Песня зверя - Берг Кэрол (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Седовласый мастер наморщил лоб и ответил ей – но ответил по-флориански, а не по-элирийски.
– Не понимаю вашу тарабарщину, – отрезала покупательница, когда мастер умолк. – Я не куплю арфу, если ее нельзя настроить как следует.
Старик снова пустился в объяснения, но дама, нахмурившись, раздраженно покачала головой.
– Он предлагает вам трижды повернуть колок, а потом потихоньку ослаблять, пока не добьетесь нужной высоты, а не подтягивать струну, – вмешался я. – С хорошими инструментами лучше так. – Я видел, что три выставленные на прилавке прекрасные арфы сделаны с тщанием и любовью.
– Вы понимаете эту его чушь? – осведомилась дама.
– Да, вполне.
Она сделала так, как я советовал, и вскоре заиграла – у инструмента оказался превосходный богатый тембр – и запела приятным, хотя и слабым голоском.
– Спросите его, твердая ли у него цена, – попросила дама несколько минут спустя.
– А сколько он с вас запросил?
Она сказала, и я понял, что уточнять условия у продавца нет необходимости. Цена была весьма и весьма разумной. Но я выполнил просьбу дамы, одновременно похвалив мастера за отличную работу.
– А вы играете? – поинтересовался он, улыбаясь с облегчением.
– Нет, больше не играю. Но играть на таком хорошем инструменте – честь для любого музыканта. Он говорит, что цена твердая, – обратился я к покупательнице, – и я вам советую соглашаться.
– Ну что ж… Звук у нее действительно хороший.
Тонкими подвижными пальцами дама отсчитала золотые и серебряные монеты. Когда она удалилась, я тоже повернулся, чтобы уйти, но старый флорианец окликнул меня.
– Сударь! – Я обернулся, и он учтиво поклонился мне, как заведено в его стране. – Вандо ци. Эстенду ци на.
Я ответил, как подобает:
– Благодарю вас, и пусть следуют за вами ваши боги.
Соседний прилавок занимал торговец кожей. Товар у него был самый разнообразный – от сумок и кошельков до легких кожаных доспехов и конской сбруи. Румяный лысоватый торговец внимательно прислушивался к моему разговору с мастером-арфистом. Когда я поспешил прочь, он крикнул мне вслед:
– Сенай! Можно с вами словечком перекинуться, если позволите?
О, как отчаянно мне хотелось притвориться, будто я его не слышал, и убежать! Однако я заставил себя остановиться и сжал за спиной руки в перчатках, словно у меня был целый день на разговоры.
Судя по бежевой шелковой рубашке и кожаным штанам и жилету превосходного кроя, дела у него шли блестяще. Удем – низкорослый, крепкий, коренастый, светловолосый, как все его соплеменники. Челюсть как наковальня.
– Вы флорианский знаете?
– Да.
– И обычаи их тоже знаете? Когда кому кланяться и вообще?
– Да.
Обычаи и языки я впитывал легко, как легко запоминал все звуки городов, деревень и лесов. Это же все музыка.
– А кроме флорианского? Неужели вы и другие знаете – ну, к примеру, бринский?
– А почему вы спрашиваете?
– Да, понимаете, на том конце рынка сидит ременщица из бринов. Вещи у нее славные, только выглядят для элирийцев странновато. А у нее вид такой, будто год маковой росинки во рту не было… Я бы ее нанял, пусть у меня поработает, да она не понимает, когда я ей говорю. И вот я хочу предложить, за вознаграждение, конечно – если, конечно, такого богатого господина, как вы, это не обидит, – может, вы поговорите с ней от моего имени? Это бы и ей, и мне было на пользу…
Вот и ответ. Ведь я дни напролет ломал голову над тем, как бы заработать на пропитание. Я обошел все прилавки, смотрел на всех прохожих, – может быть, мне по силам делать то же, что и они? Несмотря на то что занятия музыкой были бы для меня слишком горькими, да и опасными, я уговаривал себя наняться учителем пения или игры на лютне или флейте – хотя дорого брать за уроки было нельзя, ведь я не мог показать ученику, чего от него добиваюсь. А все прочее, любое ремесло, требовало здоровых рабочих рук, а я даже писать мог с трудом и неразборчиво. Окостеневшие пальцы не могли ни делать инструменты, ни переписывать ноты, ни считать деньги. А спина пострадала настолько, что даже самая простая физическая работа была не для меня, – не говоря уже о том, что сенай, предающийся такого рода деятельности, вызовет неизбежные вопросы. Но мне никогда не приходило в голову, что я ведь знаю языки.
– Ну что ж, поговорю с вашей ременщицей, – произнес я, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало слишком много рвения. – Вознаграждения не нужно. Но, вероятно, вам понадобится… э… и другая помощь в области перевода…
Он сощурил глаза и собрал широкий лоб в складки.
– А не знаете ли вы, как уговорить раггайского вождя продать кое-какое золото, а?
– Я как-то месяц прожил в раггайской деревне. Раггаи очень трепетно относятся к своим золотым вещам, разве что покупатель станет членом их семьи – это нетрудно сделать с помощью нескольких свиней и бочонка браги. Ну а член семьи, конечно, может делать что хочет с работами своих братьев и сестер, – разумеется, если это приносит семье почет или выгоду.
На лице купца-удема заиграла блаженная улыбка.
– Меня зовут Альфригг…
После некоторых церемоний Альфригг признал, что постоянный переводчик ему будет очень даже кстати, тем более что пора бы расширять дело.
– А вас как называть, сударь?
– Эйдан… Эйдан Мак-Тарсуин.
– А. Понятно.
Я назвался «ничьим сыном». Альфригг, должно быть, подумал, что я – младший сын, оставшийся без средств из-за семейной ссоры. Такие случаи в сенайских семействах бывали сплошь и рядом. Из-за этого в стране было много обедневших служащих и священников, художников и актеров с прекрасным образованием, которым не удавалось найти своего места в обществе. Я не стал его разубеждать. Остался без средств – это истинно так.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что Альфригг родом из городка Дунгарвен на востоке Элирии. Он был подмастерьем мясника, а потом оказалось, что с кожей у него дела идут лучше, чем с мясом. Он рано выкупил себя из подмастерьев и теперь единолично и твердо управлял процветающим делом и семьей, в которой было семь человек детей. Камартан ему нравился расположением и приятной атмосферой, однако, созерцая голубыми глазами проходящие через город караваны, он так и видел перед собою целую кожаную империю.
А когда я предложил рассказать ему, какой товар предпочтут чужеземные покупатели – о том, например, что эсконийцы носят маленькие кожаные ладанки с прахом предков, а для бринов важно, чтобы на всей утвари были имена их домашних богов, – он хлопнул меня по спине и весь расплылся от удовольствия.
– Благослови меня Ванир! А я-то думал, нет на земле зверюшки никчемнее сеная! Эти их книжки, да письмена, да дрязги, политика всякая, театр там… Тьфу! Элимы и ослы – и те полезнее. А вы, сударь мой, богачом меня сделаете, да и вам изрядно перепадет, стоит постараться, право!
И после четверти часа переговоров Альфригг принес красную эмалевую фляжку уциата – чудовищно крепкой браги, которой удемы скрепляют всякое соглашение, и две крошечные стопки.
– Да будет наше сотрудничество долгим и выгодным, Эйдан Мак-Тарсуин!
Поначалу я работал в основном переводчиком – помогал Альфриггу вести переговоры с купцами, проходившими с караванами через Камартан. Иногда я давал ему советы, касающиеся нравов и обычаев разных народов. К тому же я переводил письма и документы, хотя и схитрил – сказал, что у меня всегда были наемные писцы и я не привык писать сам. К счастью, элим-помощник Альфригга оказался малым весьма понятливым.
Хотя торговля никогда меня не привлекала, дни проходили в делах, и скучать не приходилось, а тем более бояться или сожалеть о чем-то. Для этого было более чем достаточно ночей. Ведь настанет день, когда мне придется возобновить поиски истины в моей жизни. Но сначала мне нужно кое-что сделать с самим собой. Если я по-прежнему буду вздрагивать от каждого звука, мне не удастся улавливать тонкости, а без этого никак нельзя. Если я буду чураться людей, то не смогу задавать ненавязчивые вопросы. Подобная работа была для меня прекрасным лекарством.
