Кукушка - Скирюк Дмитрий Игоревич (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Впрочем, и почтенный инквизитор и португалец этого не видели.
Бенедикт поднял голову от кружки с кипятком и оглядел тёмное помещение. С тех пор, как его очки разбились, он стал видеть всё нерезко. Впрочем, как раз сейчас особой остроты зрения не требовалось. Свечей больше не жгли: не то что мыши — люди ностальгически вздыхали, вспоминая горький вкус свечного сала. Тлеющие в камине угли тусклым светом освещали своды некогда такого уютного подвальчика, где в мирное время подавали устриц и брюссельскую капусту, подогретое лувенское вино, двойное пиво и изумительное чесночное рагу со старой гаудой, а теперь могли предложить разве что кружку кипятку и сухарь… Впрочем, посетители были рады даже кипятку и сухарю.
В подвале царила давящая, гулкая тишина. Народу почти не было, а пятеро студентов пили молча, и только Вильсон — тощий, растрёпанный студент-медик из Британии, присев на краешек стола и отбросив за спину короткий плащ испанского покроя, задумчиво перебирал девять струн старой лютни и выпевал строку за строкой:
Песня звучала. Пламя в камине колыхалось. Все сидели мрачные и подавленные.
В прошлые дни они стали свидетелями гибели странной девушки на колокольне, но это было далеко не всё. Прошлым утром умер бедняга Эмманюэл, а днём раньше — малыш Лукас. Умерла и девушка, дарившая обоим в тот памятный вечер сладкий яд своей любви… Их похоронили вместе, всех в одной могиле, с двумя десятками других таких же несчастных горожан, ставших жертвами ужасной болезни, — распухших, почерневших, покрытых бубонами… В первом было что-то вечное, даже возвышенное, во втором — что-то ужасающе неправильное, как в сломанном дереве, которое не успело дать плодов. Студенты сидели, сосали горячую воду с корицей, слушали песни и время от времени провозглашали мрачные тосты. Да и песни были им под стать… Уже прошли дни их распоследнего веселья, и только строчки на латыни напоминали о былом безумии и расточительстве:
«Вода — не пиво, много не выпьешь», — Бенедикт в который раз испытал на себе всю правоту этой житейской мудрости. Пора было выйти на двор. Он встал, одёрнул камзол, отвесил всем присутствующим подобающий поклон и вышел за дверь, в стужу и ночь.
Моросило. Бенедикт покрепче нахлобучил шляпу, чтоб её не сдуло ветром, и в кромешной тьме направился к каналу — справить малую нужду. Норд-ост бесновался вовсю, ледяная вода ходила пенными валами. Прохожих на улицах не было. Расстегнув штаны, воздевши очи к небу, Бенедикт ван Боотс совершал свою нужду и против воли вслушивался в звуки песни, льющиеся через дверь, которую он оставил приоткрытой. Ветер разрывал куплет, расшвыривал его по набережной, перемешивал слова в безумном вихре, но ученик художника знал его наизусть — сегодня Вильсон пел своё творение уже в четвёртый или пятый раз. Бенедикт стоял и шевелил губами в такт обрывкам мелодии:
Его шатало ветром. Перед глазами всё ещё, как живое, стояло видение лица девушки-ястреба. Наконец он закончил, застегнул штаны, обернулся — и нос к носу столкнулся с каким-то человеком.
— Где она? — без предисловий, в лоб, спросил его этот человек.
Бенедикт даже не смог ничего ему ответить — только испуганно ахнул, шагнул назад, взмахнул руками и непременно упал бы в канал, не ухвати его пришелец за обшлага суконного полукафтана. Только сейчас, когда их лица разделяли два-три дюйма, Бенедикт узнал беловолосого парня, который приходил тогда с травником.
— Где она?! — повторил тот свой вопрос, жарко дыша Бенедикту в лицо.
Не нужно было никаких пояснений: Бенедикт сразу понял, что речь может идти только об одном человеке.
— Она… погибла, — выдавил он.
— Это я уже знаю! Как?
Бенедикт сглотнул:
— Она разбилась… Упала с ратуши. Сначала в неё выстрелили, потом она упала. Я… Я ничего не смог сделать. Она сама туда полезла. Я ничего… не мог.
Беловолосый молчал.
— Где она сейчас?
— На западном кладбище… Это недалеко отсюда, за церковью Святого Панкраса. Её похоронили отдельно, за оградой. Я… я могу показать.
— За оградой? То есть там, где хоронят актёров, проституток и самоубийц?
Бенедикт не посмел соврать.
— Да.
Наёмник задумался, глядя куда-то поверх Бенедикта и как-то странно шевеля носом.
— Ладно, — сказал он, отпуская наконец Бенедиктов воротник. — Может, это даже к лучшему — не придётся взламывать ворота. Однако, чёрт бы вас всех побрал, времени у меня немного… но, может быть, хватит. Показывай!
Он толкнул школяра вперёд, и тот не посмел перечить, даже не спросил, как следовало бы, что ему за это будет (или правильней было сказать — «чего не будет»). Почему-то он верил, даже не верил — чувствовал, что странный тип не причинит ему вреда. Что было тому причиной, он не знал. Быть может, разговор с воскресшим травником придал ему уверенности, а может, ему просто было всё равно теперь, после того, как муза, посетившая его в обличье той девушки, навеки отошла в мир иной.
Они шли, подгоняемые ветром и дождём, а вслед им летел последний куплет:
— Идиоты, — вынес свой вердикт беловолосый наёмник.
108
А.С. Пушкин «Пир во время чумы»