Волшебники: антология - Эшли Майк (читать полную версию книги txt) 📗
Человек повернулся и крутанул большое колесо, словно демонический дирижер. Его жилистая рука метнулась к потолку, ухватилась за штурвал и быстро повернула другое кольцо в противоположную сторону, тогда как сам машинист наклонился вперед и внимательно изучал что-то перед собой на стене. С Эбботта неожиданно словно какой-то груз свалился.
— Так, — крякнул он, с усилием поднимаясь на ноги, — мы в поезде, который нигде не останавливается и едет на снах.
Произнеся это сам, Пол удивился, как раньше мог посчитать такой ответ чем-то иным, кроме как безумными старческими бреднями.
— Именно. Ты все правильно понял.
Эбботт прошел вперед, держась за маленькие рычаги, выступающие из крыши, и встал рядом с машинистом. Великолепно!.. Он едет в город Нигде на поезде с колесами от автомобиля, которым управляет старый пердун, любящий говорить загадками. Этот состав средь бела дня сбил человека и причинил городу больше разрушений (пусть и захолустному Мадригалу, которому явно не помешает генеральная уборка), чем можно увидеть во всех частях "Смертельного оружия", вместе взятых. А тот старый дурак, приконченный этим, выглядел как прокаженный. Ради всего святого, где в нашем мире еще остались прокаженные? Эбботт глянул в окно и выяснил, что из-за скорости весь пейзаж за ним слился в ленту неопределенного цвета.
— Боже мой, как быстро мы движемся?
Он взглянул на стену перед машинистом, в надежде отыскать какую-нибудь приборную панель, но нашел лишь предмет, похожий на мерцающий экран телевизора, с четырех сторон защищенный выступающими металлическими листами. Что показывали на нем, Эбботт не разглядел, да и звуков от прибора не шло, хотя на фоне стоящего в кабине шума он не мог утверждать это с уверенностью.
Старик пожал плечами:
— Без понятия. Думаю, достаточно быстро.
— Мы куда-то спешим?
— Не совсем.
— Тогда почему так несемся?
Человек рванул на себя упирающийся рычаг и вновь крутанул колесо, одновременно пару раз нажав на широкую педаль у основания стены. Поезд содрогнулся и резко вильнул; Эбботт не удержался на ногах, но сумел не удариться о стену.
— Я спросил, почему…
— Чтобы держать скорость.
Эбботт хотел еще что-то сказать, но машинист посмотрел на него — мимолетный взгляд, еле заметная улыбка, — а потом вновь сосредоточился на маленьком экране. Пол почувствовал, что его угрюмость тает. "Да, правильно, — подумал он. — Держать скорость — это ж очевидно…"
За окном с головокружительной быстротой проносились рощи, сельские дома, ряды велосипедов. Некоторые из них двигались, другие были припаркованы бесконечными шеренгами — и разве не странно, что нигде не было видно ни одного человека? Разве люди не должны услышать шум и выйти посмотреть, какого черта здесь происходит?
Эй, Мэйбл, посмотри-ка, здесь какой-то непонятный поезд едет, хотя у нас в окрестностях сроду железной дороги не бывало, и он разносит все на своем пути. А это не старик распластан на паровозе? Мне так кажется, что он машет нам рукой…
Пейзаж не только проносился мимо, он часто смещался—в одну сторону, затем в другую, иногда замедлялся почти до остановки и разгонялся вновь. Какого черта, что это за поезд?
Густые тучи обломков разлетались перед стеклом, барабанили по паровозу, гремели по сторонам, падали на землю. Стройматериалы, мебель, машины, телеграфные столбы, фонари — все ломалось под напором несущегося паровоза и его безумного машиниста. Тем не менее, когда Эбботт выглядывал из окна, он видел, что все разрушенное по-прежнему стоит на своих местах.
— Как ты это делаешь?
— Что?
Эбботт кивнул на грузовик, который вверх колесами пролетал мимо кабины и одновременно спокойно стоял на том же самом месте, где и был до того, как они проехали мимо.
— Вот это.
— Ты про осколки душ?
"Прекрасно, — подумал Пол. — Я беседую о метафизике со старым психом, пока его поезд разносит все вокруг".
— У грузовиков, машин и зданий есть душа? — спросил он.
— У всего есть душа, приятель. Все остается почти таким же, когда я проезжаю мимо.
— А люди?
— Они меня не видят, — довольно резко ответил старик, повернувшись вправо.
— Я тебя вижу, — заметил Эбботт.
— Ага, ты видишь.
— Ну и что это значит в великом плане бытия?
— Может, у тебя зрение лучше, чем у остальных. А может, есть работа, которую необходимо выполнить.
— Ну, у меня действительно есть работа, — хмыкнул Пол. — Мне надо написать целую серию статей о том, насколько далеко сердце Америки ушло от общей корпоративной структуры страны в новом тысячелетии.
— Звучит очень увлекательно, — ответил старик, сдвинул рычаг вперед и жестко провернул колесо.
Пейзаж за окном опять дернулся, а паровоз проломил квартирный дом.
— Но там, где ты меня подобрал, все было по-другому. В этом… в Мадригале. Там-то все здания явно не остались в целости и сохранности.
— Ну, это же Мадригал. И как я уже говорил, они все починят. Тот старик… он…
— Да, я знаю. Ангел.
Машинист кивнул, не удосужившись повернуться:
— Теперь ты наконец понял.
Поезд накренился влево, и Эбботт все-таки врезался в стену. Он что, должен спрыгнуть отсюда? Ну уж нет! Может, когда этот сумасшедший устанет, он притормозит…
— А передохнуть ты не собираешься?
— Я не отдыхаю.
— Не понял. А помощник у тебя есть?
— Нет.
— А когда ты спишь?
— Я не сплю. — Старик потянул рычаг, подержал его какое-то время, затем повернул в сторону. — Я не сплю, не ем. В туалет тоже не хожу, кстати.
Эбботт моргнул, переваривая информацию. И в туалет не ходит? Если это правда, тогда у парня кишки должны быть размером с дирижабль, а мочевой пузырь — с ангар, где хранят этот самый дирижабль. Кажется, старичок — полный идиот. Пол уже имел дело с подобными типами…
Но был еще такой немаловажный факт, как поезд. Он вроде бы разрушал на своем пути все — и в то же время не причинял ничему особого вреда. Может, на окна транслируется какая-то запись, показывающая все это побоище, а в сам паровоз встроена гидравлическая система? Может, поезд вовсе не двигается… Но ведь Эбботт видел, что тот наделал в городе.
"Ну, это же Мадригал".
Трюк, созданный специально для него.
Пол кивнул на штурвал и стены кабины и спросил, стараясь изгнать из голоса недоверчивость;
— А как долго… как долго ты водишь этот… Человек поглядел на него и вновь улыбнулся:
— Долго. Я управлял этим все то время, пока ты ездил по округе, писал свои статьи. Я знаю все. Я знаю твое имя, каждый твой вздох… чувствую в своих цепях. — Он засмеялся и ударил себя кулаком в грудь. — Слышу в двигателе.
Эбботт прислушался.
Это был тихий звук голосов, множество акцептов и слов, шепчущий натиск гласных и согласных, взмывающий и падающий. Он накатывал и отступал, как волны на пляже. Это был одновременно шум двигателя и нечто совершенно другое; в нем чудилась гармония, и в то же время оно приводило в замешательство.
— Ты знаешь мое имя?
— Я так сказал.
— Ну и как меня зовут?
— Эбботт. — Старик одарил его торжествующей улыбкой и вновь сосредоточился на штурвале.
— Как ты узнал мое имя?
— О, я много всего знаю. Вот отсюда. — Машинист похлопал по стенке топки. — Слушай.
Эбботт нахмурился, стараясь вычленить из хаоса звуков хоть какой-то смысл. Иногда Полу казалось, что он слышит отдельные фразы: вопросы, утверждения или просьбы — некоторые на английском, другие на каких-то иных языках и диалектах.
— Что это? — спросил он старика.
— Это звук.
— Какой звук?
Машинист крутанул одно из колес и вжал педаль в пол. Провернул другое в противоположном направлении, потянул рычаг и ответил:
— Это звук. Каждый звук, когда-либо… каждое мяуканье кошки, каждый крик ребенка, обещание любовника и последний вздох мертвеца — вздох, исходящий в то чудесное мгновение, когда тело перестает работать. Это хрипение убийцы, биение крыла, когда оно отталкивается от ветра и разрезает воздушный поток. Стук каждого копыта, плеск хвоста каждой рыбы. Это все слова, когда-либо сказанные другим людям. Это множество — гораздо больше, чем ты думаешь, — других слов, произнесенных в тишине зеркальных комнат, доверенных ложной мягкости одиноких подушек, бесконечным стаканам, чье обещание забвения — всего лишь еще один глоток…
