную явь, на спину злому зверю тоски, который уж если взбрыкнёт – так убьёт оземь и душу, и сердце. Из слабой, скованной печалью груди выполз стон – бледная сумеречная тварь с длинным узким телом, не знавшим солнца.
– Ну, ну… ш-ш, доченька, всё уж позади, – прогудел рядом согревающе-знакомый голос. – Три дня без памяти пролежала, но справилась… Выздоровела.
Ресницы путались, цепляясь друг за друга, не хотели размыкаться. Большая шершавая ладонь, закалённая пламенем Огуни, коснулась щеки, и слёзы помогли ресницам расклеиться и пропустить немного колышущегося света масляной лампы. Призрачно-слабые руки Дарёны проползли со вздохом по телу, по-детски маленькие по сравнению с этой сильной кистью, и легли на неё доверчиво, чтобы подольше удержать её у щеки. Тычась в ладонь мокрым носом, Дарёна жалобно всхлипнула. «Цветанка», – заныло сердце.
– Ну, полно, голубка, а то и я с тобой заплачу, – растроганно промолвил голос. И добавил с задумчивым вздохом: – Говорила ж я тебе: будешь за неё цепляться – погибнешь. Так чуть и не вышло.
«Где она?» – хотела спросить Дарёна, но речь ещё не слушалась её.
– Отпустили эту оборотнюшку, – отвечая на её мысленный вопрос, сказала Твердяна, чью блестящую голову с чёрной косой Дарёна наконец разглядела над собой, выпутавшись из плена ресниц. – То, что она твою мать с братьями помогла доставить сюда, княгиня зачла ей в заслугу, а потому её оставили в живых и выпроводили восвояси.
Матушка, братья… Сердце понемногу оживало, снова впуская в себя всех дорогих людей. Самого младшего братишку Дарёна так и не разглядела, зато ей послышался голос Млады, сказавший: «Горлинка моя». Впрочем, она боялась поверить в него: а вдруг это сон? Она столько грезила о возвращении чёрной кошки, что это вполне могло ей и привидеться.
