Вокзал потерянных снов - Мьевиль Чайна (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Пенжефинчесс поправила лук на спине, поглядела на хмурого мужчину и обратилась к нему на луббоке, гортанном, богатом многосложными словами языке восточных водяных. Он ответил на городской разновидности рагамоля, искаженной и засоренной человеческими словами, но все же понятной.
– Твои товарищи знают, что надо здесь тебя искать? – спросила Пенжефинчесс.
Он кивнул – горожанин, нахватался человеческой мимики.
– Я свое дело сделала, – заявила она. – Теперь сам держи кабель и жди своих. А я ухожу.
Он, хмуро глядя на нее, снова кивнул, махнул рукой, – должно быть, это означало прощальный жест.
Пенжефинчесс усмехнулась и пожелала традиционное:
– Будь плодовит.
Она ушла под воду и поплыла прочь.
Пенжефинчесс двигалась на восток, по течению реки. В ней росло беспокойство. Ни связей, ни планов... «Что же теперь делать?» – подумала она вдруг. Течение несло ее к острову Страк, где встречаются Вар и Ржавчина, и где начинается Большой Вар. Пенжефинчесс знала, что подводную часть острова парламента охраняют милиционеры-водяные, поэтому решила держаться подальше, взяла круто на северо-запад, против течения, перебираясь в Ржавчину.
Та была холоднее и быстрее Вара. Пенжефинчесс взбодрилась, но удовольствие кончилось, когда она попала в грязную воду. Из Барсучьей топи течет, догадалась она, и быстрее заработала перепончатыми конечностями, спеша преодолеть плохой участок. Русалка то и дело начинала дрожать, прижимаясь к коже Пенжефинчесс, и та решила немного изменить маршрут – по дуге поплыла в направлении квартала чародеев. Она старалась пореже вдыхать отвратительную жижу, словно так можно было избежать отравления.
Но примерно в миле от устья Ржавчина стала вдруг довольно чистой и прозрачной. И это слегка обрадовало Пенжефинчесс.
Она почувствовала, как мимо проплыл другой водяной. Ушла на глубину. Тут и там ощущались слабые течения – это из нор, ведущих к дому богатого водяного. Здесь не встретишь абсурдных домиков явно человеческой постройки, когда-то ушедших под воду, обмазанных смолой и с тех пор медленно гниющих. Трущобы водяных находятся в Варе, Мертвяцком броде и Большой петле, здесь же – совсем иная картина. Чистая, прозрачная вода, сбегая с гор, поступает в сложную систему туннелей, в прибрежный дом, весь отделанный белым мрамором. Фасадом он ничуть не уступает соседним человеческим домам, но внутри живут водяные. Перекрытия оборудованы люками, в нижних комнатах – вода, в верхних – воздух. Вода проточная, поэтому в доме всегда чисто.
Пенжефинчесс, держась у дна, проплыла мимо жилища богатого водяного. Городской центр остался далеко позади. На душе все радостней, все спокойней. Она бежит куда глаза глядят! Оказывается, это так здорово...
Она раскинула руки и послала короткое мысленное послание русалке, и та оттолкнулась от ее кожи, брызнула через поры в тонкой хлопковой рубашке. Проведя много дней в сухости, в грязи, вне родной стихии, элементаль наконец получила свободу. В огромном теле реки появился движущийся комочек водяной квазижизни.
Пенжефинчесс почувствовала, как русалка, кружась, наслаждаясь, поплыла вперед, и сама играючи кинулась вдогонку, дотянулась, запустила в нее пальцы. Счастливая, русалка стала корчиться в ее объятиях.
«Я поплыву вдоль берега, – решила Пенжефинчесс, – мимо гор. Может быть, через Бежекские предгорья и кромку скарба Глаз червя. Я поплыву к морю Холодный коготь».
Как только она приняла это внезапное решение, Дерхан и остальные ушли вглубь памяти, стали историей. Когда-нибудь кому-нибудь Пенжефинчесс расскажет о них, а до тех пор даже и не вспомнит.
Она раскрыла громадный рот, впустила в себя быстрые воды Ржавчины. Пенжефинчесс плыла через пригород, спеша покинуть Нью-Кробюзон.
Глава 49
Со свалки Грисского меандра расходились мужчины и женщины в грязных спецовках. Поодиночке, и парами, и группами по четыре-пять. Продвигались не спеша, чтобы не привлекать к себе внимания. Кто без тележки, неся на плечах увесистый моток кабеля; совсем уж тяжелые бухты тащили вдвоем.
Почитатели Совета конструкций покидали свалку партиями, через нерегулярные промежутки времени. Это Совет рассчитал, что лучше им расходиться в случайном порядке.
Небольшой фургон на конной тяге, везущий четырех человек, нырнул в транспортный поток на мост Петушиный гребень и по извилистой улице покатил к центру Каминного вертела. Ехали медленно, свернули на широкий, обсаженный баньянами бульвар Святого Драгонна. Пассажиры покачивались под негромкий перестук колес – дорога здесь была вымощена деревянными плашками, такое наследство оставил эксцентричный мэр Вальдемир, не терпевший грохота колес по камням у себя под окнами.
Кучер осторожно принял к тротуару, а затем и вовсе свернул в маленький двор. Отсюда бульвар был не виден, но шум его никуда не делся. Повозка остановилась у высокой стены из темно-красного кирпича, из-за нее шел восхитительный запах жимолости. С кромки небольшими каскадами ниспадали плющ и страстоцвет, покачивались под ветерком. Это был сад монастыря Веднех-Геханток, за ним ухаживали сменившие веру кактусы и люди, поклонявшиеся этой флористической богине.
Четверо спрыгнули с повозки и принялись разгружать инструменты и тяжелые мотки провода. Пешеходы посматривали без интереса и сразу забывали увиденное.
Один человек поднял конец кабеля высоко над монастырской стеной. Его товарищ вооружился чугунной скобой и кувалдой, тремя быстрыми ударами прикрепил к стене, футах в семи над землей, конец кабеля. Эти двое пошли на запад, через каждые восемь футов повторяя операцию, неторопливо закрепляя на стене кабель.
Они не скрытничали, были спокойны и деловиты.
К городскому гаму прибавлялся стук кувалд монтажников, ну и что с того? Монтажники повернули за угол сквера, неся огромную бухту изолированного провода. Двое других остались на месте. Они ждали у зафиксированного конца кабеля, успев развести в стороны зачищенные от изоляции жилы.
Первая пара разматывала кабель вдоль извилистой стены, что уходила в глубь Каминного вертела, огибала с задворков рестораны, магазины готового платья и плотницкие мастерские, к району красных фонарей, к Ворону – кипящему ядру Нью-Кробюзона. За ними поднимался и спускался по кирпичу и бетону кабель, минуя темные разводы на стене, переплетаясь с трубами для воды и газа, с проводами для тока магического и электрического, а также с ржавыми трубами и проводами давно забытого предназначения. Тусклый кабель моментально сливался с фоном, становился невидим. Просто у города стало одним нервом больше.
Но все же им пришлось пересекать улицу, когда она плавно изогнулась к востоку. Они положили кабель на землю, приблизились к соединявшему два тротуара желобу шестидюймовой ширины. Раньше по нему стекали нечистоты, теперь – дождевая вода, уходя сквозь решетки в подземелье.
Люди уложили кабель в желоб, хорошенько закрепили. Улицу пересекли быстро, благо движение на ней не было оживленным. Продолжая разматывать кабель, они обогнули школу, из окон которой вылетало рявканье педагогов.
По-прежнему их поведение ни у кого не вызывало любопытства. Они размотали кабель до следующей стены, на этот раз вокруг школы. Миновали другую пару рабочих, что на углу заменяла расколовшиеся плитки мостовой. Дорожники заметили вновь прибывших, коротко и хмуро поприветствовали и вновь занялись своим делом. Когда почитатели Совета конструкций приблизились к зоне красных фонарей, они, все так же разматывая тяжелый кабель, свернули во двор. Там с трех сторон высились стены, пять или шесть ярусов грязного замшелого кирпича, проеденного за многие годы дождем и смогом, и – окна, через неравные промежутки, как будто их вслепую пробивал кулаком некий великан между крышей и землей.
Были слышны возгласы, ругательства, смех, звон кухонной утвари. Из окна третьего этажа на монтажников смотрел красивый ребенок лет шести, непонятно, мальчик или девочка. Они нервно переглянулись, а затем пробежали взорами по остальным окнам. Кроме ребенка, не видать никого, значит, можно считать, что никто не заметил рабочих.
