Сказки и истории - Фрай Макс (мир бесплатных книг .txt) 📗
***
Лесполайоты, что живут в предгорьях Трангубайле, бывают чрезвычайно смущены, если в их присутствии кто-то начинает петь. Нечего и говорить, что сами они ни за что не станут петь в присутствии посторонних, поскольку пение дуэтом для них - непременная (и, возможно, самая важная) часть любовной игры. Пение хором представляется им чем-то вроде свального греха, а сольное пение при посторонних - вопиющим примером самого бесстыдного эксгибиционизма.
Путешествуя по миру, Лесполайоты охотно посещают концерты; их всегда можно узнать по стыдливому румянцу и возбужденному блеску в глазах. Возвращаясь домой, они со смущением и гордостью хвастают своими концертными "подвигами" ближайшим друзьям - в точности так же мужчины других культур бравируют друг перед другом визитами в заграничные бордели.
***
Жители Ларника полагают, что нет предмета непристойнее, чем обычная сумка, или, скажем, мешок. Вкладывая в сумку какой-либо предмет, или вынимая его оттуда, человек воспроизводит уродливую пародию на любовный акт, полагают ларникийцы.
Ридикюль, рюкзак и портфель наверняка показались бы столь же неприличными предметами - если бы им довелось их увидеть. Однако мало кто из жителей Ларника может похвастаться таким опытом.
Следует отметить, что Ларник издревле считается открытым и вполне гостеприимным местом (насколько города-государства с присущим им специфическим "крепостным" менталитетом вообще могут быть открытыми и гостеприимными). Однако у приезжих сумки отбирают еще на границе, вежливо, но безапелляционно объясняя, что никому не будет позволено оскорблять столь непристойным зрелищем взоры законопослушных граждан Ларника.
Сумки и упакованный в них багаж можно оставить в пограничной камере хранения, а на обратном пути получить их назад в целости и сохранности. Для ручной клади, без которой путешественник не может обойтись, ему выдают одноколесную тачку подходящего размера. Тачки эти довольно удобны в обращении - если, конечно, заранее смириться с необходимостью повсюду таскать ее за собой.
Известен случай, когда сумку изъяли у верховного правителя соседствующего с Ларником государства Кифиар, и магистрату Ларника пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы официальный визит дружественного властелина не закончился кровопролитной войной.
Если верить сообщениям многочисленных хроникеров, владыка счел особым оскорблением не изъятие сумки, а именно предложение воспользоваться тачкой для личных вещей. Пожалуй, в глазах человека, который привык перемещаться в пространстве, возлегая в паланкине из соломы и бархата, простодушное гостеприимство ларникийских пограничников действительно смахивало на изощренное издевательство.
***
Бекши из Гулупы ни за что не станут открыто любоваться закатом или рассветом, поскольку это зрелище считается у них крайне неприличным. Они никак не объясняют свое предвзятое отношение к этим природным явлениям: для Бекши непристойность происходящего на небе совершенно очевидна и в комментариях не нуждается.
Весь жизненный уклад Бекши устроен таким образом, чтобы в часы восхода и захода солнца люди могли находиться в закрытом помещении: учеба, торговля и работа государственных учреждений начинаются и заканчиваются в разные часы, в зависимости от времени года, чтобы людям ни в коем случае не пришлось добираться из одного места в другое в "неприличное время".
Разумеется, вышесказанное вовсе не означает, будто Бекши никогда не видят ни закатов, ни рассветов. Более того, в отличие от прочих, они любуются этим зрелищем ежедневно, тайком подсматривая за пламенеющим солнцем из-за задернутых занавесок.
***
Описать невозможно, что творится с жителем Булугалы, если показать ему рыбу! Он и побледнеет, и покраснеет, и захихикает тоненько, как дитя, и лицо руками закроет и, скорее всего, убежит, не в силах оставаться в вашем обществе после свершившейся непристойности.
Особенно удивительно при этом, что Булугала стоит всего в нескольких ебрах от морского побережья и рыба могла бы стать самым обычным блюдом на столах горожан. Однако это не так: сами булугальцы, разумеется, не рыбачат (кроме, разве что, подростков, которые с энтузиазмом юности приобщаются к разного рода непристойностям и бывают жестоко наказаны, если им взбредет в голову принести свою добычу в дом).
Впрочем, жители рыбацких поселков, коих великое множество на побережье, давно приспособились продавать булугальцам свой улов: они перемалывают пойманную рыбу, добавляют в фарш специи, перебивающие рыбный запах и успешно торгуют этой пастой, до которой стыдливые жители Булугалы большие охотники.
Поговаривают также, что некоторые, особо развращенные, булугальцы тайно подкупают рыбаков, чтобы те взяли их с собой на ночной лов. Позже им приходится доплачивать сметливым рыбакам за молчание, поскольку страх быть уличенными в запретных рыбацких удовольствиях и подвергнуться всеобщему осуждению - одно из самых сильных переживаний, доступных этим степенным и благоразумным обывателям.
***
Историки утверждают, что Трукки, которые когда-то основали хрустальный город Олло, а потом были сметены завоевателями, величайшей (и, возможно, единственной) непристойностью полагали долговые обязательства, связывающие людей. И заимодавец, и должник - оба, по мнению Трукки, совершали непристойность; за такой проступок могли изгнать из города или (если находились смягчающие обстоятельства) принудить к ношению вуали, скрывающей лицо, чтобы окружающие не были вынуждены "смотреть в бесстыжие глаза распутников".
Деньги, пищу и другие материальные ценности следовало дарить, обменивать, или, в крайнем случае, красть. Наказание за кражу было более суровым, но куда менее позорным: пострадавшему разрешали провести час в доме вора, испортить все, что захочется и вынести все, что понравится. Это считалось большим ущербом, но куда меньшим несчастьем, чем изгнание, или ношение "позорной" вуали.
Единственная ситуация, в которой деньги разрешалось и даже надлежало давать в долг - заключение любовного союза. Причем заем мог быть как символическим, так и настоящим: один из любовников был волен одолжить другому крупную сумму под солидные проценты - если была в том нужда. Поэтому нередко случалось, что люди, не испытывающие друг к другу страсти, были вынуждены разделить ложе, чтобы узаконить обоюдовыгодную финансовую сделку.
***
Квиглы, живущие в долине Нукры, полагают, что праздность непристойна. Состояние телесного покоя они почитают развратом и порицают; при этом любопытно отметить, что половые сношения Квиглы классифицируют как трудовую деятельность и всячески поощряют беспорядочные связи: "все лучше, чем вовсе без дела сидеть!"
Поэтому у Квиглов столь популярно вязание крючком: им можно заниматься на ходу, во время дружеского застолья и даже в постели: обычно Квигл вяжет, пока не заснет, и рукоделие выскользнет из его рук. Первое же, что он сделает пробудившись - отыщет среди одеял крючок и нитки, дабы никто не посмел сказать, что он бездельничает во время омовения, в уборной и за завтраком.
Только бобыли, живущие в уединении, могут позволить себе как следует расслабиться и побездельничать, запершись дома. Люди семейные, постоянно окруженные наблюдателями, об этом догадываются и завидуют холостякам, проклиная тот день, когда обзавелись семьей и обрекли себя на вечное вязание.
***
Тримские Гваллы бывают чрезвычайно смущены (и, в то же время, обрадованы), когда им доводится увидеть схему или чертеж какого-либо механизма. Им кажется, что разглядывая чертеж, человек насильственно проникает "во внутренности вещи", как бы обнажает ее, безвольную и беспомощную.
