Вечный герой - Муркок Майкл Джон (книги полностью txt) 📗
— Вы забываете, — возразил я, — что память о моем прошлом в душе моей скрыта густым туманом…
Каторн снова фыркнул и залпом допил вино. Потом с грохотом поставил кубок на стол и вышел со словами: «Велю отдавать швартовы…»
Король прокашлялся.
— Вы с Каторном… — начал было он, но замялся. — Вы…
— Да, дружбы у нас не получилось, — договорил я за него. — Мне не нравится его мрачность, самоуверенность и подозрительность, а он, в свою очередь, подозревает меня в том, что я элдренский шпион, предатель, оборотень.
Король Ригенос задумчиво кивнул.
— Да, он что-то говорил мне в этом роде. — Он отхлебнул вина. — Я объяснил ему, что видел собственными глазами, как ты явился передо мной — из пустоты. Что нет ни малейших сомнений в том, что ты именно Эрекозе, что нет никаких причин не доверять тебе — но он упорствует… Почему, как тебе кажется? Он вполне разумный, хладнокровный воин.
— Он завидует мне, — сказал я. — Я отнял у него власть.
— Но ведь он вместе со всеми соглашался с тем, что нам нужен новый кумир, способный вдохновить людей, подвигнуть их на битву с элдренами!
— В общем, возможно, и соглашался, — сказал я. И пожал плечами. — Все это не так уж важно, ваше величество. По-моему, мы с ним достигли некоего компромисса.
Но король вроде бы не слышал меня: он был погружен в собственные мысли.
— И, кроме того, — прошептал он, — это, возможно, вовсе не имеет отношения к войне.
— Что вы хотите этим сказать?
Он посмотрел мне прямо в глаза.
— Это, возможно, имеет отношение скорее к делам любовным, Эрекозе. Каторну всегда очень нравилась Иолинда.
— Вполне возможно, вы и правы. И снова я ничем не могу ему помочь. Иолинда, по всей видимости, предпочитает мое общество.
— Но Каторн, возможно, считает, что она просто ослеплена любовью ко всеобщему идеалу, а не к настоящему, живому мужчине.
— Сами вы тоже так считаете, ваше величество?
— Не знаю. Об этом я с Иолиндой еще не говорил.
— Ну что ж, — заключил я, — в таком случае узнаем, когда вернемся.
— Если вернемся, — проговорил король. — В этом отношении, должен признаться, я разделяю точку зрения Каторна. Избыточная самоуверенность частенько бывала главной причиной поражений.
— Вероятно, вы правы, — согласился я.
Снаружи донеслись громкие возгласы толпы; корабль резко дрогнул и закачался, швартовы были отданы, якоря подняты.
— Пойдем, — сказал король Ригенос. — Нам нужно выйти на палубу. Этого от нас ждут. — Он поспешно допил вино и снова водрузил свой шлем-корону на голову. Мы вместе вышли на палубу, и сразу же приветственные крики толпы стали громче, заполняя собой весь воздух вокруг.
Мы стояли с приветственно поднятыми руками, а барабаны уже начали неспешно отбивать ритм гребцам. Я заметил на берегу Иолинду: она сидела в своем паланкине, чуть боком к кораблю, и не сводила с него глаз. Я помахал ей, она тоже подняла руку, прощаясь со мной.
— До свидания, Иолинда, — прошептал я.
Каторн злобно и насмешливо покосился на меня, проходя мимо; он направлялся проверить гребцов.
— До свидания, Иолинда.
Ветра не было. Я буквально истекал потом в своих доспехах под палящими лучами яркого солнца, плывущего по безоблачному небу.
Я продолжал махать рукой провожающим нас, не сводя глаз с Иолинды, которая сидела, гордо выпрямившись, в своем паланкине, а потом мы вошли в излучину реки, и теперь видны были только высокие башни и шпили Некранала, да откуда-то издали доносились радостные крики горожан.
Мы плыли вниз по течению реки Друнаа, быстро продвигаясь к находящемуся в устье ее порту Нунос и ожидающему нас там флоту.
Глава IX
В Нуносе
Ах, эти слепые кровавые войны…
— Но послушайте, епископ, вы никак не можете понять, что сложные вопросы человеческих отношений решаются с помощью активных действий…
Хрупкие доводы, бессмысленные мотивы, цинизм, ошибочно принимаемый за практичность…
— Не хочешь ли ты отдохнуть, сын мой?
— Я не могу отдыхать, святой отец: ведь орды проклятых мусульман уже на берегах Дуная…
— Мир…
— Но удовлетворятся ли они перемирием?
— Возможно.
— Ну, во всяком случае, Вьетнама-то им будет недостаточно. Им будет мало, пока в их власти не окажется вся Азия… А затем — и весь мир…
— Но мы же не звери.
— Мы должны уподобиться диким зверям. Они-то ведь давно им уподобились.
— Но если бы мы попытались…
— Мы уже пытались.
— Разве?
— Пламя можно погасить лишь встречным огнем.
— Разве другого способа нет?
— Другого — нет.
— Но дети…
— Другого способа нет.
Ружье. Меч. Бомба. Лук. Вибропистолет. Огнемет. Боевой топор. Дубинка.
— Другого способа нет…
Я плохо спал в ту ночь на борту флагманского корабля под дружный плеск весел, барабанный рокот, поскрипывание шпангоутов и шум речной волны. В памяти мелькали обрывки разговоров, какие-то фразы, чьи-то лица мучили меня, не давая уснуть. Тысячи исторических событий прошли перед моим мысленным взором. Миллионы различных лиц. Но ситуация в целом не менялась. И основной довод, повторенный на бесчисленном множестве языков, оставался прежним.
Лишь когда я, сбросив с себя этот полусон, решительно поднялся, в голове моей немного прояснилось, и я поспешил на палубу.
Что же я за существо? Почему мне все время кажется, что я навечно приговорен скитаться из одной исторической эпохи в другую, всюду исполняя одну и ту же роль? Что за шутку — поистине космического масштаба! — сыграла со мной судьба?
Прохладный ночной воздух остудил мое лицо; лунный свет пробивался сквозь легкие облачка длинными лучами, и мне из-за движения корабля лучи эти вскоре стали казаться спицами какого-то гигантского колеса. Словно колесница неведомого бога провалилась сквозь непрочный настил облаков и увязла в более плотном воздухе у поверхности земли.
Я посмотрел на воду и увидел, как облака отражаются в ней, как они раздвигаются, пропуская на землю лунный свет. Ту же самую луну я видел и в бытность свою Джоном Дэйкером. С тем же равнодушным видом и спокойствием наблюдала она за ужимками и прыжками людей на той планете, вокруг которой обращалась сама. Сколько несчастий видела эта луна? Сколько трагедий? Сколько нелепых войн и завоеваний? Сколько сражений и убийств?
Облака вновь сошлись плотнее, и воды реки почернели, словно желая сказать мне, что я никогда не получу ответа на мучающие меня вопросы.
Я стал смотреть по сторонам. Мы проплывали мимо густого леса. Вершины деревьев отчетливо прорисовывались на фоне более светлого неба. Время от времени слышались крики каких-то ночных животных, и мне показалось, что в криках этих слышится тоска одиночества, растерянность, какая-то жалоба. Я вздохнул, оперся на перила и стал смотреть, как светлеет сероватой пеной вода под дружными ударами весел.
Видимо, лучше мне смириться с тем, что я снова вынужден сражаться. Снова? Но в каких сражениях я участвовал раньше? Где? Что означают мои невнятные воспоминания? Каково значение моих снов? Единственный простой ответ на этот вопрос — ответ с точки зрения прагматика (и, уж конечно, такой, какой лучше всего поймет Джон Дэйкер) — заключается в том, что я сошел с ума. Мое воображение было перегружено. Может быть, я никогда и не был Джоном Дэйкером? Может быть, и он тоже всего лишь плод моего больного воображения?
Я должен сражаться снова.
Вот и все, что можно на этот счет сказать. Я уже согласился играть эту роль и должен доиграть спектакль до конца.
В голове у меня начало проясняться, как только зашла луна и восток начал потихоньку светлеть.
Я смотрел, как восходит солнце, как огромный алый диск с величественным спокойствием выплывает в небеса, словно желая знать, что это за звуки тревожат тишину, царящую вокруг, — чей это грохот барабана, скрип весел?