Осколки (Трилогия) - Иванова Вероника Евгеньевна (книга регистрации .txt) 📗
— Именно так!
Маг гордо надул щеки.
— Это в честь чего же?
— В честь того, что я при исполнении глупые подначки не замечаю.
— Положим, замечаешь, только не отвечаешь на них.
— А хоть так, какая разница?
— Для меня? Никакой. Только знаешь, что…
— Что?
Олден чуть наклонился вперед.
— У меня уже руки-ноги затекли! А ну, отвязывай!
— И вовсе не затекли, — следует флегматичная поправка.
— Тебе откуда знать?
— А кому, как не мне? Я все мышцы тебе разминал, между прочим!
М-м-м-м-м. Конечно, разминал. Чтобы кровь не застаивалась. Делал свою работу на совесть, за что честь моему лекарю и хвала. Будет. Попозже.
— Я же сказал: отвязывай! Со слухом плохо?
— Со слухом у меня все хорошо. Так же хорошо, как у тебя с соображением. И ты прекрасно знаешь, чем нам с тобой нужно заняться. Знаешь ведь?
Я скривился. Конечно, знаю. И судьбы своей избежать не могу. А может быть, и не хочу.
— Сейчас?
— Сейчас, — кивнул маг. — А вообще, ты везунчик, Рэйден: прорезаны только мышцы, ни кости, ни внутренние органы не задеты. Будет легче.
— Кто сказал?
— Ну… — он немного смутился. — Разве тебе самому не проще «заговаривать» только кровь?
— Нет, — отвечаю. Коротко и зло.
Олден вздохнул, как всегда, не веря ни одному моему слову, и потянулся за склянкой, наполненной темно-серой, с металлическим отливом слизью, а я закрыл глаза и сосредоточился на себе самом.
Вот сейчас маг согреет склянку в пламени масляной лампы до той теплоты, которая свойственна живому телу, слизь станет жидкой и клейкой, чтобы заполнить собой и срастить мои раны. Но этого мало: ткани не восстановятся, пока кровь не будет заговорена. И моя кровь, и кровь лунного угря, которую и греет сейчас Олли… Уже нагрел.
— Ма-а-а-а-ать!
Почему мне всегда больно в момент, когда принадлежащая чужому и чуждому существу жидкость проникает в мое тело? Она же не ядовита, не обжигает, не щиплет, а поди ж ты: каждый раз ору, как резаный. Те самые мгновения, пока ток не прекратится. Потом все встает на свои места, и я чувствую только присутствие в себе чего-то лишнего, не более. Это неприятно, но вовсе не смертельно. А чтобы оно превратилось в «мое», нужно всего ничего: заговорить.
Точнее, поговорить. Убедить стать одним целым со мной, раз уж другого варианта не предвидится. И кровь всегда соглашается, потому что пропитана «лунным серебром». Потому что почти вся состоит из него.
Лунный угорь — рыба редкая, своенравная и трудноуловимая, живущая высоко по течению Лавуолы. Говорят, пробовали его разводить в садках, но ничего не получилось: не захотел жить в неволе, поэтому рыболовам приходится использовать все свое умение, чтобы изловить гордеца и доставить в Антрею. Честно говоря, мясо у него не ахти какое из-за сильного металлического привкуса, зато очень красиво выглядит, переливаясь на блюде всеми красками радуги. Собственно, только ради красоты его и ловят: чтобы украсить королевский стол по особо торжественным случаям. А есть никто не будет. Кроме меня. Да и то, при зрителях я к угрю не притрагиваюсь: жду окончания празднества, чтобы, уволоча рыбину домой, давиться ею в полном одиночестве. Потому что так положено. Потому что радужное мясо для меня очень полезно. Но боги, какое же оно мерзкое! Наизнанку бы выворачивало, если бы сам себя не уговаривал. И не «заговаривал».
Впрочем, «заговором» в полном смысле этого слова мои действия назвать нельзя. Я разговариваю мысленно, ощущениями на грани сознания. Слушаю, как кровь утекает из сердца по сосудам, проникает в мышцы, питает тело и возвращается обратно. И на каждом круге своего существования она несет в себе самое ценное, что есть на свете. Знание. Мельчайшие подробности. Крохотные детали. Крупицы сведений о том, из чего состоит мое тело, и чем оно живет. И проходя через разрывы тканей, кровь передает наполняющей их темно-серой слизи это самое знание. Раз, другой, третий. Несколько сотен или тысяч кругов пройдет прежде, чем угриная кровь выучит урок и повторит его без запинки, становясь подобием моей крови. Она не заращивает ткани — всего лишь ставит заплатку. На время, пока тело само не излечит себя. И по мере того, как это будет происходить, слизь начнет рассасываться, чтобы, в конце концов, исчезнуть. Но не перестать существовать, а просто растворится. Во мне…
— А у тебя все лучше и лучше получается, — одобрительно кивнул Олден на мой вопросительный взгляд. — Вот что значит практика!
— Я бы дорого заплатил, чтобы вовек так не практиковаться.
Рыжик промолчал, но в карих глазах светилось куда больше восторга свидетеля чуда, чем сожаления о причинах происхождения этого чуда. Лекарь, да еще и маг — что с него возьмешь? С таким же азартом во взгляде он тыкал спицы в мои раны, изучая их глубину и опасность. И будет тыкать при каждом удобном случае. Наверняка, и кровь у меня брал. А чего не взять, если сама течет? Брал, конечно. Будет корпеть над ней у себя в лаборатории, пытаясь магическим путем создать нечто похожее. И конечно, у него ничего не получится, потому что еще задолго до начала опытов взятая кровь станет совершенно мертвой, поскольку Олли невдомек простейшее правило: раз начавшееся, движение не должно прекращаться. Остановка движения означает одно. Смерть.
Я снова прислушался к ощущениям. Все спокойно.
— Теперь можно встать?
Рыжик криво улыбнулся:
— Вообще-то, Ра-Дьен велел держать тебя в постели так долго, как получится.
— Значит, не более пяти минут. Отвязывай или…
— Или? — заинтересованность в глазах.
— Я сам отвяжусь, и тогда тебе мало не покажется!
— Ой, боюсь-боюсь-боюсь! — шутливо заверещал Олден, но все же внял моему пожеланию, расстегивая пряжки ремней, потому что на сей раз я не шутил. Ни капельки.
Попытка сесть была слишком поспешной и резкой: голова заходила ходуном, и я чуть не рухнул обратно. Хорошо, что рыжик подхватил меня, удерживая от падения, которое не лучшим образом сказалось бы на моих ранах. А ран было… Многовато для одного раза.
Пять порезов, сейчас выглядящих как темные рубцы, шли кривой линией наискось через живот, под ребра, еще один виднелся на плече, там, куда вонзилось последнее из лезвий, не окончательно остановленных телом Баллига. И все же, «панцирь» выполнил свою задачу: раны оказались неглубокими и обещали срастись быстро и без осложнений. Уже сейчас можно было вести себя привычным образом, если бы не утомление, вызванное внеочередным «заговором».
Олден накинул мне на плечи рубашку:
— Может, лучше полежишь?
— Еще поспать предложи!
— И предложу. Ты плохо выглядишь, Рэйден.
— Знаю.
— Тебе надо отдохнуть.
— Знаю.
— Ты…
— Заткнись! — крикнул я, потом немного подумал и виновато добавил: — Прошу тебя.
Маг покачал головой, беззвучно жалуясь какому-то из богов на мое легкомыслие.
Я сделал глубокий вдох, успокаивая тело и разум, и, стараясь двигаться очень плавно, встал с кровати.
Боль ушла. Осталось ощущение стянутости мышц, но оно и закономерно, и полезно: пока чувствую последствия ранения, неосознанно буду действовать осторожнее. А осторожность имеет свои положительные стороны. К примеру, не позволяет совершать необдуманные шаги. Правда, время можно тратить и на обдумывание глупостей, не так ли?
— Все готово?
Олден горестно поднял брови:
— Ну куда ты торопишься, скажи на милость?
— Есть причины медлить?
— Рэйден, мы оба знаем, что это нужно сделать, и все же… Ему уже не важно, сколько времени пройдет: день, неделя, месяц…
— А мне важно!
— Откуда такая спешка?
— Чем скорее «змейка» получит свободу, тем скорее можно будет заполучить новый «панцирь». Забыл?
Маг негодующе дернул подбородком, но нелестные слова решил оставить при себе. Впрочем, довольно было заглянуть в карие глаза, чтобы до последней мелочи узнать, какой я мерзавец. Еще бы, думаю только и исключительно о своей безопасности, а на чувства других плюю с самого высокого маяка, какой найдется в Антрее! Тьфу. Плюю, и что с того? А кто не плюет, когда речь заходит о жизни и смерти? Твоей собственной жизни и смерти?
