Неблагая - Хаусман Ивлисс (книги без регистрации .txt, .fb2) 📗
Сразу надо было уходить.
Исольда сжала мою руку в немом вопросе: ты в порядке?
Я скрестила руки на груди и уставилась прямо перед собой. Мне не хотелось знать, что́ у нее в голове.
Редбрук явил толпе маленький железный браслет с подвесками, который якобы должен защитить младенца от вороватых рук фейри. Потом — порошок для разведения в воде и определения, не подменыш ли твой ребенок. И, наконец, самое гадкое:
— Дамы и господа, я представляю вам уникальный эликсир для обращения подменышей! — Это восклицание сопровождалось взмахом плаща и появлением зеленой бутылки будто бы из воздуха. Он поднял ее над головой, и толпа затихла. — Уверен, вы никогда не видели ничего подобного. Для тех родителей, которые уже столкнулись с подменой…
У меня внутри все закипало.
— …это — решение! Один глоток эликсира ежедневно, и ваше человеческое дитя снова станет собой!
— Что в нем?
Я оглянулась в поисках того, кто задал вопрос, а потом поняла, что это была моя реплика.
— Э-э-э… в каком смысле, мисс?
Я что, вышла вперед? Видимо да, потому что люди зашептались и расступились.
— Я спросила, что́ в составе, — повторила я, глядя продавцу в лицо и впервые в жизни надеясь, что блики в моих глазах будут заметны.
— Дело в том, мисс, что я вынужден держать свои рецепты в секрете…
— Это не опасно?
Мужчина сперва вспыхнул, потом побледнел.
— Для подменыша — абсолютно не опасно, — осторожно ответил он.
— Так может, сами отхлебнете? — Что я говорю? Что я творю? Как будто это не я — и в то же время гораздо в большей степени я, чем когда бы то ни было.
Он сжал губы — то ли опасаясь сказать что-то лишнее, то ли побаиваясь собственно продаваемого эликсира.
— Там яд, не правда ли? — спросила я. — Подменыши — такие же дети, если вы вдруг не знали. Мы…
Моя тайна была всем известна уже года четыре, и я видела, к чему это привело. Гончарная мастерская отца едва держалась на плаву, а Мами не принимала роды уже который месяц. Нас морили голодом, с тихим упорством пытаясь выжить семью, которой хватило глупости полюбить ребенка-подменыша. Я продолжила:
— Мы не выбирали быть такими.
Я чуть не споткнулась — и вдруг поняла, что меня бьет дрожь. То ли от страха, то ли от злости — то ли от того и другого.
Исольда так и застыла, потрясенная, как и все остальные, моей внезапной вспышкой. Я стояла перед помостом, сцепив кулаки, и нападала на продавца. Руки жгло, словно мое волнение выползло изнутри на кожу.
— Вы продаете людям яд, выдавая его за надежду! — выкрикнула я. Мой голос прозвучал громче, чем я ожидала. — А знаете, в чем проблема?
Редбрук был так удивлен, что не ответил. Он открывал и закрывал рот, пока я пыталась докричаться до его зрителей.
— Если вы не можете любить ребенка, который не вписывается в рамки ваших ожиданий, если вы способны причинить ему вред, лишь бы он стал таким, как вам хочется, тогда вообще не стоит становиться родителем!
Я сто раз слышала эти слова от своей мамы.
— Подменышей не исцелить, так что не позволяйте этому шарлатану убедить вас в обратном! Мы имеем право жить такими, какие есть!
Кто-то крепко схватил меня за руку. Я обернулась и увидела, что Редбрук уже спрыгнул с помоста и стоит рядом, намертво вцепившись в меня.
— Ну все, хватит, — тихо прорычал он. Потом обернулся к толпе. — Я бы сказал, что это заблудшее существо только подтверждает мои слова. Подменышам не место в нашем мире, и эликсир — гарантированное решение проблемы!
Я свирепо извивалась, пытаясь вырваться, но я была маленькой и хилой, а он — взрослым, и потому держал меня очень крепко.
И люди — те самые люди, которых я знала всю жизнь, которые когда-то считали меня милой и безобидной, — не помешали ему.
Исольда протестующе завопила, проталкиваясь в мою сторону. Но у нее еще не было бандитского опыта драк с людьми крупнее ее. И ножа у нее не было. И она вообще ни с кем никогда не билась, кроме других детей, задиравших меня. Она понятия не имела, что делать дальше.
— Итак… — ласково сказал продавец, обращаясь со мной просто как с реквизитом, — …как насчет бесплатного образца?
Хорошая попытка, но произнести «бесплатный образец» пугающим тоном практически невозможно. Я бы даже рассмеялась, если бы он не махал перед моим носом бутылкой, едкий и пьянящий запах из которой мгновенно вызвал у меня головокружение.
— Нет!
Я брыкалась изо всех сил, а он пытался прижать бутылку к моим губам. Мне удалось лишь оттащить его в сторону, к дубу, подальше от повозки, хотя он старался удержать меня.
— Ну-ка затихни, ты…
Страх и гнев вскипели у меня под кожей, превратившись в странное покалывание. Оно тянуло меня за собой, как смерч, выдувающий все, кроме конечной цели, опустошающий разум. Яростно двинув его локтем в живот, я вырвалась. Мои пылающие руки взметнулись в широком жесте.
И выдали поток огня.
Жар омыл кожу, испугал меня, но не обжег. Пламя с такой силой ударило в дуб, что корни затрещали, а ствол раскололся. Дерево мгновенно вспыхнуло трескучим сверкающим золотом, злым и голодным.
Кто-то пронзительно закричал, но еще громче был резкий треск древесины.
Я прижала руки к груди, пальцы скрючились. Я не хотела так поступать. И никогда раньше не стреляла огнем. Я не хотела причинять боль. Во рту пересохло, и меня снова начала бить дрожь, сводя на нет кратковременный прилив храбрости.
Исольда вдруг выдернула меня из секундной невесомости, схватив и повалив на землю, толкнув всей своей массой. Я тяжело грохнулась в пыль на четвереньки. Что-то хрустнуло, я взвыла от боли. Честная плата за магию.
Дерево застонало, затрещало, а потом горящая ветка больше моего роста вдруг рухнула вниз, точно на то место, где стоял Кассиус Редбрук. Я одна стояла достаточно близко, чтобы услышать короткий вскрик боли, превратившийся в гортанный стон, а потом в тишину.
Все зашумели, засуетились, не обращая внимания на нас с Исольдой: побежали за водой, чтобы потушить огонь, попытались затоптать пламя вокруг дерева и оттащить ветку от Кассиуса.
Поздно. Он был уже мертв.
Подниматься с земли не хотелось. Хотелось только свернуться, сжаться и лежать, пока мои кости не рассыплются в прах. Все эти годы, даже когда люди узнали мою тайну, меня оберегало только одно: я была относительно безобидна.
Теперь никто не посмотрит на меня и мою семью так, как раньше.
Но Исольда почему-то не бросила меня. Она заставила меня встать и потащила сквозь толпу, мимо еще горящего дуба, по пыльной дороге к нашему дому на окраине города. Примыкающая к нему лавка отца была открыта, но по обыкновению пуста.
Потом, пока мама вправляла мне вывихнутое запястье, пришлось рассказать, что произошло. Лица родителей застыли от страха. Мы с Исольдой отправились в постель и, притворившись спящими, подслушивали, как родители тихо рассуждали, что пора собирать вещи и уезжать из нашего единственного дома.
Это моя вина.
Моя, слишком большая для четырнадцатилетнего подростка, вина.
Люди меня никогда особо не любили — даже до того, как узнали, что я подменыш. Если честно, даже странно, что целых десять лет люди не понимали, кто я. Мой взгляд всегда был слишком пристальным, слишком напряженным для ребенка. Я пугающе быстро запоминала новые слова, опережая сестру. Мои руки постоянно двигались — теребили юбку, ловили волосы Исольды, шарили по воздуху в поисках прикосновений. Я плакала, и никто не понимал причины. Я бродила по полям среди цветов выше моего роста.
Но даже несмотря на богатый словарный запас, я до десяти лет не могла разговаривать ни с кем за пределами семьи. Как я ни старалась, слова застревали в горле, словно залитые клеем. Как будто все вокруг владели непонятным мне шифром и ненавидели меня за то, что я не могу его освоить.
А может, меня ненавидели за то, что всегда в глубине души чувствовали, что какая-то часть меня — фейри.
