Крылья - Нестеренко Юрий Леонидович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
Всерьез я начала волноваться, когда данг не обнаружился и на второй день. Может быть, я все перепутала и он был на правом берегу? Чем больше я об этом думала, тем больше убеждалась, что так оно и было. Правда, левый берег круче, но почему я решила, что данги всегда строят на крутом берегу? Только потому, что так построен Ганйаррах? Да и тот стоит на правом…
Всю ночь я расхаживала от борта к борту, всматриваясь во тьму обоих берегов до рези в глазах. Пару раз мне казалось, что я вижу какое-то погруженное во мрак строение, и я принималась кричать, надрывая больное горло, но это оказывался лишь заснеженный утес. Хорошо, что я не бросилась в воду…
На третий день данга опять не было. И на четвертый.
Это было уже слишком. Я помнила по карте — он был не настолько далеко от Рудогайа! Значит, как это ни ужасно, я все-таки прозевала его… во сне ли, в темноте ли, по другому ли борту…
Может быть, признав это, я бы и высадилась с отчаяния на берег. Я уже поняла, что это можно сделать, не окунаясь с головой, а используя в качестве плота помост Илмгара. Конечно, совсем избежать контакта с ледяной водой не получилось бы, но это не то же самое, что добираться вплавь. Однако пейзаж по обоим берегам за эти дни изменился. Лесов больше не было. Изредка попадались отдельные чахлые деревца ростом, наверное, с меня, но в основном и слева, и справа тянулась сплошная снежная пустыня. Нечем развести огонь, негде найти еду…
Впрочем, еды не было и на харре. Не знаю даже, водилось ли что-нибудь в реке, учитывая иной химический состав воды (я-то пила растопленный снег); в любом случае у меня не было снастей, чтобы проверить. Я голодала уже пятый день, и это было совсем не то же самое, что в трюме «Гламдруга Великого». Когда тепло, голодать несложно. А в холод организм расходует слишком много энергии на обогрев. Я быстро слабела и постоянно мерзла, даже рядом с печкой. Печку я теперь топила почти непрерывно, изрубила все нары, кроме одних, и значительную часть фальшборта. Если так пойдет дальше, скоро у меня просто не хватит сил, чтобы орудовать тяжелым хардаргским мечом…
И тогда я вспомнила, что на борту есть еда. Мясо. Много, десятки и десятки фунтов. Правда, старое, жилистое и смерзшееся в монолит, но — мясо.
Да, вы все правильно поняли. Я говорю о трупе Илмгара.
Только не надо делать квадратные глаза. Чем я, по-вашему, должна была питаться — принципами? Кем бы ни был аньйо при жизни, после смерти его плоть — просто мясо. Которое в Ранайе и Илсудруме съедают черви, а в стране хардаргов, вероятно, птицы и рыбы. Неужели я хуже их? Неужели я менее достойна жить, чем они?
Может быть, вы, конечно, и предпочли бы геройски подохнуть. Все равно, мол, шансов нет, река несет в Царство Смерти, откуда пешком и без снаряжения не выбраться, так какая разница, декадой раньше или позже… Может быть, вы. Но не я. Я уже говорила, мой принцип — цепляться за надежду, пока есть хоть какой-то шанс.
Даже если падаешь в пропасть, ты можешь по крайней мере любоваться видами.
Это не ранайская поговорка, это я сама придумала.
Виды, кстати, продолжали меняться. Впереди показались горы. Я полагала, что река свернет, огибая их, но нет, харр по-прежнему несло на юг, только берега становились круче. Вечером шестого дня это были просто крутые склоны, а утром седьмого я проснулась в каньоне с отвесными обледенелыми стенами высотою, наверное, под сотню локтей. Теперь деваться с корабля было уж точно некуда. Оставалось лишь ждать, что будет дальше. Я не без гордости подумала, что, возможно, я первая аньйо, проникшая так далеко на юг, и что мои впечатления надо записывать. Тогда, однако, мне нечем было это сделать.
Мясо я варила все в той же посудине — в шлеме. Если кому интересно, то по вкусу оно мало отличалось от тайулятины — если бы, конечно, кому-то пришло в голову пустить на еду тайула, умершего от старости. Если считать Дйаргура моим приемным отцом, то получалось, что я ела мясо своего троюродного деда, который, впрочем, понятия не имел о моем существовании и которого я никогда не видела — я имею в виду живым. Представьте себе, эта мысль вовсе не показалась мне ужасной — скорее забавной. В конце концов, труп аньйо — это не аньйо. Причем с этим согласны все: и верующие, полагающие, что после смерти душа отлетает от тела, и безбожники, утверждающие, что никакой души вообще нет. Однако и те и другие устраивают вокруг трупов кучу каких-то совершенно нелепых ритуалов, зарывают в землю или сплавляют по рекам вместе с трупом немалые материальные ценности, иногда даже рискуют и жертвуют жизнью, лишь бы соблюсти все эти формальности — ну разве это не забавно?
Ладно, вообще-то я рассказываю это не для того, чтобы вас шокировать. Просто излагаю, как было. Это только в придуманных историях герой может месяц просидеть в бочке и ни разу не захотеть по нужде, а совершать неодобряемые поступки ему не приходится, потому что его и так спасут. В жизни все совсем иначе.
Становилось все холоднее, но, в свою очередь, и река, стиснутая стенами узкого каньона, текла все быстрее, так что мороз по-прежнему не мог сковать ее. Впрочем, вряд ли этот рост скорости объяснялся лишь сужением русла. Мне некстати вспомнилась старинная теория о том, что на Южном полюсе находится гигантский водоворот, в который низвергаются воды Мирового океана, чтобы, пройдя Землю насквозь, выплеснуться через Северный полюс.
Хотя ни на одном из полюсов никто не бывал, в наше время почти никто из географов уже не воспринимает эту гипотезу всерьез. Мне и самой она всегда казалась смешной. Но, когда вас несет ускоряющимся течением в сторону этого самого полюса и вы ничего не можете сделать, ваше чувство юмора может измениться.
Дни становились все короче. Растущий градус широты урезал их быстрее, чем прибавляло приближение весны. А по бокам по-прежнему тянулись обросшие снегом и льдом скалы. Пейзаж был абсолютно безжизненным и безмолвным, словно я находилась на мертвой планете.
Лишь иногда откуда-то сверху, с нависшего над рекой уступа, срывалась снежная шапка или сосулька и с плеском падала в воду. Иногда в такой сосульке было локтей восемь длины, упади она на палубу — прошила бы корабль насквозь. Я скормила печке фальшборт и принялась за палубный настил… Делала я это уже почти автоматически, в каком-то оцепенении, ибо безнадежность сковывала сильнее, чем холод.
