Невеста Дерини - Куртц Кэтрин Ирен (электронную книгу бесплатно без регистрации txt) 📗
— Келсон, должен ли я говорить тебе, как я сожалею?..
— О, я знаю… И если бы здесь была твоя вина, я мог бы затаить обиду. Но твоей вины здесь нет. — С тяжелым вздохом он подал знак Дугалу, чтобы тот присоединился к ним. — Однако давай поговорим о женитьбе, когда я вернусь из Торента. И без того меня уже предупредили о том, что следует опасаться самого худшего, когда мы остановимся в Короте.
Морган говорит, что Риченда всю зиму собирала портреты подходящих невест, да и Арилан, похоже, кого-то для меня присмотрел. Я очень постараюсь быть внимательным… Но только ради Гвиннеда.
Глава четвертая
Мирная жертва у меня: сегодня я совершила обеты мои
В это же утро, в то самое время, когда король и его дядя присутствовали на заседании королевского совета Гвиннеда, Аларик Морган, герцог Корвинский, в полном боевом облачении скакал по дороге из Дессы в Ремут вместе с двумя посланниками из Торента. Их сопровождал большой эскорт королевских лучников Халдейнов и мавританские конники, так и не сменившие своих одеяний кочевников. Все они скакали по двое, в полном молчании, и тишину нарушало лишь звяканье упряжи и приглушенный стук копыт по немощеной дороге. Вдалеке слева виднелась серебристая лента реки, над которой под лучами солнца понемногу начал рассеиваться туман, обещая теплый, но сырой день.
Уже и сейчас, на вкус Моргана, сделалось жарковато, в особенности в ездовых доспехах и кольчуге.
Ни ветерка, ни дуновения воздуха, — и Морган с раздражением отбросил прилипшую ко лбу прядь влажных волос, а затем слегка натянул поводья, чтобы его конь не толкнул гнедого жеребца Сэйра Трегерна, ехавшего впереди. Рядом с Сэйром, который командовал отрядом гвардейцев, ехал державный герольд на сером боевом жеребце. В руках он, как и положено, держал походное двухвостое знамя Халдейнов, но сейчас шелковое полотнище обвисло, облепляя древко, так что вышитая золотом буква «К», символ королевского сана, была почти не видна в складках ткани.
Треугольный походный стяг мавров куда лучше походил для такого безветрия. Их знаменосец ехал прямо перед двумя подопечными Моргана. По верхнему краю знамени была закреплена жесткая проволока, так что черно-белое изображение оленя в прыжке, являвшегося символом Торента, ясно читалось на огненном фоне. Такие же ярко-рыжие перья украшали белые тюрбаны мавров, а также гривы и поводья их скакунов.
До сих пор путешествие проходило без всяких приключений. Оба посланца, разумеется, были Дерини, точно так же, как и Морган, поэтому от них следовало ожидать любых неожиданностей, и они могли бы причинить немало бед, если бы решили нарушить перемирие, которое Торент вынужден был заключить с Гвиннедом после того, как их король сделался заложником при дворе Келсона. Но несмотря на то, что до сих пор в отношениях Гвиннеда и Торента случалось всякое — от простого обмана до кровавого предательства, — Морган сомневался, чтобы сейчас эти двое предприняли что-то незаконное, покуда Лайем не вернется в свою державу.
Куда больше следовало опасаться, что какие-то враждебные действия могут быть предприняты во время коронации Лайема, и его подданные попытаются отомстить Гвиннедскому королю, который удерживал того в заложниках долгих четыре года, — ибо Келсон должен был присутствовать на церемонии вместе со свитой, и в обряде, полном неведомых им магических символов, таилось множество опасностей, не говоря уже о том, что гвиннедцы в Торенте будут в явном меньшинстве, увы, но до сих пор торентцы давали мало поводов для доверия.
Кроме того, и сам Лайем подвергался опасности не меньшей, чем его бывшие опекуны, если правдивы слухи относительно дядьев мальчика. Но даже если все пройдет гладко, — в чем Морган, к несчастью, до глубины души сомневался, — как минимум, следовало ожидать, что церемониальные торжества будет чудовищно длинными, утомительными и потребуют ото всех участников массы усилий.
Обернувшись через плечо, он улыбнулся своему пасынку Брендану, который сейчас служил при нем пажом. Брендан широко усмехнулся в ответ. Моргану очень не хотелось брать с собой мальчика в этот раз, хотя бы даже из-за физической нагрузки, — три поездки из конца в конец от Ремута в Дессу и обратно, и достаточно резвым ходом, — но Брендан упросил его, и Морган уступил. По крайней мере, никакая прямая опасность им вроде бы не грозит, несмотря на близость торентцев. Брендан все же был отчасти Дерини, — хотя ему сравнялось всего одиннадцать лет, но у него были отлично развитые защиты, и, благодаря наставничеству матери, он не по годам хорошо мог распознать попытки чужого ментального воздействия, если вдруг кому-то вздумается воспользоваться его юностью и доступом к высокопоставленным сановникам.
Кроме того, он мечтал отправиться с королем в Белдор, хотя до сих пор Морган не дал ему окончательного ответа. В поддержку своей просьбы Брендан указал, — вполне разумно и без малейшего высокомерия, — что деринийские умения, впитанные им от матери, могут оказаться полезными в этой поездке, ибо он уже начал обучаться чарам истины, но по молодости лет и незначительности статуса мало кто из придворных был склонен обращать на него внимание и, соответственно, держаться настороже. И все же Морган был пока не готов подвергнуть мальчика таким испытаниям и возможным опасностям… И к тому же Риченда явно была бы против.
Внезапно лошадь Моргана оступилась, он выровнял ее шпорами и поводьями, вновь вернувшись мыслями к двум своим чужеземным спутникам. Торентцы прибыли в Дессу накануне вечером на юркой боевой галере под эскортом собственного корабля Моргана, «Рафалии». Со старшим из двоих Морган был давно знаком: еще в самом начале, когда Лайем только появился при гвиннедском дворе, аль-Расул ибн Тарик был назначен регентами Лайема официальным посредником между двумя королевствами, и они с Морганом относились друг к другу с изрядной долей симпатии, хотя и не без опаски. Тем не менее, размышлял Морган, автоматически повинуясь знаку, поданному Сэйром Трегерном, чтобы лошади перешли на рысь, он до сих пор почти ничего не знал об этом утонченном и загадочном Расуле, с того первого дня их знакомства, когда мавр въехал на своем скакуне прямо в парадный зал Ремутского дворца вместе с гепардом, что восседал в седле за спиной у всадника. Этот смуглокожий Лерини, изысканный в речах и всегда ускользающий, блестящий царедворец, умел угрожать, передавать волю своих хозяев, вести ни к чему не обязывающие светские беседы, одновременно почти ничего не выдавая ни о себе самом, ни об истинных целях и замыслах своих господ.
Если не считать искренней любви к своему юному королю, то, пожалуй, единственный личный интерес, который он выдал за все четыре года, это страсть к зодчеству. На родине, в Торенте, он сам разработал планы и возвел несколько замков и укрепленных городов, поэтому остроглазый Расул всегда старался в свои приезды в Ремут изучить градостроительные чудеса столицы, — но, в подробностях распространяясь на эту излюбленную тему, он все же ухитрялся ускользать от любых прямых расспросов. Они с Морганом относились друг к другу с уважением и даже с пониманием, однако здесь не могло быть подлинного доверия, учитывая, что каждый служил своим хозяевам. Если бы того потребовали политические обстоятельства, Морган ничуть не сомневался, что Расул стал бы грозным и опасным противником.
Однако еще большую тревогу, поскольку он был для герцога Корвинского совершенным незнакомцем, вызывал бородатый молодой человек, скакавший рядом с Расулом: граф Матиас, младший брат регента Махаэля и, следовательно, дядя юного короля, — разумеется, он также являлся искусным Дерини. Если не брать в расчет самого Лайема, то лишь второй племянник и двое братьев стояли между Матиасом и троном Торента… А в семействе Фурстанов никогда не придавали особого значения узам крови и прочим нелепым предрассудкам. Хотя утверждали, что сам Матиас не питает никаких политических амбиций и уделяет все свои силы и время семье и своим виноградникам, Морган в глубине души сомневался, что подобное утверждение можно со всей искренностью отнести хоть к кому-то из Фурстанов.
