Разоблачение - Берг Кэрол (библиотека электронных книг .TXT) 📗
При виде их я вскочил с кресла:
– Что это значит? – Каддок выступил вперед:
– Мы имеем сведения о том, что ты нарушил клятву, позволив демону остаться в теле жертвы, и даже не сражался с ним! – Он едва не выплевывал из себя слова. – Что ты скажешь на это?
Я взглянул на Катрин, но ее лицо было непроницаемо. Одно из ее лучших лиц настоящего наставника: ни злости, ни страха, ни сострадания. Только пристальное внимание.
– Все не так просто, как звучит.
– Мы не хотим обманывать тебя, Сейонн, – мягко произнесла Мейра. – Мы просто хотим услышать твой ответ, прежде чем примем решение.
– А эти люди пришли арестовать меня? – Арестовать. У меня не укладывалось в голове, как это возможно. В Эззарии арестовывали раз в десять лет. И Смотрителя… Это невероятно.
– Что ты ответишь? – Голос Каддока был таким же невыразительным, как и его волосы, кожа и плащ. – Ты не убил демона. Ты не изгнал его. Единственное, что остается, – ты проиграл битву или ты не смог вызвать его на бой.
– Катрин…
– Ты не арестован, Сейонн. Но обвинения столь серьезны, что тебе не позволят говорить ни с кем, пока дело не будет разобрано. Ты должен понять это.
– Даже с моим наставником?
– Даже. – Это был Каддок.
– Тогда все равно, что я скажу. – Я уселся в кресло, и они смотрели, как я молча натягиваю ботинки, не обращая на них внимания. – Я буду дома.
Я пошел к двери, не замечая людей. Но когда приблизился к Фионе, я остановился. Она посмотрела на меня так, словно ожидала, что я ударю ее.
– Вспомни хорошенько, что произошло сегодня, Фиона. Подумай, почувствуй. И когда пройдет время, ты расскажешь мне, что за зло ты почуяла, создав Ворота. Расскажешь, какое безумие противостояло твоему заклинанию. Узнай у Ловца то, что он не рассказал нам. Я хочу понять, что случилось, не меньше всех остальных, и я надеюсь, вы будете справедливы в своих суждениях.
Было далеко за полночь, но Исанны не было дома. Она, конечно, слышала о том, что со мной произошло. Наверное, она решила переночевать в другом месте. У нее был выбор, куда пойти: друзья, ее распорядительницы, спальни для гостей в другой части резиденции. Я зажег девять свечей на нашем камне скорби и немного посидел, глядя на него. Я вдыхал сладкий дым и думал о своих родителях и сестре. Надеюсь, они найдут моего сына в загробных лесах, они позаботятся о нем так же, как они заботились обо мне. Потом я задул пламя и улегся в постель, не обращая внимания на двух стражников, сидящих у двери, чтобы никто, даже их королева, не смог поговорить со мной. Я провалился в сон, размышляя, что они сделают с юным Хавелом, который и понятия не имел, что может стать нечистым от разговора с единственным Смотрителем в Эззарии.
Совет собрался через три дня после моего падения, когда Кенехир вернулся из южной части страны. Такие обвинения не могут ждать. Я провел эти дни в обычных тренировках, хотя и без Катрин и ее учеников. Все свободное время я сидел в библиотеке королевы, читая о демонах. Сведений было чрезвычайно мало. И ничего, даже намека, о существовании демонов, которые просто хотят лучше узнать мир.
Дрик пришел сообщить мне о заседании Совета, когда я читал очередной манускрипт, сообщающий мне, что демоны мечтают только о смерти и зле. Молодой человек заметно волновался, он заговорил со мной вполголоса, словно стражники были совсем глухими:
– Что произошло, мастер Сейонн? Разве обычно нужно отчитываться перед Советом? Я совсем не умею говорить перед публикой. Они сказали, что никто не имеет права разговаривать с вами, пока они не разрешат. Я не понимаю… вы же лучший… самый сильный Смотритель, который когда-либо существовал.
Я был тронут его верой в меня, которую не смогло сломить даже приказание Совета:
– Не волнуйся. Ты ведь должен повторять с учителем особые случаи. Иногда Совет тоже хочет о них знать, чтобы все мы могли учиться. Особенно теперь, когда некоторые вещи так сильно отличаются от тех, к которым мы привыкли. Ты всегда должен быть готов изучить что-то новое, быть внимательным, прислушиваться к собственным ощущениям и разуму. Иногда мы забываем делать это. Ты должен делать все, что можешь, именно это я и делал. Когда придет твое время, ты тоже будешь лучшим.
Я хотел бы поговорить о происшедшем с Катрин, но ее положение в Совете не позволяло мне увидеть ее до заседания, даже если бы мне разрешили разговаривать. Катрин умна и талантлива. Она должна найти выход.
Пятеро сидели полукругом в скромной комнатке с высоким потолком, большими окнами и сияющим дубовым полом. Я сидел в кресле с прямой спинкой лицом к Совету. Другой мебели в комнате не было. Ни картин, ни ковров, ни столов, ни стульев. Только солнечный свет. Ножки моего кресла негромко поскрипывали, и звук эхом отдавался в почти пустом помещении. Мы молча сидели, прислушиваясь к жужжанию пчел за окном и отдаленным возгласам, иногда долетавшим из леса.
Талар открыла собрание. Ее седые волосы были собраны в узел на макушке, гладкая бронзовая кожа туго обтягивала скулы; подбородок, хотя и красиво очерченный, упрямо выступал вперед.
– Сейонн, Смотритель Эззарии, ты призван на Совет ответить на несколько самых серьезных обвинений…
Ей понадобилось время, чтобы перечислить их все. Первым, разумеется, было то, что я позволил демону остаться в теле жертвы, не вызвав его на битву. Следующим было убийство одержимого работорговца. Потом последовал список Фионы с моим пренебрежением обрядами, подозрительными уроками и прочими прегрешениями. Больше всего меня удивила включенная в список проигранная битва.
На этом месте Катрин, нахмурясь, прервала Талар:
– Кажется, мы договорились, что это событие не будет упоминаться. Проигранное сражение не считается преступлением. Наоборот, если Смотритель понимает, что шансов нет, он обязан отступить. Он должен ставить свою безопасность и безопасность своего Айфа превыше собственной гордости.
Кенехир согласно закивал, на его морщинистом лице отражалось беспокойство. Вмешалась Мейра:
– Мы это знаем, Катрин, и, разумеется, не станем рассматривать неудачу как признак предательства. Но мне кажется полезным узнать все, что происходило в эти дни. Полный обзор событий позволит нам точнее судить. И никто из нас не станет обвинять Смотрителя за поражение. – Последняя фраза была обращена к Талар, которая сухо кивнула и сделала на листе какую-то пометку.
После этих слов я настроился на долгое разбирательство. Не было ни малейшей надежды на быстрое перечисление, быстрое принятие решения и указание мне строже соблюдать ритуалы, следовать которым требовала традиция. А я-то надеялся провести вечер в беседе с Кенехиром. Старик долгие годы работал с нашими лучшими учеными и знал об одержимости больше других.
Вместо этого мне придется убить день на объяснения, почему я не считаю подметание пола после битвы таким уж необходимым и почему если я признаю, что одно прочтение завершающей песни обладает успокаивающим и исцеляющим действием, то не читаю ее трижды? И мне придется вести себя как можно лучше и уж ни в коем случае не настаивать на том, что на оценку моих действий Фионой влияла прежде всего ее неприязнь ко мне. Хотя ее записи были точны, она объясняла мои поступки самыми худшими побуждениями.
Действительно, было уже далеко за полдень, когда мы наконец подошли к главному вопросу. В полдень нам принесли еду и вино. Я ел, стоя у окна Несколько раз я ловил на себе взгляд Катрин. Конечно, она не имела права подойти ко мне и поговорить, но я надеялся хотя бы на взгляд или ободряющий жест. Но ее лицо оставалось непроницаемым, к еде она и не прикоснулась. Меня охватило сильное беспокойство.
После пятнадцатиминутного перерыва мы вернулись к разбирательству. Члены Совета заерзали на стульях, когда Талар объявила о самом важном:
– Смотритель, расскажи нам о последней битве.
Я забыл о своем беспокойстве и постарался направить все свои способности на повествование. Я постарался вспомнить каждую деталь, каждое слово, каждое ощущение, каждый запах, цвет и вкус, я старался изложить все так, чтобы пятеро сидящих передо мной могли пережить события сами. Я хотел заставить их слышать и видеть, как слышал и видел я сам. С каждым мигом я все больше убеждался, что этот мой опыт так же значителен, как и мое сражение с Повелителем Демонов, мы не можем им пренебречь.