Выстрел в Опере - Лузина Лада (Кучерова Владислава) (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
– Ладно, пускай не голяк, пусть висяк. – Раритетная рубаха из коллекции дедушки Чуба слегка примирила ее с Машиным упрямством. – Разницы нет! – Внучка Чуб нырнула в рубаху. – И если в ближайшее время небо не маякнет нам че-то покруче и попонятней, ее для нас и подавно не будет. – Даша завязала узел под грудью, нацепила четыре мониста, серьги, двадцать браслетов и прозвенела: – Сегодня 10-е! Послезавтра бой. И за такую историю нам его на год не перенесут. А поскольку на небо больше полагаться нельзя, единственное наше спасение срочно отыскать хоть один ведьмацкий корень! Слушай, – озадачилась она, разглядывая экипировку (как и следовало ожидать, кожаные шорты-трусы в комплекте с буйной национальной вышивкой и ботинками а-ля Джонни Депп выдали землепотрясный результат!). – Но если мой деда так классно знал все ведьмацкие примочки, неужели он мог вычислить их просто так? Неужели у нас в роду никого не было? Это же нонсенс! Родиться в Киеве, где стоит целых четыре Лысых Горы, где каждая вторая – ведьма… И оказаться третьей! Да быть того не может. Я задницей чувствую. Я – точно ведьма! А Катя тем более! Во времена инквизиции ее бы сожгли без всяких доказанных родственников, только за то, что такая красивая. Сказали бы «ведьма» – и в костер…
– Купальский костер. Купала!!! – закричала Ковалева так громко, что сумела потрясти даже Землепотрясную. – Ахматова родилась на Ивана Купалу! В «Иванову ночь». Она – ведьма!
– Разве Ахматова родилась 7 июля? – застопорилась певица.
– Анна Ахматова родилась 23 июня, то есть 11 июня по старому стилю. – В комнату, улыбаясь, вплыла Дашина мама.
– Почему же в статье было сказано «родилась на знаменитую Иванову ночь»? – впала в ступор студентка.
– Потому, – ответила литературная мама, – что Ахматова сама написала: «Я родилась в один год с Чарли Чаплиным, «Крейцеровой сонатой», Эйфелевой башней. В то лето Париж праздновал 100-летие падения Бастилии – 1889-й, а в ночь моего рождения справлялась и справляется знаменитая древняя «Иванова ночь». О, она умела выписывать свою биографию!
– Она классно пиарила! – перевела эстрадная дочь. – Говорю, она была обычной обманщицей, как и все нормальные звезды.
– Ахматова? Ну конечно, обманщица, – улыбнулась Вероника. – Анна Ахматова всерьез утверждала, что род ее пошел от последнего хана Золотой Орды – Ахмата, прямого потомка Чингисхана. Что ее бабушка, чью фамилию она взяла как псевдоним, татарская княжна. Хотя ее бабка Прасковья Ахматова не была ни княжной, ни, тем паче, татаркой.
– И про Иванову ночь приврала для красного словца, – добила подругу Даша. – И про Лиру, и про предсказание «Ты станешь поэтом». Это же шоу-бизнес! Здесь все врут.
– Значит, Ахматова – не ведьма, – погасла Маша.
– Ахматова? Ну конечно же ведьма, – улыбнулась Вероника. – Не зря же Цветаева называла ее в стихах «чернокнижницей», а муж Ахматовой, Николай Гумилев, написал: «Из города Киева, из логова Змиева я взял не жену, а колдунью».
– Что? – коротко охнула Маша.
– Из логова Змиева?! – звякнула монистами дочь. – Откуда он знал про Змея?!
– Про Змея? – приподняла бровь Вероника.
– В Киеве живет Змей. Жил Змей. Но мы его… – Чуб чуть не выдала матери древнюю тайну.
«Надо предупредить ее, – испугалась студентка. – Нельзя открывать правду слепым. Это Великий запрет».
Но уже зазвеневшая в воздухе тайна не произвела на Дашину мать никакого воздействия.
– Я уже говорила сегодня Анечке Голенко… – Вероника закурила, выдохнула дым и закончила: – …о магии литературы. В своих произведениях писатели и поэты часто предсказывают то, о чем не может знать простой смертный. Взять, к примеру, трагедию «Титаника». За четырнадцать лет до кораблекрушения вышла книга, где писалось, как, напоровшись на айсберг, тонет корабль под названием «Титан». Или зачем далеко ходить, муж Ахматовой – поэт Николай Гумилев – не только предсказал свою смерть, но и почувствовал рожденье звезды. «В созвездии Змия загорелась новая звезда», – написал он за полвека до того, как японские астрономы официально зарегистрировали появление новой звезды в созвездии Змеи. А за пять лет до своего расстрела Гумилев подробно описал в стихах человека, который «занят отливаньем пули, что меня с землею разлучит»…
– И чего это значит? – спросила Даша.
– Точно не знаю, – известила дочь Вероника. – Но недавно у меня появилась теория. Все талантливые литераторы – ведьмы и колдуны, в той или иной мере. Судите сами: и писатели, и колдуны выстраивают хитросплетения слов в неком завораживающем нас порядке. Колдуны называют это заговорами и заклинаниями. Литераторы – романами и стихами. Ведьмы и колдуны делают это осознанно. Писатели и поэты – в озарении. А суть не меняется! Достаточно расставить нужные слова в нужной последовательности – и ты можешь изменить мир.
– Чароплетство, – медленно произнесла Маша, скорее вопросительно, чем утвердительно. – Писатель тоже создает мир, существующий по придуманным им законам. Как и…
«…Марина, вынудившая всех тысячу лет подчиняться провозглашенным ею законам!»
– Как и колдун, – кивнула литературная мать. – Буквы как ноты, пишущий должен чувствовать ритм и мелодику слова, его магию! Лучший пример: молитвы и заклинания, само прочтение которых точно отрывает тебя от реальности и… творит чудеса. В идеале писатель должен писать так же! Как чародей. Как сам Господь Бог, который, согласно Евангелию от Иоанна, сотворил мир с помощью слова.
– То есть вы думаете, – с тревогой спросила Маша, – писатель способен переделывать мир? И литературная модель мира, которую он создает, как восковая кукла – модель человека, которую ведьма колет иглой? Она колет куклу, а с человеком случается беда.
– Прекрасное сравнение! – окрылилась Вероника. – Если позволите, я воспользуюсь им в своей статье.
– Нет, ма, – после секундного размышления напыжилась Даша. – Мне эта теория не нравится. Из нее получается, будто мужчины в магии круче, чем женщины. Ведь писателей-мужчин всегда было больше.
– Ну, я бы так не сказала. – Стоило Даше открыть рот, улыбка Вероники стала умильно-прозрачной. – Просто женщинам не так уж давно разрешили быть писательницами. Каких-то сто лет назад они сидели дома, рожали по восемь детей, были перманентно беременными. Когда им было писать? Да и захоти они, кто б их опубликовал? Жорж Санд, Мери Шелли, Леся Украинка были скорее исключениями – бунтарками. А сейчас погляди на лотки – сплошные дамочки пишут. Их больше, мышонок. Боюсь, скоро мы вовсе выживем мужиков из литературы. Все идет к тому.
– Я – не мышонок!!! – загорлопанила Чуб, взорвавшись внезапной и громогласной гранатой. – Не смей разговаривать со мной так! Словно я маленькая! Глупая! Я – большая и умная. Только ты считаешь меня дурой…
– Конечно же нет, – разубедила ее Вероника. – Я считаю, что у тебя сложный период – искательный. Ты ищешь себя, не можешь пока найти. Но я люблю тебя такой, как ты есть, на всех этапах, периодах, ведь ты моя дочечка. – Вероника глядела на дочь с такой непоколебимой любовью, что было понятно: она впрямь любит Дашу любой – кричащая, пыхтящая, топающая, она доставляет ей равную радость!
«Вот бы у меня была такая мама…» – сглотнула Маша слюну.
– Я тебе не дочечка! Маша теперь твоя дочка. Забыла? – тут же осуществила ее мечту Даша Чуб. – А я ухожу. И перестань улыбаться. Ну, крикни! Закричи, как человек. Чтобы я поняла: тебе не все равно…
Дашина мама подумала. Улыбнулась. И издала короткий, веселый вскрик.
– Так лучше, дочечка? – вновь заулыбалась она.
– Ты издеваешься! Тебе все равно! Все! Забирай себе Машу… Пусть она с тобой живет. Пусть! Ты ж не против?
Даша плакала.
– Я тебе уже сказала, не против. Вы ж видите, Маша, – обратилась к ней Вероника, – у нас очень большая квартира. Если вам нужно, можете жить у нас сколько угодно.
– А можно… – Маша вдруг занервничала, захлопала глазами, покосилась на Чуб. – Можно я и правда… Если что… Недолго совсем.
