Трени-ян (с иллюстрациями) (СИ) - Кощиенко Андрей Геннадьевич (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
Разбирая и собирая автомат, который действительно, оказался «русским», спросил у хозяина, что он думает о России? На что получил от него ответ, что русские делают хорошее оружие, но он надеется, что президент и конгресс сделают всё, чтобы они больше никогда не могли делать ракеты. Как говорится — без комментариев.
Обидевшись за Россию, взялся вести себя как Штирлиц — добывать информацию. Занялся расспросами. Под барбекю и пиво, правда, для себя совсем чуть-чуть, потом, уже в другие дни, — без барбекю и пива. В общем, сформировал об Америке на основе разговоров следующее мнение:
Америка — страна потребителя. Успех человека меряется его домом/машиной/вторым домом/часами и т. п. Да, очень часто (даже скорее, как правило) люди забираются в долги, чтобы всю эту движимость и недвижимость осилить. Машина? Зачем покупать — через два-три года выйдет новая модель, и ты уже будешь ездить на старье. Все машины берут через лизинг. С тем чтобы два года поездить, сдать, и пересесть на что-то новое. Причем месячная стоимость такого удовольствия где-то в два раза дешевле, чем, если покупать в долг. Например, можно кататься на новом мерине GLC за где-то $450 в месяц на протяжении трех лет, потом у тебя его обратно заберут.
Финансовая система страны построена так, что быть в долгах — и далеко не всегда это является проигрышным вариантом.
Большая часть того, что в России называется коррупцией, в Америке уже давно узаконено и является частью быта. Когда у нас частный предприниматель финансирует политического деятеля, дарит ему подарки, оплачивает пиар, помогает с избирательной кампанией, а в благодарность за это политик решает всякие вопросы собственности или проталкивает выгодные законопроекты, это называется нехорошими словами. У американцев это называется лоббирование, «campaign finance», «super PACs» и т. д. Все полностью в рамках закона. Также, на политических деятелей не распространяются законы об обмене инсайдерской информацией и всякие подобные финансовые штучки. Здесь этот вопрос решён раз и навсегда к удовольствию власть имущих. Поэтому, когда американские представители говорят о коррупции в других странах, совершенно непонятно, что они под этим подразумевают. Может, негодуют от того, что им ничего не досталось?
Америка — страна брэнда. И это распространяется не только на этикетку внутри пиджака или на якорь на часовом циферблате. Это также — где отучился? где работаешь? в какой частной школе учатся твои дети? какой колледж закончили твои родители? С одной стороны, народ нередко залезает в долги и для достижения подобных рубежей. С другой стороны, это и понятно, учитывая, насколько расслоено общество. Закончивший Гарвард, скорее всего не возьмет на работу человека, который не закончил Гарвард. Ну, или на худой конец, Стэнфорд или Принцтон. Категория не та. ПОРОДА не та. И вот для приобретения надлежащей ПОРОДЫ, может, и стоит проставиться. Так как отучиться в нужном месте является, пожалуй, последним уцелевшим элементом социальной мобильности — то, что раньше называлось American Dream, а сейчас упирается в количество долларов на счету семьи. Те редкие экземпляры, которым удается-таки проделать скачок из грязи да в князи, следуют примерно по одному и тому же маршруту: 1) попасть в элитный вуз по программе для бедных; 2) переспать с дочерью миллионера, желательно так, чтоб забеременела; 3) под венец; 4) подняться по жизни за счет связей тестя, ну и иногда за счет связей обретенных в универе. В общем, Корейцы передрали со всяческим старанием шаблон американской жизни.
В Америке всем абсолютно насрать на остальной мир. В среднем все знания на уровне Голливуда. От этого и разговоры про Корею начинаются всегда примерно одинаково: «О, ты из Кореи? Знаю. Рамён, соджу, катана (хотя катана — это Япония). А правда, что у вас все мужчины в шапочках из сетки ходят? А ты ела собаку?» Но с другой стороны, если подумать, то кому тут нужна эта осведомленность? Это ведь не Европа, где пять минут проехал — и уже в другой стране, и где границы менялись по десять раз каждые сто лет. Страна достаточно большая. С двух сторон — океан. На севере Канада — там белые медведи по улицам ходят. На юге Мексика — постоянный источник дешевой рабочей силы. И все. На эту страну никто никогда не нападал. Границы этой страны никто, кроме самих Американцев, никогда не оспаривал. Любая военная угроза должна сначала преодолеть несколько тысяч километров, чтобы стать актуальной. Так что зачем тратить мозговые клетки на тонкости внешней политики? Особенно если по телевизору баскетбол, бейсбол или американский футбол. На остальной мир нет времени. Для этого есть президент, Пентагон, «морские котики»… в общем, ясно.
В Америке все очень дешево. Реально дешево. Дешевле, чем практически везде, я не поленился, сравнил в интернете. Да, стоимость жилья и питания ниже во многих африканских и латиноамериканских странах. Но все тряпки и бытовуха тут дешевле, чем везде. Поэтому сюда ломится Китай, Россия, Бразилия, Европа, да и вообще все, кому не лень на шопинг — покупать то же самое, что можно купить у себя дома, но на 50–80 % дешевле. Почему так? У нас, в России, все на нефти держится, а у них — на потреблении готовой продукции. Это 70–75 % от экономики страны. И кстати, тут абсолютно никто не стыдится искать, где купить подешевле, этим, наоборот, гордятся. Неоднократно присутствовал в разговорах с местными, в которых мне в деталях объясняли, что вот если пойти на такой-то сайт, да еще вбить специальный код, да еще расплатиться подарочной картой купленной по скидке, то можно сэкономить 10–15 % от стоимости того же товара в ближайшем магазине. И народу не лень этим заниматься! Постоянные поиски распродаж, а потом схватки на них за товар [69]. И так — каждый год. Это — американская культура.
Но раз всё так безрадостно, то почему же, при всем при этом, до сих пор народ сюда прёт неистощимым потоком? Сформировав своё представление о жизни в Америке, я задумался над этим вопросом.
Мне кажется, что человек, как правило, в первую очередь заинтересован в том, чтоб его заднице сиделось помягче. Америка же позволяет человеку с определенным складом ума сюда приехать, занять деньги на обучение и познакомиться с элитой. Побухав пару-тройку лет, войти в доверие к кому надо, за счёт этого — получить неплохую работу. Построив, таким образом, кредитную историю, занять под неё денег, чтобы обеспечить себе жизнь миллионера, при этом внося всего 10–20 процентов своих, кровных. И при этом плевать на политику, на мировые новости, на курс валют и т. д… Короче, жить, как у Христа за пазухой. Поэтому тут все так держатся за свои рабочие места и вкалывают, как нигде в цивилизованном мире, чтобы создать себе эту самую кредитную историю. Формула — «работай до гроба», работает в первую очередь потому, что люди сами этого хотят. И так живет большая часть населения. Да, есть прослойка, которая не работает и живет на гособеспечении. Но, во-первых — этот процент намного меньше, чем многие хотели бы верить, и во-вторых — жизнь на гособеспечении в целом ряду европейских стран на порядок лучше.
А что касается личных отношений — везде есть хорошие люди и есть гандоны. Есть жадные и есть щедрые. На разговоры насчет того, считают ли в Америке, сколько минут человек моется в душе или нет — можно ответить по-разному. Некоторые считают. А некоторые — нет. Как сказал бы о них Воланд — «Люди, как люди. Только денежный вопрос их сильно испортил».
… Наконец бортпроводник забирает у меня поднос с остатками после еды. Ну, всё, можно теперь ещё поспать. А то одиннадцать часов в воздухе — это серьёзное испытание для организма. Как бы не ослабеть, за время пути… Тренировался в Америке спать по пятнадцать минут, уж очень захотелось научиться. Есть позитивные результаты. Вот сейчас ещё потренируюсь, только до конца полёта. Проснусь — и уже дома… Раз, два три, четыре, пять…
Проваливаюсь в сон…
…
Золотые песчинки танцуют, кружа вокруг меня в своём, понятном только им, танце. Я — среди них. Постепенно, песчинки перестают сторониться меня, разлетаясь в стороны при моём приближении. Проходит ещё немного времени, и мы начинаем двигаться обоюдно-синхронно, единым целым. В момент, когда это случается, я испытываю острое чувство удовольствия, сменяющееся ощущением наслаждения и восхищения от происходящего. Так длится некоторое время. Потом, завершая одно из движений, я подпрыгиваю, желая взлететь из-за переполняющего меня восторга. Но полёт не получается. На несколько мгновений я зависаю после прыжка в воздухе, а потом неспешно начинаю двигаться вниз.
