До неба трава (СИ) - Шишкин Артемий (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
Передав обратно княжне откупоренный бутыль, он вскочил на ноги и принялся надевать на себя принесённую с края листа одежду. Она тоже оказалась диковинной. Не имеющая ворота роба с короткими рукавами, переходила в короткие штаны. Цвета они были чёрного и материала плотного, грубого. Как и на ремне, вся одежда имела различные карманы и колечки. Сняв с себя ремень, парень влез в штаны.
- А я - из косцового роду, касожьего племени... касогами нас величают. - Добавил Вереск, облачаясь. - Живу здесь, недалече. Споро дойдём.
Княжна перестала опасливо нюхать откупоренную флягу и, сдвинув брови, недовольно посмотрела на Вереска, который уже успел продеть руки в рукава и застёгивал железные крючочки, скрывая под ними грудь и живот.
- Никуда я с тобою не пойду! - отрезала она. - Мне надобно вернуться скорее на дорогу. Там суженый мой раненый лежит. Мы с коня сверзлися, и он главу в кровь сбил.
Она вновь закупорила флягу и поставила её подле себя. В очередной раз, опоясавшись поверх новой одежды, Вереск как-то грустно посмотрел на неё, и улыбка тут же покинула его уста.
- Надо обязательно успеть укрыться у нас в летовье. До ночи надо. Ночью во Высокотравии очень опасно. - Он справился с пряжкой и присел на корточки подле княжны. - Вдвоём сейчас не под силу добраться до дороги. Пожрёт нас ночь, заглотит чёрным зевом.
- Никуда я с тобой не отправлюсь! - Асилиса стала подбирать размотанную и лежавшую смятой грудой ткань своей пелены. - Одна пойду. Али я полонянка твоя? Хм! Хитник хитника обокрал!
- Я тебя не неволю. - От обиды Вереск поднялся на ноги и сложил руки на груди. - И вовсе не потому я тебя из полона высвободил.
- А пошто тогда? - княжна даже перестала возиться с длинным и запутанным полотном материи. Сложностей прибавляло ещё и то, что одной рукой ей приходилось постоянно придерживать и прижимать к груди верхний край тряпицы.
- Идти надо. Двуехвосты повылазят - до дому не дойти станет. - Вереск кивнул на догорающий закат. - Вон, уже светила краюха осталась.
- Да пошто лик-то воротишь? - Асилиса прищурилась и подбоченилась. Видно было, что вставать в подобную позу ей очень нравилось. - А ну, молви, пошто ты меня от этих крыланов скычал? Ведь их поджидал же?
- Это восины. Ныне же нам должно стремливо схорониться до утра, - парень продолжал настаивать на своём.
- Нам? Я иду на дорогу. А ты можешь тещи, куда душе угодно. - Княжна подобрала и намотала на руку полотнище.
- Хороняка! Не следовало тогда меня спасать! Брошенные в запальчивости слова княжны больно задели Вереска. Он резко отвернулся от неблагодарной девицы.
- Спас за тем, что от поругания да от смерти лютой выручал. А течи в косцовье всё равно потребно. - Вереск боролся с собственной обидой и жалостью к девушке. - Не выручить твово суженого... не добраться до него уже. Наверняка его уже Шестиглав прибрал.
- Да ты воистину, хороняка! - княжна в порыве отчаяния схватила стоявшую подле неё фляжку и зашвырнула ею в собеседника. - Али особливое замышление на меня мнишь?
Касог, уловивший и услышавший движение за спиной, развернулся вполоборота и легко словил фляжку на лету.
- Были мысли, да все вышли. - Фляжка по-хозяйски была прибрана в один из карманов одежды. - Пошто мне такая взбалмашна жена. И впредь я тебя не неволю. Поди, куда душа сманит.
- Ах, во-о-он оно как! Кознодейство эдакое учинить удумал? Искорыстовать да бесчестить чужих невест! - не на шутку разошлась Асилиса.
В ярости она вскочила на ноги, но, запутавшись в длинной полосе ткани, вновь свалилась на лист. Вереск в порыве кинулся к девушке на помощь и успел подхватить её под локоть:
- Я мнил, ты дева... - стал неловко оправдываться он.
- Пусти меня, клюкавый! - Асилиса резко выдернула свой локоть и свалилась-таки на лист. - Дева я, дева! Уяснил?
Вереск вновь попытался помочь этой красавице-рыси, но она замахала на него руками и одарила таким сверкающим молниями взглядом гневных очей, что парень в сердцах плюнул и, отойдя на дальний край листа, уселся спиной к Асилисе.
- Глумление какое учинил! Не указ ты княжне! И, не прекращая ворчать, девушка тщательней подобрала ткань и вновь попыталась встать, когда внезапно в ночных сумерках стали раздаваться какие-то странные звуки.
Княжна оборвалась на полуслове. От таких звуков у неё побежали не то что мурашки, прямо мураши по всему телу. От страха она села на лист и прижала колени к груди. Где-то внизу неведомое существо издавало, как показалось Асилисе, вопль жуткой боли. Но когда этот страшный вопль резко перешёл в дикий хохот, то княжна уже так не думала. Теперь ей казалось, что смеётся сам хозяин Мёртвых гор. От страха девушка округлила свои красивенькие глазки и прикрыла рот рукой.
Жуткий глас стих, но в отдалении по разные стороны зазвучали нечеловеческие уханья и хихиканья. Прижимая длинные полотна к груди, Асилиса на четвереньках поползла к Вереску. Вдруг на полпути её остановил звук крыльев. Не привычный звук птичьих крыл, какой она каждый день слышала у себя дома, а шелестящий звук полупрозрачных перепонок неведомых существ в юбках, с непреклонной злобой в очах. От прежних звуков, правда, этот отличался более тонкой тональностью и частым перебиранием крыл. Существо буквально плюхнулось на лист-полог над головой Асилисы, и звук полёта сразу прекратился. Княжна замерла, как мышка. Она вся съёжилась и вжала голову в плечи. А над её головой послышался скорый топот маленьких ножек. Прекратившись на краю листа, он снова перешёл в шелест быстрых крылышек. Асилиса попыталась сглотнуть пересохшим горлом. Но страх сковал её тело. Немного выждав, девушка вновь продолжила путь к своему спасителю. Однако выручитель её, несмотря на все последние события, так напугавшие княжну, сидел на удивление спокойно и неподвижно. Казалось, что Вереск вообще не услышал того, что происходило подле них.
- Вереск, - тихо позвала девушка.
Касог не пошевелился. Оставляя позади себя белый след из вновь размотавшейся полосы ткани, Асилиса подползла наконец к парню.
- Вереск, а что это деется, а? - спросила она тихим голосом, заглядывая через плечо юноши.
Прямая спина касога продолжала хранить молчание.
- Да Вереск же! Молви, что это гоготало так жутко? - Асилиса сжала своей рукой плечо парня и обдала его ухо жарким дыханием. - А оно нас не сыщет?
- Не будешь вопить на всю округу - не сыщет. - Вереск мужественно держался в огне битвы с невинными чарами девушки. Краем глаза он видел оголённое плечо княжны. - А коли до темени досидим - верно кого-нибудь дождём.
- Вереск... Верен, молю, прости меня. - Асилиса почувствовала, что понапрасну обидела парня. Она нежно погладила его по плечу рукой. - Я благодарю тебя за своё вызволение. Устрашилась я тебя и края этого, диковинного и неведомого. Коли так надо, то будь по-твоему, веди меня в укром свой.
Вереск сидел молча и недвижно. Сражение с таким непритворно напуганным голосом, жарким дыханием и тонким девичьим ароматом было проиграно - полки непреклонной строгости и ряды мужской гордости сдавали позицию за позицией. Парень сидел и уже не смотрел на тонкую полоску солнечного диска, которая, словно его собственный последний рубеж обороны, истончалась под напором ночных чар. Он уже был готов улыбнуться и, повернувшись к девушке, погладить её в ответном жесте и наговорить нежных и успокоительных слов. И всё же последний край обороны его сердца взяло отнюдь не трепетное поглаживание девушкой его плеча:
- Прости меня, пожалуйста. Я повинна пред тобой. - Асилиса опустила голову, и её красивые волосы, растрепавшись, упали ей на лоб. - Не ведаю, что удумали там про меня вои со крылами, а только мниться мне, что снасильничали бы они надо мной. Ведаю, что честью и жизнью своей ныне тебе обязана, а всё равно не могу быти с тобою.
В голосе княжны послышались слёзы и зазвучало искреннее раскаяние. Они-то и превозмогли гордость и обиду Вереска. Он обернулся, и его милостивая улыбка озарила сумрак под листом. Вереск поправил уже почти сползший до непристойности край полотна и погладил Асилису по голове. Девушка почувствовала влажность мужской ладони, но запаха пота не уловила. От юноши пахло ароматом мяты и чем-то ещё, терпким и приятным. Он почувствовал первую брезгливую реакцию на своё прикосновение, но не обиделся. Улыбка его снова стала извиняющейся.
