Король-Бродяга (День дурака, час шута) (СИ) - Белякова Евгения Петровна (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
Я внутренне напрягся. Вот и отпускай учеников куда ни попадя, им там вмиг чего-нибудь важное отрежут. Но не привязывать же их, в конце концов? Поэтому я заставил себя улыбнуться, будто дырка в животе — самое обычное дело. Не хотелось ее обижать еще и беспокойством, она же взовьется не хуже кобылицы необъезженной, как я, мол, посмел сомневаться в ее воинских способностях. Про магические я вообще молчу — она считает, что узнала у меня почти все, что можно.
— Сильно ранили? — ну вот, не удержался.
— Сильно. Я к тому и веду. Я на долгое время потеряла сознание, но перед тем как провалиться в темноту, увидела что-то… Джок, я думаю, это и было ТО место, за гранью… Но на Сады оно было не похоже. Честно говоря, в нем не было ничего особенного…
— Опиши.
— Там было светло, много-много солнца, и все в желтых тонах, охряное небо, золотые люди, низкие дома, и одно какое-то здание с колоннами… К нему вели ступени, много ступеней… И еще пахло чем-то странным. Тягучим, соленым, и кто-то кричал визгливо…
— Тебе не понравилось?
Ну как я объясню ей, что пахло морем, что кричали чайки, а охряное небо есть только над одним городом во всем мире? Я смолчал.
— Не то чтобы не понравилось. Было такое чувство, будто я ищу кого-то очень близкого, знакомого… Не знаю, может это и был загробный мир, а искала я там своих настоящих родителей.
— Все может быть, милая… — я увидел, она расчувствовалась, сейчас начнет спрашивать… и безжалостно задушил разговор одним лишь вопросом: — А ты уверена, что тебя не ударили по голове?
Она тут же забыла об охряном небе, гневно дрогнула ноздрями и фыркнула:
— Уверена. Ты допил свой чай?
— Да, и если ты хочешь принести мне еще — не смею задерживать. Нам сегодня еще много работать.
Хилли, стараясь звякать посудой как можно громче, собрала чашки и тарелку из-под булочек, осмотрела комнату, словно выискивая, чем бы в меня бросить, и ушла на кухню, бурча что-то себе под нос. А я взялся за перо и бумагу: она долго будет успокаиваться, не меньше часа, есть время поразмыслить…
Как я и предсказывал, мой цветочек вернулся через час. Насупленная, но уже готовая внимать. Перед тем, как начать очередной урок, я многозначительно кивнул на свою пиалу; Хилли послушно налила чай и опять уселась на пол у моего кресла, скрестив ноги.
— Итак, сегодня мы поговорим о… погоде. Сразу скажу, я в ней не силен, но небольшой ветерок, чтобы закрыть тучкой солнце — это я могу. И ты сможешь, уверяю; если даже Рэд научился… Но начнем мы с зелья, м-м-м… общеукрепляющего, наверное, очень полезно для тех, кого тыкают мечами в живот. Итак, приступим.
Я учу их с Рэдом всему, чему в свое время научили меня. Хотя нет, не всему, конечно… самые смертоносные, страшащие и неприятные вещи я оставляю в покое. Будет нужно — и до них дойдем, а пока мои ученики могут кипятить воду, засунув в нее палец (у каждого 'свой' объем, Рэду под силу ведро, Хил пока ограничивается котелком), усыплять человека, поджигать все, что горит, поднимать в воздух небольшие предметы и определять, не отравлено ли питье. Ну, и по мелочи, конечно: они оба неплохо разбираются в травах и смогут при необходимости сварить пару зелий лечебного свойства. Это все — для затравки, чтобы интерес не пропадал, главное, чему я их учу, относится не к магии. Разбираться в людях. Видеть их скрытые помыслы, желания, угадывать хитросплетения их мыслей, уметь руководить и слушать, выбирать из двух зол и принимать верные решения… Ну и наиглавнейшее — понимать себя.
Мне самому понадобилось очень много лет, чтобы чуть ближе подойти к самому себе, и я пытаюсь научить их этому искусству как можно быстрее; сомневаюсь, что они проживут столько же, сколько и я, у них времени меньше.
Хилли, хоть Рэд и стал моим учеником раньше нее на восемь лет, уже почти догнала его. Не придержишь ее — так и перегонит же! Вот она, сидит, склонившись над бумагой, сосредоточенно выводит буковки, записывая ингредиенты. Я позаботился и о том, чтобы оба они научились писать, читать и считать; более того, заставил прочесть кучу исторических книг, философских и общекультурных. У меня у самого никаких книг в моем домике нет, но ученики во время своих 'заработков' уделяли время тому, чтобы найти в городских библиотеках нужное; а потом по приезде я их экзаменовал, по памяти.
Она уехала тем же вечером, обещав поискать травы для зелья, и я опять остался один. По моим расчетам, через неделю вернется из своих эскапад Рэд, и я снова смогу оттачивать на нем свое остроумие.
Я могу ошибаться в отношении Хилли, но… судя по всему, она и впрямь начинает вспоминать. А раз так, то скоро — через год, или месяц, тут уж как получится, — я немного приоткрою перед ней завесу ее памяти, как и обещал. Хотя как я объясню Хилли, что у нас с ней абсолютно разные версии нашей первой встречи? Настолько разные, что можно верить лишь одному из нас? Я допускаю, что события пятилетней (и столетней) давности представляются мне не совсем так, как было на самом деле. Я чуть приукрашиваю, перекраиваю действительность под себя, да, кто без изъяна? Но в основном я точен.
Вы, дорогие мои, решите сами, кто прав; а, в сущности — какая разница. Я готов поспорить, что моя версия гораздо интереснее. Может, я ее и выдумал.
Кстати, предупреждаю, что уйду я в воспоминания надолго, и, возможно, где-нибудь в середине решу, что добавлять нечего. Но, в конце концов, я — автор этих строк, кому как не мне, выбирать, что размазывать по страницам?
Итак, смачивая пальцы слюной, но немного, не слишком обильно — чтобы годы, пролистываемые мной, не выскакивали из общей кучи и не липли к рукам; задув свечи и прикрыв глаза…
***
ВОСПОМИНАНИЯ. Стрижи — Дор-Надир.
Год семьсот пятьдесят восьмой, хреновый, скучный и унылый, и вместе с тем непомерно раздутый — ощущение было такое, будто зима цепляется зубами за землю, не желая отдавать ее весне, и все тянется, тянется… Приходит весна, окапывается и ни за что не желает сдавать свои позиции лету, и тому приходится использовать хитрости, обходные маневры, шпионаж и предательство, и зачем? Чтобы показать длиннющий язык осени, объявив, что с места не сойдет, пока не измочалит души всем смертным духотой и тяжелыми дождями. Словом, год тянулся, как третья стража.
Я метался между отчаянием и маленькой деревушкой по названию Стрижи, где у меня была любовница, местная ведьма. Осел я там после того, как она подумала, что меня приворожила. Я не переубеждал ее, соседки завистливо вздыхали, слушая ее страстные вопли вечерами, а я вспоминал то счастливое время, когда путешествовал с труппой, свободный, как плевок на ветру.
Или нет, начну с другого.
Я пошел топиться.
Вскрыть себе вены у меня не хватало духу, хоть это и было бы по-королевски. Но королем я давно уже не был, и мое сердце актера вопило, что травиться банально, резать себя ножом больно, а повеситься и вовсе неприлично, да и отдает халтурой. На самом деле мне просто не хотелось умирать, но я был в ужасе от перспективы жить вечно. Я бы сжег все мосты за собой, если б они были; я бы забыл слова старого маразматика герцога, но не мог. Той же ночью, когда были произнесены дурацкий стишок, просьба закрыть дверь; и звучал смешок с сумасшедшинкой и мой отчаянный вопль — той же ночью я сбежал. Бросил друзей, театр, и, подгоняемый в спину ветром, гнался за самом собой — прежним; я старый презрительно усмехался себе новому и не давался в руки… Со сбитыми ногами и спутанными в колтун мыслями я прибрел к деревне, вошел в первый попавшийся дом и заснул в сенях. Проснулся приголубленным и опоенным какой-то гадостью под названием 'приворотное зелье'.
Через две недели я привязал камень на шею и пошел к реке.
Знаю, выглядит несколько непоследовательно, но с головой у меня тогда было не все в порядке. Еще на подходе я услышал веселый деревенский говорок женщин, стиравших белье в реке. Они, судя по всему, сплетничали, как всегда — прыскали смехом, плескались водой. Мое живое воображение тут же нарисовало картину: целая грядка женских ягодиц, и я, пытающийся протиснуться между ними, чтобы прыгнуть в реку, для большей скользкости намылившийся. Бабы кричат, падают в воду, поднимая брызги… Я так ярко все это увидел — и передумал топиться. Это не самоубийство, а фарс — не стоит и браться. И вместо того, чтобы попытаться умереть, я пошел пить.