Книга Нового Солнца. Том 1 - Вулф Джин Родман (читать книги регистрация txt) 📗
Еще более разнообразным серебряным монетам этого периода я дал общее название азими.
Крупные медные монеты (которые, судя по рукописям, являются главным средством обмена среди простого люда) я назвал орихальками.
Несметное число мелких медных и бронзовых денежных знаков (не чеканившихся центральным правительствам, но при необходимости выпускавшихся местными властями и предназначенных лишь для хождения в провинции) я назвал аэсами. Один аэс – стоимость куриного яйца; орихальк – дневной оклад чернорабочего; на азими можно приобрести пристойно сшитое верхнее платье, подходящее для оптимата; на хризос – хорошего скакуна.
Нелишне напомнить, что меры длины или расстояния, строго говоря, сами по себе несоизмеримы. В этой книге лига обозначает расстояние примерно в три мили; данной мерой правильно исчислять расстояние между населенными пунктами и в рамках таких крупных городов, как Нессус.
Пядь – расстояние между оттопыренным большим и указательным пальцами, то есть приблизительно восемь дюймов. Чейн – длина мерной цепи в сто звеньев, где каждое звено составляет пядь; таким образом, чейн – это примерно семьдесят футов.
Эль представляет традиционную длину боевой стрелы – пять пядей, или приблизительно сорок дюймов.
Шаг, приведенный в рукописях, – это примерно два с половиной фута. При упоминании широкого шага указанную длину следует помножить на два.
Наиболее распространенную здесь меру – расстояние от мужского локтя до кончика среднего пальца (приблизительно восемнадцать дюймов) я назвал кубитом. (Нетрудно заметить, что в процессе перевода, стараясь передать – посредством латинского алфавита – оригинальные термины, я выбирал современные слова, понятные каждому читателю.) Термины, обозначающие временнее отрезки редко встречаются в рукописях; периодически приходит на ум что ощущение течения времени, присутствующее у автора и в обществе, к которому он принадлежит, притупилось из-за общения с интеллектуалами, попавшими под влияние или же преодолевшими временной парадокс Эйнштейна. Там, где эти термины все-таки появляются хилиад означает период в тысячу лет. Век – интервал между истощением какого-либо минерала или других ресурсов в их естественном состоянии (например сера) и принятием ими следующей формы. Под месяцем имеется в виду лунный месяц из двадцати восьми дней, и неделя таким образом, в точности совпадает с нашей неделей – то есть четверть лунного месяца, или семь дней Страха – период дежурства часового: одна десятая ночи или приблизительно час и пятнадцать минут.
Дж. В.
Меч ликтора
1. ХОЗЯИН ДОМА ЦЕПЕЙ
– Я едва сдерживалась, Северьян, – вздохнула Доркас и встала под струи воды в каменной парной, – на мужской половине, наверное, есть такая же; впрочем, я не знаю. И всякий раз, стоило мне шагнуть наружу, я слышала, что они обо мне говорят. Называют тебя гнусным мясником – я даже повторять не хочу, как еще.
– Ничего удивительного, – ответил я. – В городе целый месяц не было ни одного приезжего, ты первая; пошли толки – этого и следовало ожидать. Кое-кому из женщин известно, кто ты такая, и они будут только рады посудачить и рассказать пару баек. Сам я давно привык, а ты по дороге сюда наверняка не раз слышала, как меня величают; я, во всяком случае, слышал.
– Ты прав, – призналась она и уселась на внутренний выступ бойницы. Внизу простирался город, и огни многочисленных лавочек и мастерских уже заливали Ацисову долину желтым, как лепестки нарцисса, светом; однако Доркас, казалось, ничего этого не замечала.
– Теперь ты понимаешь, почему устав гильдии запрещает мне жениться, но я уже повторял тебе множество раз, что готов нарушить его ради тебя – только пожелай.
– Иными словами, мне было бы лучше жить где-нибудь в Другом месте, а сюда приходить только раз или два в неделю. Или ждать, пока ты сам ко мне наведаешься.
– Именно так все обычно и устраиваются. Рано или поздно тем женщинам, которые сегодня распускали о нас сплетни, станет ясно, что их сыновья, мужья или они сами в один прекрасный день могут оказаться в моей власти.
– Но ведь дело совсем не в этом, неужели ты не понимаешь? Дело в том, что… – Доркас осеклась и, поскольку я тоже молчал, вскочила и принялась мерить шагами комнату, скрестив на груди руки. Я никогда не видел ее такой и почувствовал раздражение.
– Так в чем же? – спросил я.
– Прежде это действительно были сплетни. А теперь – правда.
– Я упражнялся в своем искусстве всякий раз, как находилась работа. Нанимался в городские и сельские органы правосудия. Несколько раз ты наблюдала за мной из окна – никогда не любила стоять в толпе, хотя я и не вправе упрекать тебя в этом.
– Я не наблюдала.
– Но я помню, что видел тебя.
– Я не смотрела. В тот момент, когда все свершалось, я не смотрела. Ты бывал так поглощен своим занятием, что не мог видеть, отходила ли я от окна или закрывала глаза. Когда ты первым вспрыгивал на эшафот – вот тогда я действительно смотрела и махала тебе рукой. Ты был таким гордым, стоял прямой, как твой меч, – ты был очень хорош. Ты был честен. Помню, как однажды рядом с тобой стояли какой-то судейский служащий, иеромонах и осужденный; и только у тебя было честное лицо.
– Ты не могла его видеть. Я наверняка был в маске.
– Северьян, мне не обязательно было видеть его. Я ведь так хорошо его знаю.
– Разве я с тех пор изменился?
– Нет, – неохотно ответила она. – Но я побывала в подземелье. Видела в галереях людей, закованных в цепи. И сегодня вечером, когда мы уляжемся спать в нашу мягкую постель, они будут там, внизу, под нами. Сколько, говоришь, их было, когда ты водил меня туда?
– Около тысячи шестисот. Неужели ты искренне веришь, что эти шестнадцать сотен гуляли бы на свободе, если бы меня здесь не было? Вспомни, когда мы сюда прибыли, они уже сидели там.
Доркас избегала моего взгляда.
– Это похоже на общую могилу, – пробормотала она. Я заметил, что плечи ее дрожат.
– Так и есть, – сказал я. – Архон мог бы выпустить их, но кто воскресит тех, кого они погубили? Ты, верно, никогда никого не теряла? Она не ответила.
– Спроси жен, матерей, сестер тех людей, кого наши теперешние узники отправили гнить на кладбище, следует ли Абдиесу их отпустить?
– Я могу спросить только саму себя, – сказала Доркас и задула свечу.
Тракс кривым кинжалом вонзается в самое сердце горной страны. Он лежит в тесном ущелье, что занимает Ацисова долина, и простирается до самого Замка Копья. Арена, пантеон и прочие общественные постройки занимают всю ровную местность между замком и крепостной стеной (называемой Капулюс), замыкающей узкую часть долины. Жилые дома города облепили крутые горные склоны по обе стороны, многие просто высечены в скалах, за что Тракс получил одно из своих прозвищ: Град Без Окон.
Благополучием своим он обязан тому, что расположен в верховье судоходной части реки. В Траксе все товары, направляемые на север от Ациса (причем немалая их часть уже преодолела девять десятых Гьолла, прежде чем достичь устья речушки, из которой Гьолл скорее всего и берет начало), должны быть выгружены; дальнейшее путешествие, если таковое необходимо, им предстоит проделать на спинах вьючных животных. И наоборот, если вожди горных племен и местные землевладельцы пожелают отправить зерно и шерсть на юг, им придется свезти свой товар в Тракс и погрузить на корабль, потому что выше по течению река с ревом ударяется в выгнутый гребень склона, увенчанного Замком Копья.
