Время мушкетов - Юрин Денис Юрьевич (книги бесплатно TXT) 📗
Поскольку в прошлом он был миссионером, а значит, наполовину солдатом, отец Патриун быстро оценил все плюсы и минусы нелепого с виду обмундирования. Как ни странно, но плюсов оказалось значительно больше. Вот уж, воистину нет худа без добра – бродить по лесам удобнее и теплее в мехах и коже, нежели в современном солдатском мундире, который не греет, быстро промокает, медленно сохнет и ужасно сковывает движения.
Королевский двор не просто хотел покорить правобережье и полностью уничтожить дикарей, вельможи желали превратить новые земли в малую Филанию, сделать из них точную копию своего королевства и искоренить все инородное, все чуждое. Отец Патриун к своему удовольствию констатировал, что замысел властей не удался. Еще тогда, во времена миссионерства, боевой священник множество раз отмечал в отчетах, что когда два народа находятся вместе, то слияние в той или иной форме чуждых культур неизбежно. Этого не надо бояться, это нужно использовать во благо себе и своему народу. Ему не поверили, высокие чины из Альмиры, как всегда, сделали все по-своему, и к чему это привело? Сотни смертей с обеих сторон. Племена дикарей были вытеснены в глубь лесов, но спустя много лет по улочкам Марсолы все равно бродили урвасы. По крайней мере, за недолгую прогулку от ворот до церкви отец Патриун уже видел троих, притом одетых частично в одежду переселенцев: с флягами на поясе, с солдатскими вещевыми мешками и с мушкетами на плечах. В резных барельефах деревянных домов ясно прослеживались некоторые урвасские мотивы, а по внешнему виду солдат нельзя было точно сказать, кто это: облачившиеся в доспехи урвасы или переодетые в меха филанийцы? Природа взяла свое, законы развития человеческой общины нельзя отменить, и Марсола, какой ее увидел бывший миссионер, была лишь наглядным подтверждением этого неоспоримого факта.
Хоть улочки были запутанными (в городе не было архитектора, и дома строились сначала где попало, затем где хватало места), а жители колониальной столицы не отличались разговорчивостью и проходили мимо, даже не повернув головы в сторону тщедушного старичка, просящего показать дорогу к церкви, но все же отец Патриун за тридцать лет не утратил навыков ориентирования. Проблуждав лишнюю пару-другую часов, священник все же нашел конечную точку своего долгого маршрута. Церковь удивила его не только небольшими размерами, плачевным состоянием местами прогнивших от сырости, перекосившихся стен, но и тем, что ее двери были закрыты.
В уложении Индорианской Церкви о проведении служб и прочих священных таинств было четко прописано: «… Любой молельный дом, церковь или храм открываются с первыми лучами солнца и закрываются лишь по наступлению ночи…» Священники Марсолы нарушили один из основных принципов святого таинства: преградили прихожанам дорогу в храм, хотя до вечерни оставалась еще пара часов. Такое отношение к делу разозлило отца Патриуна, и он пообещал своей совести устроить хороший нагоняй обленившимся в глуши священникам и мелким чинам. Однако прежде стоило выслушать аббата Курвэ, являвшегося здесь старшим священником. Возможно, для такого вопиющего проступка имелись весьма веские основания.
Клюка старца трижды опустилась на дверь, прежде чем с другой стороны послышались тихие шаги.
– Кто? – прозвучал наиглупейший вопрос, учитывая обстоятельства, место и время.
– Душа грешная да заблудшая, истомившаяся в дороге, износившая тело и жаждущая покаяния! – не произнес, а прошипел, как змея, выведенный из себя священник.
Нерадивые служители Церкви заслуживали полноценной порки, отец Патриун точно решил познакомить каждого из них со своей клюкой и начать прямо с того тупоголового ленивца, что откроет дверь. Видимо, служитель нутром почувствовал угрозу, исходившую снаружи, и не отказал разозленному старику в посещении храма.
Дверь скрипнула и тут же открылась. На пороге стоял монах, настолько молодой и с таким невинным взором удивленных и одновременно напуганно прищуренных глаз, что отец Патриун великодушно решил повременить с наказанием. Веснушчатому монаху было лет восемнадцать, если не меньше, виноват был не он, а тот дуралей, кто не обучил его надлежащему поведению с прихожанами.
– Позови аббата Курвэ, у меня к нему срочное дело, – в приказном тоне заявил старик, отодвинув тощего паренька с порога и проходя внутрь тесного, плохо освещенного и невозможно душного святилища.
– Сожалею, сы… – язык юнца не повернулся выговорить «сын мой», – … мил-человек, но аббат Курвэ отошел в мир иной.
– Вот как, – известие поразило старика, но он не подал виду. – Тогда позови любого другого священника. Ну, что стоишь?!
– Больше никаких священников нет. Я остался один, и мой сан столь незначителен, что я не могу принять таинство вашей души. Приходите попозже, со дня на день ожидается приезд преподобного отца Патриуна. Он…
Посетитель прервал уже бессмысленную речь юного монаха. Отец Патриун задрал правый рукав потрепанного камзола и продемонстрировал застывшему с открытым ртом юнцу золотой браслет священника.
Глава 4
Канун великих дел
Кто-то любит физическую нагрузку, а кому-то она в тягость, как непосильный каторжный труд. С назначением комендантом жизнь полковника Штелера разительно изменилась, он перестал проводить сутки напролет в седле и не упражнялся с мечом, поскольку ни в том, ни в другом уже не было необходимости. Высшие офицеры сами редко участвуют в сражениях, их задачи в другом: планировать и руководить, поддерживать дисциплину в войсках и заниматься снабжением, обеспечивать тылы и писать толстые учебники по стратегии. От повседневных забот на ответственном посту коменданта у полковника резко пошатнулось здоровье: стали выпадать волосы и вырос живот, едва умещающийся в прошлогодний мундир.
Сначала полковник стоически сопротивлялся тяжелому недугу, именуемому «оседлый образ жизни». Он ограничивал себя в еде и выпивке, меньше спал, каждый день совершал пешие прогулки и два часа в день фехтовал, правда, работал не с тяжелым мечом, а с его более легкой и верткой парадной разновидностью – шпагой. Так было примерно с полгода, но затем чревоугодие взяло верх над разумом, а леность победила трудолюбие. Беда крылась в том, что у полковника не было стимула поддерживать себя в хорошей физической форме. Как большинство офицеров, он был холост и прагматичен. Ему не нужно было защищать поруганную честь жены, а внимание игривой красавицы никогда не считалось в среде доблестных герканских офицеров уважительным поводом, чтобы скрестить мечи. «Ветреницы недостойны крови!» – был второй тост на офицерских сборищах, естественно, следовавший после дружного клича: «За прекрасных дам!» К тому же гердосские красавицы не обходили вниманием господина коменданта, и им было не так уж и важно, насколько стройна фигура старшего в городе офицера. Одни дамы тешили свое самолюбие, другие пытались извлечь выгоду из близкого знакомства с полковником, отцы третьих прочили его в женихи, но не учитывали того обстоятельства, что сам комендант не спешил связать себя священными узами брака.
И вот после нескольких лет размеренного, не отягощенного нагрузками образа жизни у располневшего полковника Штелера появился личный тренер, и звали жестокосердного мучителя майором Анри Шриттвиннером. Медленная, ужасно тяжкая экзекуция началась сразу после совещания той проклятой ночью и продолжалась вот уже четвертый день. Полковник составлял бумаги, отдавал приказания, бегал по казарме как угорелый, ругался с подчиненными и армейскими поставщиками, проводил по шесть-семь часов в день в седле, лично контролируя подготовку к предстоящей кампании. Он умаялся, устал, заработал россыпь прыщей на месте, соприкасавшемся с кожей седла, лишился аппетита и сна, но, что самое худшее, совершенно измотал себе нервы. За три дня беспросветной беготни еще недавно плотно обтягивающий его округлый живот мундир провис и мотался спереди мокрой от пота тряпкой.
На четвертый день произошло ужасное. С безымянного озера на южной границе с Филанией прискакал вестовой и передал коменданту, что господин пехотный майор настоятельно просит его прибыть к себе до полудня, то есть в течение ближайшего получаса. К тому времени полковник уже понял – «просьбы» майора стоит выполнять так же незамедлительно, как и его «советы», поэтому он тут же вскочил на коня и, взяв с собой лишь пятерых солдат сопровождения, поскакал на доклад к неусыпному мучителю. По приезде его ждало новое испытание – залезть на высокое дерево, в раскидистой и густой кроне которого майор Шриттвиннер оборудовал наблюдательный пункт. К счастью, падающему от усталости, замученному одышкой и учащенным сердцебиением коменданту пришлось взбираться на сосну по веревочной лестнице, а не по совершенно гладкому стволу.
