Тысяча Имен - Векслер Джанго (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Винтер так и не сумела подробно вообразить, что произойдет тогда, но сама эта мысль приводила ее в такой ужас, что она торопливо завершала омовение и вновь натягивала искусно перешитый по ее меркам мундир. Теперь, когда наихудшие опасения стали явью, Винтер уже и не знала, стоит ли так бояться. Тем не менее избавиться от многолетней привычки нелегко, и, даже если полковник был готов благосклонно отнестись к тому, что в его полку служит женщина, Винтер не ожидала того же ни от солдат своей роты, ни от других офицеров.
Разодранная нижняя рубашка так пропиталась кровью Дэвиса, что спереди стояла коробом, точно накрахмаленная. Винтер, передернувшись от отвращения, швырнула ее прочь и, стараясь не глядеть на Бобби, принялась возиться с поясным ремнем. Спустив с ног форменные брюки и подштанники, она пинком отправила их подальше и присела на койку.
Бобби присвистнула сквозь зубы. Винтер оглядела себя и содрогнулась. За прошедшее время кровоподтеки и синяки чуть поблекли, но все же почти сплошь покрывали тело иссиня–черными пятнами — как будто она подхватила некую чудовищную заразу. Левый бок, по которому пришелся пинок Дэвиса, заметно распух и болезненно отзывался на любое прикосновение.
— Вот же сукин сын! — пробормотала Бобби. — Даже жалко, что ты прикончила этого ублюдка. Уж я бы поучила его хорошим манерам.
Винтер слабо усмехнулась:
— Для этого тебе пришлось бы встать в очередь.
— Я должна была быть там, с тобой.
— Ты однажды уже спасла мне жизнь, и тебя при этом едва не разрубили пополам. Ничего страшного, переживу. — Винтер потрогала левый бок и опять скривилась от боли. — Наверное.
— Ссадины на спине надо промыть. — Бобби повелительно указала на койку. — Ложись на живот.
Винтер оперлась подбородком о подушку, чтобы не касаться ее избитым лицом, и замерла. Сухой теплый воздух щекотал обнаженную кожу. От первого прикосновения влажной тряпки она вздрогнула. Бобби остановилась.
— Извини, — проговорила она. — Я буду осторожна.
На самом деле процедура оказалась даже приятной. Правда, синяки ныли всякий раз, когда влажная тряпка задевала их, но Бобби действовала крайне бережно, размачивала присохшую кровь и лишь затем аккуратно протирала. Там, где кожа была содрана, боль обжигала так, что Винтер пришлось закусить губу, чтобы удержаться от крика.
— Долго я спала? — спросила она, пытаясь отвлечься.
— Два дня с лишним, — ответила Бобби.
— Два дня?! — Винтер помимо воли дернулась, и палец Бобби воткнулся в избитые ребра. Винтер вжалась лицом в подушку, заглушая мучительный вскрик.
— Ой, прости! — пискнула Бобби, выронив тряпку. Повернув голову, Винтер взглянула на капрала. И в который раз удивилась, как могла до недавних пор считать Бобби парнем.
— Я сама виновата, — выдавила она сквозь зубы. И со свистом задышала, стараясь расслабиться. — Но неужели вправду два дня?
Капрал кивнула:
— Тебя доставили на повозке. Так приказал полковник.
Этого Винтер не помнила вовсе. Впрочем, учитывая, как безрессорные повозки трясет на каждом камешке, наверное, и к лучшему, что она была без сознания.
— Два дня, — повторила Винтер. — И что же за это время произошло?
И стала слушать, как Бобби, вдвойне осторожнее орудуя тряпкой, рассказывает о засаде, о том, как почти поголовно было уничтожено десолтайское воинство, и о последующем захвате оазиса. Когда пришло время перевернуться на спину, Винтер закрыла глаза, чтобы не глядеть на пунцовое от смущения лицо Бобби.
— Кочевники попытались оказать сопротивление, — говорила Бобби, — но боевого духа у них явно поубавилось. Большинство из них ударилось в бегство при первой же нашей атаке, а потом мы весь день избавлялись от оставшихся. Говорят, Зададим Жару так и рвался в погоню за теми, кто успел сбежать, но полковник приказал не трогаться с места. Мы стоим лагерем на самом краю оазиса. На самом деле это жалкая деревушка — горстка лачуг, не более, — зато тут и в самом деле есть родник и пруд — в точности как сказал полковник.
— А ты? — спросила Винтер.
— То есть?
— Ну, это твое… — Не желая говорить вслух, Винтер выразительно прочертила на себе пальцем косую линию — там, где Бобби рассекла десолтайская сабля. — Понимаешь?
— А, да. Хорошо. Все то же самое. — Бобби едва слышно хихикнула. — С тех пор как… с первого раза… меня донимали разве что заусеницы.
— Это хорошо. — Винтер постаралась не думать о преображенной коже под мундиром Бобби — теплой и податливой на ощупь, но гладкой и блестящей, точно мрамор: «И ее становится все больше…» Винтер вновь стиснула зубы.
Бобби в последний раз провела тряпкой по коже и выпрямилась.
— Готово. Так–то лучше. Может быть, нужно перевязать эти ссадины? Как ты считаешь?
Винтер открыла глаза, села и потыкала пальцем содранную кожу.
— Пожалуй, нет. Они больше не кровоточат, и…
По шесту снаружи постучали. Девушки разом окаменели. Затем Винтер перехватила взгляд Бобби и кивком указала на полог палатки. Капрал кивнула.
— Кто там? — окликнула она.
— Феор.
Винтер облегченно вздохнула.
— Погоди немного, — бросила она по–хандарайски и поднялась за одеждой. Чистая рубашка у нее осталась только одна, а запасных брюк нет вовсе — придется надеть грязные. К мундиру Винтер не притронулась. Его нужно будет выстирать как следует, прежде чем она решится хотя бы подумать о том, чтобы его надеть. Приведя себя в более–менее приличный вид, девушка махнула рукой Бобби, и та подняла полог. В палатку проскользнула Феор.
Хандарайка каким–то образом изменилась. И дело было не только в том, что она наконец сняла с руки шину, которую носила с самой первой перевязки. Тусклое безразличие в глазах Феор сменилось твердой решимостью. Тяготы похода в пустыню отразились и на ней — девушка осунулась и болезненно исхудала.
— Винтер, — проговорила Феор, глядя на нее, — ты оправилась?
— Да, вполне. Как твоя рука?
Феор подняла руку, проверяя, как она двигается.
— Пока еще слаба, — ответила она, — но капрал Графф говорит, что кость срослась как надо. По крайней мере, — добавила она, склонив голову к плечу, — я так полагаю. Я уже лучше знаю ворданайский язык, но капрал все–таки говорит слишком быстро.
Винтер невесело хохотнула:
— Хорошо. Это хорошо.
Наступила неловкая тишина. Винтер искоса глянула на Бобби, но та лишь едва заметно пожала плечами, и этот жест напомнил Винтер, что капрал ни слова не поняла в разговоре, который велся по–хандарайски.
— Я хотела извиниться, — сказала Феор.
Винтер вздрогнула от неожиданности.
— Извиниться?
— За то, как вела себя в ночь десолтайского налета и все время с тех пор, как мы покинули город.'
— Понятно. — «Да уж, давно пора!» Винтер неловко повела плечами и постаралась, чтобы ее голос звучал миролюбиво. Феор явно стоило немалого труда произнести эти слова. — Даже не знаю. Я хочу сказать, что тебе пришлось нелегко и…
— Это не оправдание. — Феор судорожно сглотнула. — И уж вовсе нет оправдания тому, что я попыталась совершить под конец. Думая только о себе, я подвергла тебя и Бобби смертельной опасности.
— Но… — Винтер осеклась, покачала головой. — Ладно. Извинения приняты. Если для тебя это важно, знай: я понимаю, почему ты так себя вела. После Эш–Катариона…
— Но ведь ты с самого начала была права, — серьезно перебила Феор. — Онвидаэр подарил мне жизнь. Растратить сей дар попусту означало бы презреть его душевные муки, равно как и мои.
Если задуматься, Винтер и впрямь говорила нечто подобное, но тогда она несла все, что в голову придет, только бы заставить Феор двигаться. Она пожала плечами.
— Что ж, я рада, что ты это поняла.
— Мне стало ясно, — продолжала Феор, — что по воле богов я встретила вас и совершила то, что совершила. Даже приговор Матери перед этим ничто, и Бобби — веское тому доказательство.
— Доказательство? — эхом отозвалась Винтер. — О чем ты?
— Мой наат… — Феор замялась, — священная сущность. Обв–скар- иот. По–хандарайски это означает… — Она на миг смолкла, беззвучно шевеля губами. — «Молитва Небесного Хранителя» — наверное, так. Более точно я не могу передать. Язык магии не поддается переводу.
