Братство талисмана - Саймак Клиффорд Дональд (книги бесплатно TXT) 📗
– Я думаю, вы понимаете, милорд.
– Не называй меня милордом. Лорд – мой отец, а не я.
– Простите, милорд, больше не буду.
– Как ты думаешь, почему рассказы о Вольферте так долго держались? По крайней мере, сто лет, а то и больше. Не знаешь, когда это было?
– Никто не знает, – ответил Эндрю. – Дата его смерти была указана на маленькой статуэтке, венчающей гробницу, но она разбилась, когда дерево упало. А что рассказы живут долго – ничего удивительного. В деревне целыми месяцами ничего не происходит, абсолютно ничего, и уж когда что-то случается, это производит большое впечатление, долго помнится, и об этом много говорят. Кроме того, иметь в деревне святого – много значит. Это дает деревне особые отличия перед другими деревнями.
– Да, – согласился Дункан, – это я понимаю. А что насчет реликвии?
Эндрю отошел подальше.
– Это не реликвия, а адская машина.
– Но она ничего не делает, – возразил Конрад. – Просто весит.
– Вероятно, она не активизирована, – предположил Дункан. – Не работает. Может, надо определенное слово, и механизм включится.
– По моему мнению, – сказал Эндрю, – ее надо закопать поглубже или бросить в текучую воду. Ничего хорошего от нее не будет. Нам и так хватает опасностей и бед, зачем искать еще? А почему вы так заинтересовались ею? Вы сказали, что идете в Оксенфорд. Я не понимаю – вы говорите, что у вас в Оксенфорде важное дело, а сами увлеклись этой противной вещью из могилы колдуна.
– Мы идем в Оксенфорд по делу господа, – произнес Конрад.– По святому делу.
– Конрад! – Резко оборвал Дункан.
Эндрю повернулся к Дункану.
– Он верно говорит? На вас возложено дело господне? Святое дело?
– Можно сказать и так.
– Конечно, это дело важное, – сказал Эндрю. – Путь далекий, трудный, жестокий. Однако, вы имеете нечто, говорящее вам, что путешествие должно быть сделано.
– Теперь будет труднее, – вздохнул Дункан. – Мы надеялись пройти незаметно, но теперь разрушители знают. Мы разбили их пикетчиков, и теперь нас будут выслеживать. И нет другого пути. Дело не только в безволосых. Меня беспокоит самая суть. Если здесь были пикетчики, значит, есть что-то, на что никто не должен наткнуться.
– Как же мы пойдем? – Спросил Конрад.
– Прямо вперед. Это единственно возможное. Куда бы мы не пошли, везде можно встретить разрушителей, так что пойдем прямо как можно быстрее и будем остерегаться.
Пока они разговаривали, дух висел в углу, а теперь перелетел к ним.
– Я буду вашим разведчиком, – заявил он. – Я могу лететь впереди и смотреть. Страх будет сжимать мою душу, если она у меня есть, но из признательности за то, что вы позволили мне идти с вами, и ради святой цели я могу это сделать.
– Я не просил тебя сопровождать нас, – возразил Дункан. – Я сказал, что не могу помешать тебе идти с нами.
– Вы не принимаете меня, – запричитал дух. – Хоть я и сам дух, я не могу сказать вам. Вы спрашиваете об одном определении, а я спрошу о другом: можете ли вы сказать, что такое человек?
– Нет, не могу.
– Я бы сказал, что быть духом хуже. Дух не знает, что он такое и как он должен действовать, в особенности такой дух, который не имеет своего места для явления.
– Ты мог бы являться в церкви, – посоветовал Эндрю. – При жизни ты был близко знаком с ней.
– Я никогда не был внутри, – возразил дух. – Только снаружи. Я сидел на ступеньках и просил подаяния. И скажу тебе, отшельник, это была вовсе не такая хорошая жизнь, какой могла быть. Деревенский люд очень скуп.
– Они бедны. Нищие даже. У некоторых и медяка лишнего не было, а иной раз и нелишнего – вообще ничего. Так что твоя участь была нелегка, добавил Эндрю безжалостным тоном. – Всякая участь тяжела.
– Зато есть вознаграждение. Быть духом лучше, быть мертвым, в особенности если мертвые попадают в ад. Очень многие живые знают, что, как только умрут, то прямехонько отправятся в ад.
– А ты?
– Не знаю. Я не был злым, только лентяем.
– Но для тебя все складывается хорошо. Ты идешь с этими людьми в Оксенфорд, и, может, тебе там понравится.
– Они говорят, что не могут помешать мне идти, я им явно неприятен, но все равно пойду.
– И я тоже, – заявил Эндрю, – если они возьмут меня. Я всю жизнь мечтал стать солдатом господа. Из-за этого я стал отшельником. Святое рвение, возможно, недостаточно ярко горело в моей душе, но все-таки горело. Я всячески старался доказать свою преданность господу: годами я смотрел на пламя свечи, отрываясь только для принятия пищи и заботы о телесных нуждах. Я ложился спать только тогда, когда у меня не оставалось сил бодрствовать. Случалось, что я клевал носом и спаливал брови на свече. И свечи
– дорогое удовольствие, нелегко было добывать их. И я так ни к чему и не пришел. Свечное бдение ничего не дало. Я даже не почувствовал ничего хорошего в этом. Я смотрел на пламя и думал, что сольюсь воедино с падающим листом, с пением птицы, с солнечным лучом, с паутиной и приобрету мудрость всего мира, но ничего такого не случилось. Мне плевать на падение листа, и меня мало беспокоят птицы и их пение. Чего-то не хватало, или сама идея была неправильной, а те, кто обещал в этом деле успех, были первоклассными лгунами. В конце концов я понял, что меня обманули. Теперь же у меня есть шанс стать настоящим солдатом господа. Хоть я и трус, и крепости во мне не больше, чем в тростнике, но своим посохом, надеюсь, я смогу нанести парочку здоровых ударов, если понадобится. Я приложу все старания, чтобы не убегать, как сегодня, когда нам угрожала опасность.
– Не ты один убежал сегодня, – глухо сказал Дункан. – Леди Диана с боевым топором и всем прочим тоже удрала.
– Только после того как все кончилось, – поправил Конрад.
– Но ты мне сказал…
– Вы неправильно поняли мои слова. Когда началось сражение, она спешилась, но потом снова села на грифона, и они оба сражались, она – топором, а грифон – когтями и клювом. И только когда безволосые были разбиты и бежали, она улетела.
– Это мне больше нравится, – обрадовался Дункан. – Она не похожа на тех, кто спасается бегством. Значит, уклонился только один я.
– Вам не повезло, что вас треснули дубиной, – оправдал его Конрад. – Я встал над вами и отогнал тех, кто подбирался к вам. Наибольший урон безволосые понесли от миледи и дракона.
– Грифона.
– Правильно, милорд. Грифон. Я путаю их.
Дункан встал.
– Нужно пойти в церковь, пока еще светло. Может быть, леди там.
– Как ваша голова? – Спросил Конрад.
– Сбоку шишка с гусиное яйцо, болит, но, в основном, все в порядке.
Глава 8.
Церковь была небольшая, но производила сильное впечатление, куда большее, чем можно было ожидать от деревенской церкви. Столетия назад деревенские каменщики трудились для нее, добывали и обрабатывали камень, привозили его на место, укладывали тяжелые плиты фундамента, вырезали скамьи, алтарь и прочую фурнитуру из местного дуба, ткали гобелены для украшения стен. Дункан подумал, что вся грубая простота как раз и придает церкви очарование, столь редкое в других, больших по размеру и тщательно отделанных сооружениях.
Гобелены были содраны со стен и валялись на каменных плитах пола, рваные и затоптанные. Некоторые из них были подожжены, но не сгорели. Скамьи были изрублены, алтарь уничтожен.
Дианы и грифона там не было, но были признаки их недавнего прибывания: навоз грифона, овечья шкура на полу в маленьком приделе, где спала Диана, грубо сложенный из камня очаг и полдюжины кухонных принадлежностей.
Во втором приделе стоял длинный стол, каким-то чудом оставшийся неповрежденным. На нем лежали груды пергамента. Там же стояла чернильница с воткнутым в нее пером.
Дункан взял один из листов. Почерк был неразборчивый, слова написаны безграмотно, с ошибками. Такой-то родился, такой-то умер, такие-то поженились, таинственная болезнь унесла десяток овец. В этом году было много волков, ранние морозы погубили огороды, но снега не было почти до рождества.
