Человек-Паук. Майлз Моралес - Рейнольдс Джейсон (книги без регистрации txt) 📗
– А ты, кстати, идешь на вечер поэзии?
– Не знаю пока. Ну я-то, конечно, хочу пойти, потому что у меня готов настоящий хит. Но мне еще нужно сделать домашку по химии, – он постучал пальцем по книге, лежавшей у него на коленях. – Ничего лучше химических связей и не придумаешь для завершения дня.
– Везет, – ухмыльнулся Майлз. – В общем, если ты все-таки там окажешься, извинись за меня перед Алисией, ладно?
Майлз положил тетрадь в рюкзак и перекинул его через плечо. Он направился к двери, но остановился у стола Ганке и просмотрел почту. На одном из писем было указано его имя. Майлз засунул его в задний карман.
– Да-да, я понял, – Ганке поднял вверх большой палец. – Если пойду, я скажу ей.
– Спасибо, друг.
И как только Майлз закрыл за собой дверь, Ганке крикнул:
– Скажу, что ты любишь ее!
«Кампус Конвиниенс» – скучнейший магазин. Майлз трудился в нем по программе «учись и работай», что давало ему возможность бесплатно жить в общежитии и питаться, так что его родители могли сохранить крышу над своей головой. Цены на недвижимость в их районе росли с каждым годом, и нельзя было исключать возможность, что их арендодатель – человек по имени Кесарь, которого никто никогда не видел, – продаст дом, и Майлзу с родителями придется искать новое жилье. Майлзу приходилось видеть подобное. Мужчина по имени Оскар жил в конце улицы, сколько Майлз его знал, пока однажды рядом с его крыльцом не появилась табличка «продается». К дому стали приезжать разные люди, они заглядывали в окна, записывали что-то в блокноты, звонили кому-то по мобильнику. Вскоре мистеру Оскару пришлось съехать.
Всякий раз, когда Майлз думал об этом, ему представлялось, как родители ютятся с ним и Ганке в их комнате в общежитии. Как мать по воскресеньям пытается приготовить платанос в микроволновке. Как Майлз спит с Ганке валетом на одной кровати, пока в их дом заселяется какая-то новая семья. Типа семьи Брэда Кэнби или Райана Рэтклиффа. Семьи, которая ест с хорошего фарфорового сервиза каждый день.
Все это звучало смешно, но отлично мотивировало Майлза идти на работу. Однако в «Кампус Конвиниенс» не продавали ничего из того, что было нужно среднестатистическому подростку: ни зарядок для телефонов, ни лаков для ногтей. Там были только тетрадки, обычные или на спиральках, шариковые ручки и фломастеры, карандаши, твердо-мягкие или механические, и, конечно же, консервированная колбаса. И задачей Майлза было обслуживать преподавателей и учеников, которые заглянут что-то купить. А значит – ничего не делать. Потому что никому не нужна была консервированная колбаса.
Майлз склонился над стойкой, его жизнь тонула в море однослойной туалетной бумаги и тройных дыроколов. Делать было нечего, поговорить не с кем, но хуже всего была музыка: монотонная игра саксофона – отличный саундтрек для рабочего места в стране потраченного времени.
Так что Майлз занялся тем, что обычно делал на работе, – домашкой. Он сделал химию и быстренько справился с математическим анализом еще до работы. По истории задания, как обычно, не было. Мистер Чемберлен сделал так, чтобы итоговая оценка полностью зависела от тестов. И никаких дополнительных баллов. Никаких дополнительных заданий. Просто слушай, а потом... бездумно пересказывай.
Оставалось только сиджо. Тема – легче легкого и нож в сердце одновременно: напишите о своей семье. Она тревожила его с тех пор, как он начал писать, еще несколько часов назад. Но прежде чем Майлз успел снова разбудить в себе внутреннего Эдгара Аллана По, он вспомнил о письме в заднем кармане штанов. Он вынул его и посмотрел на обратный адрес, на который даже не обратил внимания перед уходом.
Остин Дэвис
7000 Олд Фэктори Роуд
Бруклин, Нью-Йорк 11209
Майлзу Моралесу
Бруклинская академия
Паттерсон Холл, комната 352
Бруклин, Нью-Йорк 11229
Майлз провел большим пальцем по ребру конверта и медленно разорвал его. Затем он вынул письмо, развернул его и принялся читать текст, написанный карандашом и состоящий из заглавных букв.
МАЙЛЗ, ЕСЛИ ТЫ ЧИТАЕШЬ ЭТО, ЗНАЧИТ, МОЯ БАБУШКА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО УМЕЕТ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ИНТЕРНЕТОМ. ОНА СКАЗАЛА, ЧТО БУДЕТ ТЕБЯ ИСКАТЬ. ТЕПЕРЬ ТЕБЕ, НАВЕРНОЕ, ИНТЕРЕСНО, КТО Я И ЗАЧЕМ ПИШУ. МЕНЯ ЗОВУТ ОСТИН. МОЕГО ОТЦА ЗВАЛИ ААРОН ДЭВИС. ЕСЛИ БАБУШКА ПРАВА, ТО ААРОН ДЭВИС БЫЛ ТВОИМ ДЯДЕЙ, А ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО Я ТВОЙ КУЗЕН.
Майлз несколько раз перечитал последнюю фразу «а это значит, что я твой кузен», в основном потому, что не знал, что у дяди были дети, и к тому же у него не было других кузенов. А это значит, что я твой кузен. У дяди Аарона был сын? А это значит, что я твой кузен. Майлз продолжил чтение, другие слова прыгали по строчкам, типа «пятнадцать», и «в тюрьме», и «если ты напишешь ответ».
В тюрьме.
Кузен.
Остин.
Дойдя до конца письма, Майлз вернулся к началу и прочитал его заново. Во рту пересохло, он тяжело сглотнул. Майлз не знал, что и думать, не знал, стоит ли вообще верить прочитанному. Поверить он не мог. Это не могло быть правдой. Как у дяди Аарона мог быть сын и Майлз о нем не знал? А отец знал? Должен был. А может, и нет, потому что они с Аароном не общались. И все же... он должен был знать. К тому же Майлз с Аароном были друзьями. По крайней мере, до... по крайней мере, раньше. Разве Аарон не упомянул бы о сыне? Разве не было бы никаких деталей, указывающих на это? Фотографии или что-то еще?
Глухой звук удара отвлек Майлза от раздумий. Наглый подросток из проходившей мимо магазина группы учеников стукнул по стеклу. Майлз инстинктивно свернул письмо, как будто держал в руках что-то неприличное. Но стоило ему разглядеть кучку придурков из Бруклинской академии, как он тут же успокоился. На фанатов поэзии они не похожи, но Майлз понял, что они направляются, скорее всего, на поэтический вечер – все любили Алисию и ее команду. Он подумал, что хотя бы один из них заглянет в магазин, может, за конфетами, водой, консервированной колбасой, дурацкой шуткой, издевками сынка из богатенькой семьи, которые обычно звучат как выпускание кишечных газов... Это хотя бы помогло развеять скуку. Но нет. Они пошли Дальше, оставив Майлза наедине с его мыслями и письмом, а также Остином и Аароном, не в Та1<т танцующими в его голове под звуки мягкого джаза.
Он снова развернул письмо. Оно было сложено втрое, причем было заметно, что Остину пришлось помучиться, чтобы вложить его в конверт, судя по многочисленным сгибам. Стоило Майлзу развернуть письмо, как по стеклу снова постучали. На сей раз это был Ганке. Он скорчил рожу, как будто до этого столкнулся с недавно прошедшей мимо компанией. Он прижался носом к стеклу, губы растеклись в улыбке, как потоки лавы. Затем он отодвинулся от стекла и открыл дверь.
– Извини, что отрываю. Знаю, ты сейчас очень занят, – сказал Ганке и подошел к прилавку, уперев руки в бока.
– Заткнись, – Майлз снова свернул письмо. – Ты разве не должен делать домашку?
– Ну да. Просто я сделал большую часть химии и начал работать над сиджо. Но тема... не знаю... я над ней подзавис.
– Про семью-то?
– Ага, – голос Ганке стал серьезным. – Ну о чем я должен написать? Мо-и-ма-ма-и-па-па- раз-ве-лись-и-мне-те-перь-груст-но? – Ганке посчитал на пальцах количество слогов. – Это, конечно, правдивая, но не самая лучшая моя работа.
– Понимаю. Я тоже работал над сиджо, и ничего не получалось. А после этого задача кажется просто непосильной, – Майлз протянул Ганке письмо от Остина.
Ганке взял письмо, развернул и принялся читать. Его глаза бегали по строчкам, становясь все шире с каждым прочитанным словом.
– От... – Ганке оторвал взгляд от листка. – От кого оно?
– Ты же прочитал. Очевидно, у моего дяди был сын. Его зовут Остин. Ему пятнадцать. И он в тюрьме, – сказал Майлз без тени эмоций в голосе.
