Ренегат - Корнев Павел (лучшие книги онлайн txt) 📗
Ссыпав монеты городского сбора в опечатанный железный ящик, мы беспрепятственно прошли за стену. Улица была широкой, но крыши домов нависали над дорогой. И без того пасмурный день сделался еще мрачнее.
Сапоги отчаянно скользили на льду замерзших луж и на застывшей грязи; несколько раз лишь поддержка Хорхе помогала устоять на ногах. К счастью, блуждать и выспрашивать дорогу не пришлось: вскоре улица привела нас прямиком на городскую площадь, посреди которой тянулся к небу храм с семиконечной звездой на шпиле.
– Подожду вас здесь, магистр, – предупредил Хорхе, загнать которого в церковь было задачей воистину непосильной.
Не помогали ни душеспасительные беседы, ни посулы повысить жалованье, не срабатывали даже прямые угрозы жалованье, наоборот, урезать. Решительно, некоторые люди слишком упрямы, чтобы прислушаться к гласу рассудка.
Я досадливо отмахнулся от слуги, миновал шеренгу попрошаек и шагнул в открытую дверь. Шла служба, и хоть проповедник не кричал и даже особо не повышал голос, прекрасная акустика позволяла разобрать его слова даже в самых отдаленных уголках помещения.
– В этот день многие годы назад пророк отправился нести слово истины в Ренмель. Пастырь наш прекрасно осознавал опасность, исходящую от имперских книжников и ловчих, но вера его была несокрушима…
На праздничной службе яблоку было негде упасть, пробраться к центру получилось, лишь изрядно поработав локтями. Горожане зло шипели вслед, но тут же умолкали, одернутые соседями.
Нельзя сквернословить в святой праздник! И уж точно не стоит делать этого в церкви, даже если тебе отдавили ногу. Возлюби ближнего своего и прости ему недостойное поведение, о да…
Чем ближе я подбирался к центру помещения, тем явственней ощущалась искрящаяся святость здешнего эфира. Мало-помалу энергетика храма стала прогонять усталость и прояснять сознание, но этого было… Нет, не мало. Всего лишь недостаточно.
Я запрокинул голову и начал проговаривать молитву, полностью открывшись при этом незримой стихии. И результат не заставил себя ждать. Накатила безмятежность, все невзгоды и беды остались где-то далеко-далеко. Голоса превратились в неразборчивый гул, по телу начало растекаться тепло. И никакого больше амбре надушенных горожан, кругом один только запах свечного воска и ладана.
Хорошо! Будто заново родился! Потрепанное утренним ритуалом эфирное тело окончательно восстановилось, тело наполнила бодрость. И ангелы на куполе ожили, обрели объем, закружились вокруг. Если есть счастье, это именно оно…
Из молитвенного транса вырвал неосторожный толчок в плечо. Я вздрогнул, огляделся по сторонам и обнаружил, что служба подходит к концу и осененные небесным эфиром прихожане понемногу расходятся. Стоило бы причаститься и мне, но перед тем требовалось посетить исповедь, а о некоторых вещах я боялся даже вспоминать; рассказать же о них чужому человеку, пусть даже и священнику, было попросту немыслимо, а умолчать – непозволительно. Возможно, когда-нибудь в другой раз…
Я наскоро прочитал молитву о прощении греха смертоубийства, окинул напоследок быстрым взглядом фрески и статуи, печально вздохнул и поспешил к выходу. Проповедь? На этот счет я нисколько не переживал, поскольку едва ли местный священник мог поведать мне хоть что-то новое о последнем странствии пророка. Да и так ли важна дорога в Ренмель по сравнению с последующими событиями? Идет ли обращение в истинную веру нескольких провинциальных селений хоть в какое-то сравнение с судилищем в языческих чертогах справедливости, семидневным противостоянием имперским книжникам и последовавшим за тем Воссиянием? Бренная плоть не смогла вместить дарованную Вседержителем силу, и дух пророка вознесся на небеса, а его святость навсегда изменила наш мир, превратив чертоги справедливости в Сияющие Чертоги. Такими они и остаются уже на протяжении семисот семидесяти четырех лет. Такими и будут оставаться впредь. Всегда.
Я вспомнил неизгладимые впечатления от первого посещения святого места, и по спине пробежали мурашки, а душа преисполнилась печали. Хотелось бы мне все вернуть назад… Пустое! Что сделано, того не исправить.
Осенив себя святым символом, я покинул церковь и отошел в сторону от людского потока. Хорхе Кован тут же оказался рядом; нисколько не удивленный вновь обретенной мной бодростью он сообщил:
– На соседней улице есть неплохая корчма, если желаете перекусить…
Мысли о еде больше не вызывали тошноту, но я лишь поднял руку, призывая слугу к молчанию. Застучал колокол часовой башни, над крышами взметнулась в воздух стая голубей.
– Двенадцать… – задумчиво пробормотал я, достал из подсумка потрепанную книжицу, пошелестел страницами. – Сначала займемся делами. Узнай, как пройти на площадь Семи Лучей…
Нужный дом, стиснутый с обеих сторон соседними строениями, отыскался в тенистом переулке по соседству с площадью. Я никогда раньше его не посещал, но символика Вселенской комиссии по этике на воротах говорила сам за себя. Заложенная кинжалом книга с вписанным в семиконечную звезду оком на обложке – тут не ошибешься.
Вселенская комиссия разбирала все более-менее серьезные правонарушения ученого люда, оставляя на откуп университетских судов разве что пьяные дебоши школяров да тяжбы повздоривших профессоров. В ее юрисдикции находились все нынешние учащиеся и все выпускники прошлых лет, преподаватели, их слуги и поставщики книг. Впрочем, если вдруг случались притеснения университетов, лекторов и даже простых школяров со стороны феодалов, городских властей и духовенства, комиссия неизменно отстаивала интересы ученого сообщества.
Магистром-чернокнижником должны были заниматься следователи этого учреждения, а вовсе не каноник местного епископа, следящий за благочестием других пастырей и паствы, и не братья-дознаватели ордена Герхарда-чудотворца. Дела подобного рода на публику не выносились.
Внутри я долго не пробыл. В здешней миссии по причине малочисленности городского населения числился один-единственный магистр-расследующий, и его на месте не оказалось. Пришлось отправиться восвояси несолоно хлебавши.
– Обедать? – с надеждой спросил Хорхе, зябко кутаясь в плащ. Он дожидался меня на улице и потому изрядно озяб.
– Не сразу, – разочаровал я его, вернулся на площадь и задумчиво оглядел выходившие на нее улочки. – Пороховая башня… Мы ведь проходили ее?
– Туда, магистр, – подсказал Кован.
После недолгих блужданий слуга привел меня к пустырю, посреди которого вздымалась на высоту трех этажей сложенная из грязно-бурого камня башня без единого окна. Соседние дома отступали от нее на сотню шагов, при этом на свободном участке не росло ни деревца. Не было даже кустов, лишь торчала из снега пожухлая трава да виднелись закопченные валуны.
Те были раскиданы в кажущемся беспорядке, отыскать какую-либо систему в их размещении мешали бесполезные обманки. Лишь некоторые камни служили маяками для энергетических узлов защиты, призванной стабилизировать эфирное поле. Незримая стихия приобретала здесь удивительную упорядоченность, всякое искажение гасло, не успевая докатиться до башни.
Без этого было никак не обойтись, ведь магия и порох сочетались не лучшим образом. Точнее, не сочетались вовсе. Лишь многоуровневая оборона мешала вражеским колдунам поднять на воздух арсенал, просто пожелав этого. Мушкеты, пистоли и пороховницы закрывались от колдовских чар далеко не столь изощренными способами, но даже так чеканка рунных формул делала цены на огнестрельное оружие заоблачными.
– Купи себе что-нибудь, – сунул я озябшему слуге пфенниг и направился по мощенной брусчаткой дорожке прямиком к воротам пороховой башни.
Только постучал медным молоточком, и сразу приоткрылась смотровая щель. Какое-то время меня внимательно изучали, затем все же сочли достаточно респектабельным и достойным доверия; дверь распахнулась.
В небольшом помещении дежурили два вахтера в кирасах, шлемах и серо-красных мундирах порохового приказа. Первый загораживал винтовую лестницу, второй замер в дальнем углу с коротким мушкетом в руках. Пояса обоих бравых усачей оттягивали кинжалы и пехотные палаши.
