Кукушка - Скирюк Дмитрий Игоревич (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
— Старик, — проговорил варяг, — что для тебя эта война?
Сваммердам поудобнее оперся на трость и в свою очередь поглядел наверх, потом на яму под ногами. Чернеющий во тьме раскоп напоминал свежевырытую могилу для великана.
— Я стар, — ответил он, — наверное, мне уже не нужны эти игры. Дело передать мне есть кому, а дочки повыходят замуж и вряд ли хоть одна останется в таверне. А золото одинаково ценится при любой власти. Я не знаю, кто прав, кто нет. Скорее всего не правы обе стороны. Я ведь католик, господин Яльмар. Но религия — это же только формальный повод к войне. Если б король не задавил нас непомерными поборами, если б не прислал испанских попов и наместников, не было б и войны… Я же торговец, я же знаю. При каждой продаже теперь взимают десятую долю движимого и двадцатую — недвижимого имущества. Видано ли это? Товар, перепроданный дюжину раз за неделю, целиком отходит Короне. А инквизиция настолько взбесилась, что мы привыкли к ежедневным смертям — разве может быть полезной такая привычка? А по большому счёту мне всё равно, кто как молится Христу — на латыни или на фламандском: в жисть не поверю, что Господь не знает языков. Так что, если говорить о душе, то старая добрая вера мне дороже, я как-то, знаете ли, уже привык, и не в мои годы переучиваться… Слава богу, принц издал указ, чтоб не преследовали за веру: все уже давным-давно Смекнули, в чём причина свары, Но уж если выбирать, где жить, я предпочёл бы свободные Нидерланды, пусть даже под знаменем реформатов.
Со стороны реки вдруг раздался скрипучий крик коростеля и дважды повторился. Яльмар вздрогнул.
— Это Гунтар, — сказал он. — Не иначе, что-то случилось. Эй, там, в яме! Wacharm! Тревога! Бросайте работу! Все наверх!
Повторять не пришлось. Через минуту норманны и фламандцы уже залегли и затаились по обеим сторонам дамбы. Вскоре показались огоньки — кто-то шёл, неся фонари; в предрассветном тумане уже можно было различить силуэты людей. Укрыть вырытые ямы, а тем более корабль не было возможности, патруль любой ценой надлежало уничтожить, и, по возможности, без шума. Все ждали в полной тишине. Чуть потрескивая, тлели фитили на аркебузах.
— Не стрелять, пока не станет худо, — шёпотом распорядился Яльмар, вытаскивая из-за пояса топор. — Попробуем справиться так…
Варяг не презирал, конечно, дальнобойное оружие и пальбу вообще, но при любом удобном случае отдавал предпочтение старой доброй секире или мечу: то и другое действовало тихо, никогда не давало осечки, в нём не кончались заряды и оно всегда позволяло заглянуть врагу в лицо. Последнее было не так уж и важно, но всё же как-то грело северную кровь.
Гравий хрустел всё громче. Отряд оказался неожиданно велик — не меньше дюжины солдат. Средь пикинёров Яльмар различил и аркебузиров или мушкетёров, несущих на плечах своё оружие и прикрывающих тлеющие аксельбанты широкими полями шляп. Ветер, морось, темнота — всё было на руку варягам. Испанцы явно опасались нападения, хотя смотрели в основном себе под ноги. Двое-трое вяло переругивались, ещё один, как видно офицер, то и дело их одёргивал. Остальные молчали. Если кто и услышал крик коростеля, то не обратил на него внимания. Ямы на пути стали для них полной неожиданностью: случись это до рассвета, не исключено, что пара дозорных туда бы свалилась.
— Вперёд, — скомандовал Яльмар.
Гёзы показались на насыпи — мокрые, грязные как черти, с кортиками, пиками, мечами — и молча бросились в атаку. Раздались крики, зазвенела сталь, однако замешательство испанцев длилось недолго: стрелки вскинули оружие. Они успели сделать выстрел или два, не задели никого, но грохот сотворили. Теперь и фламандцам терять было нечего. Аркебузы гёзов гакнули ответным залпом, более удачным: один испанец схватился за лицо и скатился по склону, другому раздробило ногу, и его вскоре добили. Фонари погасли. Рубились в темноте, отличая своего от чужака только по крикам «Король и Сантьяго!» и «Да здравствует гёз!». Сражаться насмерть у испанцев не было причин, в итоге семеро солдат погибли, остальные бежали и затерялись в темноте. На заставе у реки уже раздавались крики и зажигались огни. Яльмар бессильно выругался и топнул ногой. Всё-таки у луков и арбалетов были свои преимущества; по крайней мере, они стреляли бесшумно.
— Отходим, — приказал варяг. — Сгружайте оставшиеся бочки и поджигайте фитили.
— Не докопано ещё! — крикнул кто-то.
— Плевать! Нет времени, сгружайте так. Кто у нас убит? Убитых сколько?
— Пять… нет, шесть. Шесть!
— И пятеро раненых, — добавил другой голос.
— Так много? Чёрт! Шевелитесь! Шевелитесь!
Остатки заряда загружали второпях. Одна бочка треснула и потекла, в воздухе разлился резкий запах земляного спирта. Своих мертвецов забрали на корабль, убитых испанцев так и оставили валяться на дамбе. Уходившие последними подожгли фитили, пропитанные селитрой, и побежали кто как мог. Позади всех на трёх ногах ковылял Сваммердам, Яльмар развернулся, подхватил его и вскинул на плечо. «Костыль, мой костыль!» — закричал старикан, но останавливаться не было времени. Кнорр столкнули в воду и схватились за вёсла. Прилив ещё не начался. Выгребали медленно. Четверть команды полегла в бою, сил не хватало. Раненые стонали и ругались. Пресная вода из реки здесь смешивалась с морской, солёной; корабль плохо слушался руля, ветер с моря гнал их назад. Светало всё быстрее, громада старой дамбы всё яснее вырисовывалась на фоне светлеющего неба.
— У нас получилось! — крикнул Сигурд. Яльмар, однако, не разделял его восторга.
— Сколько эта штука будет гореть? — тревожно спросил он.
— Рванёт с минуты на минуту, — ответил ему Хармен ван дер Вихте — канонир с корвета «Горн», руководивший закладкой зарядов. — Я рассчитал минут на двадцать.
— Кровь Христова! А сколько прошло?
— Я не знаю: склянка лопнула.
Канонир едва держался на ногах, кровь из раны на лбу заливала ему глаза. Его помощник, долговязый Эдвард Хамелинк, перевязывал его обрывками рубашки. Оба ругались. Некоторое время Яльмар молча смотрел на берег и грыз усы, затем обернулся к команде.
— Что-то случилось, — объявил он, — прошло уже полчаса, не меньше. Должно быть, дождь потушил фитили или кто-то из испанцев вернулся и помочился на них. Ульф! Поворачивай — пройдём вдоль берега, посмотрим, что такое…
— Отлив же! На мель сядем!
— Хочешь снова на берег? Давай, зашиби меня Мьёльнир! Столкнём, если чего.
Ульф захлопнул рот и налёг на весло.
Яльмар беспокоился не зря: со стороны заставы к месту неудавшейся диверсии шёл отряд. Испанцы двигались почти бегом — чёрная толпа, среди которой блестели факелы и сверкало оружие, и по количеству огней даже отсюда было видно, что силы неравны. Всем стало ясно, что задание провалилось: высаживаться второй раз не было времени, да и пороху для нового взрыва гёзам взять было неоткуда. Некоторое время все с растущим отчаянием наблюдали за приближением врага. Надежда, что фитили не погасли, испарилась окончательно.
— Один! — Яльмар ударил в борт кулаком. — Нет, я этого так не оставлю. Хармен! Хармен, зашиби тебя Мьёльнир! Порох ещё есть?
— Есть, но мало.
— Хватит на один заряд?
— На два хватит.
— Заряжай! Эй, там, на вёслах, навались! Прибавить ходу! Мы должны поспеть туда первыми. Ульф!
— Йе?
— Лево руля! Курс на берег! Эй, на вёслах! Полный ход!
Все сразу поняли, что он затеял. Перед рейдом на палубе кнорра установили орудие — четырёхфунтовую испанскую кулеврину, длинную, как змея. На прочих кораблях она не прижилась — ещё бы: 11 футов ствола плюс лафет — это было почти вдвое длиннее любой сорокавосьмифунтовки. Правда, и стреляла она вчетверо дальше и настолько же точнее, но что могло сделать крохотное ядро? Никто и не думал, что придётся использовать её в бою, установили её так, на всякий случай, чтобы было чем подать сигнал. Яльмар поморщился, но протестовать не стал.
Теперь же Хармен вскинулся и посветлел, будто не был ранен, даже морщины у него на лице разгладились. Он ухмыльнулся, оттолкнул Эдварда, швырнул ему длиннющий банник, а сам распахнул снарядный ящик, подхватил одной рукой ядро, другой — пороховой заряд, и оба бросились на нос корабля.
