Душа неприкаянная (СИ) - Печёрин Тимофей (книга бесплатный формат .txt, .fb2) 📗
С каждым его словом воздух вокруг меня неприятно густел. Да так, что даже бесплотному духу становилось трудно дышать. Следом накатила слабость… точнее, расслабление, какового я не чувствовал ни при жизни, ни после. В изнеможении рука с ножом опустилась. И выронила несостоявшееся оружие. С легким стуком упало оно на пол.
— Ага! То-то же! — торжествующе воскликнул заметивший это Бурый, — провались же в ад, сучара бесплотная!
Эх, зря он икону-то отложил. И эпитетом одним не ограничился. Выдав в исступлении целый поток непечатных выражений. От них-то я быстро пришел в себя. Вернулось и желание убивать.
С невиданной доселе прытью я ринулся к хозяину. И без всякого оружия впился ему в лицо пятерней, врезаясь пальцами в глаза. Другой рукой я схватил Бурого за горло. Ах, с каким же наслаждением я прикасался к живой плоти! Она оказалась такой податливой…
Истошный, скорее звериный, чем человеческий, вопль перебудил, наверное, всех соседей. Алик Бурый оказался крепким орешком. И хотя он не сопротивлялся, мне потребовалось не меньше пяти минут, прежде чем вопль этот, агонизирующий, наконец затих.
Вздохнув, я отошел от свежего трупа. Отступил на пару шагов — скорее, в силу неведомых суеверий, а не брезгливости. И без какого-либо смысла мотнул головой. Осматриваясь, но не видя больше для себя ничего интересного.
Дело было сделано. И от свободы меня отделяло ровно то расстояние, что требовалось пройти от квартиры Бурого до убежища-лаборатории Аль-Хашима. Где остался заветный Кристалл Душ. И хотя что убежище-лаборатория, что этот дом располагались в центре города, но разделяли их несколько километров. Пешком добираться — времени может и не хватить. И без того много потратил…
При таком раскладе мне в голову не пришло ничего лучшего, кроме как произнести ключевую фразу. Ну, ту, с помощью которой Аль-Хашим перемещался в свой мир или эпоху. И хотя соответствующей фигуры под ногами не было, я решил рискнуть.
Риск оправдался. Меня перенесло даже не в убежище-лабораторию, а внутрь Кристалла Душ. В полутемный старинный дом, порожденный моим подсознанием. И не куда-нибудь, а на фигуру, старательно мною перерисованную.
Что ж. По крайней мере, я убедился в их работоспособности. Что заклинания, что фигуры. Мне оставалось только повторить чудотворную фразу. Уже начисто.
Между произнесением заклинания и моим исчезновением прошло несколько секунд. За которые я успел увидеть, как сотрясается старинный дом. Как сыплется штукатурка, обваливается потолок, рушатся стены. И, наконец, пол проваливается под ногами.
Кто-кто, а братки и прочие криминальные элементы могут позволить себе действовать быстро. В отличие от антагонистов из правоохранительных органов. Что связаны, как известно, процессуальными нормами. И все-таки людям Бурого и людям Жоржа понадобилось какое-то время, чтобы собраться. А затем срочно выехать к месту обитания Аль-Хашима.
Прибудь и те и другие на час раньше — они застали бы алхимика, во все глаза глядящего на множество розовых стеклышек. Осколков Кристалла Душ, разлетевшихся по всей лаборатории. Причем выражение лица у старого прохиндея было, как у бездомного котенка, попавшего под дождь.
Но кто не успел, тот опоздал. И когда к вывеске «школы-семинара по проблемам уринотерапии» с двух сторон подъехало по нескольку джипов и «бумеров», их пассажирам осталось только одно. Спешно вызывать пожарных: из подвала валил густой едкий дым.
Поняв, что больше ловить ему нечего, Аль-Хашим решил сделать ручкой этому миру или эпохе. А напоследок замел следы.
А наутро выпуски и рубрики криминальных новостей порадовали своих постоянных читателей-телезрителей. Причем во второй раз. Первый был, когда успевшую наскучить бытовуху разнообразила череда дерзких ограблений. Теперь же сообщалось о гибели сразу двух вожаков местного преступного мира. Никиты Георгиевича Камьянова, известного как Жорж, и Алексея Федоровича Мишкина, он же Алик Бурый.
Что до ограблений, потрясающих в своей безнаказанности, то они очень скоро сошли на нет. Точнее, преступность вернулась на прежний, всем привычный, уровень. Полиция и прокуратура вздохнули свободно. А ограбления, поставившие их на уши, приписали погибшим криминальным авторитетам. Да на том и забыли.
Впрочем, все это уже не имело ко мне ни малейшего отношения.
3. Двое в одном теле
Некоторые дни человек начинает, исполненный сил, готовности к подвигам и прочим свершеньям. Еще в некоторые тот же человек предпочел бы вовсе не просыпаться.
Очередной день для Вилланда хоть и не показался столь безысходным, но и начало его не принесло радостных вестей. Потому что, к немалой своей досаде охотник вынужден был признать: он, похоже, сошел с ума. Говоря высоким штилем, повредился рассудком. Ну или просто трекнулся — как выражались в его родной деревне.
Единственно, что признавать сей малоприятный факт было не перед кем. Не было у Вилланда ни друзей, ни семьи — в свои почти сорок лет охотник оставался холостяком. Причем холостяком осиротевшим и бездомным. Так не откровенничать же перед шлюхами и собутыльниками. Теми, кто только и скрашивал его одиночество.
Конечно, всегда можно было излить душу на церковной исповеди. Кто-то считал, что и нужно даже. Вот только обращаться с таким вопросом к людям в сутанах Вилланд опасался. У них ведь на эту и множество других бед ответ имелся всегда один. Что несчастного-де изводит дьявол. И поступать против него надлежало единственным образом. Таким, что сперва охотника ждала попытка-пытка изгнания врага рода человеческого. А в случае ее неудачи — отправка на костер. Дабы хоть душу бедняги освободить, пожертвовав телом.
Не желавшему подобной участи Вилланду оставалось одно. Пытаться примириться с внезапным недугом. Делать, что называется, хорошую мину при любой игре. И побольше молчать, как можно меньше привлекая к себе внимания.
А началось все с того, что охотник остановился в трактире по соседству с некой захудалой деревушкой. Где-то на севере родного края — Тергона. И недалеко от границы двух графств: Эльвена и Савьера. Помимо ночлега в трактир Вилланда привело стремление наполнить желудок. Ну и, конечно же, промочить горло.
Тем паче, повод к тому имелся достойный. Добыв накануне трех оленей подряд, Вилланд сумел сбыть каждую из туш по хорошей цене. И теперь ощущал приятную тяжесть своего кошеля. Грех было не отпраздновать. Тяжелейший грех — что бы святоши-ханжи на сей счет ни твердили.
Само собой, к исходу вечера в трактире Вилланд ощущал себя пивной бочкой. А потом и вовсе ощущения на какое-то время оставили его. И столешница из не струганных досок успела показаться лучшей постелью.
Каково же было удивление охотника, когда, отрыв глаза, он обнаружил себя отнюдь не лежащим головой на столешнице. Не предпочла оная голова и миску с кашей в качестве замены подушке. Не привалилась к Вилланду, неуклюже обняв, никакая страхолюдина. И даже под стол он ненароком не свалился.
О, да если бы случилось хоть что-то из перечисленного — доблестный охотник вряд ли бы даже огорчился. К таким казусам ему было не привыкать. Напротив: скорее уж Вилланд мог порадоваться тому, что праздник удался. Что повеселился он на славу. А возможно, и не только он.
Но нет! Едва очнувшийся охотник очень быстро понял, что… стоит на ногах. Даром, что не слишком твердо. Еще он заметил, что одна из этих ног только что придала ускорение другому постояльцу. А может, и не постояльцу. Уж больно поспешно тот удирал — некая неприметная личность с крысиной физиономией и в сером, под стать, плаще.
Сил в удар ногой было вложено немало. Оттого Вилланд и очнулся, наверное, что боль почувствовал.
А правая рука охотника крепко сжимала кошель — причем все еще довольно тяжелый. Не успел Вилланд до конца понять, что к чему, как в голове у него зазвучал голос. Он же и поспешил прояснить ситуацию:
— Это был вор. Он хотел стащить твой кошель. Ты спал… пришлось прогонять его самому.
