Маша Орлова. Тетралогия (СИ) - Чурсина Мария Александровна (лучшие бесплатные книги TXT, FB2) 📗
Она ловко ориентировалась между оградок и внезапно долго искала дом Алины на покорёженных улицах. Рядом с обгорелым остовом Маша остановилась и задумалась.
– Знаешь, о чём я подумала?
– М? – Сабрина возвела глаза к нему: птицы по‑прежнему кружили над кладбищем.
– Мне снились не мои сны. Понять бы, чьи.
Она замолчала и резко сорвалась с места, зашагала вперёд, туда, где за рыжими кустами скрывался домик Алины – внучки местной знахарки.
…Им долго не отпирали дверь. Света в окошках не было, хотя какой свет – серый день всё ещё тянутся покрывалом до самого горизонта. Для верности Маша постучала ещё и в окно.
– Уходите! – послышался отчаянный и приглушённый стеклом вопль. Девичий растрёпанный силуэт мелькнул в окне и тут же скрылся в темноте.
– Разобьём? – Со знанием дела Сабрина кивнула на то самое окошко. Рамы там были слишком узкими, но она смогла бы полезть.
– Пока не надо. – Маша ушла к двери и села на верхнюю ступеньку крыльца, хоть её уже покрывал тонкий налёт снега. – Хорошо, хочешь через дверь, так давай через дверь. Может, расскажешь, от кого ты там прячешься?
Сабрина привалилась к столбику, подпирающему крышу над крыльцом, и уставилась на дверь. С чего Маша взяла, что Алина там, а не забилась в подпол или за печку? Но Машу ничего не смущало. Она разговаривала как будто с дверным косяком – разбрызганным грязью и покрытым царапинами.
– Давай я сама расскажу, а ты стукнешь в дверь, если я скажу правильно.
Она прислушалась к тишине. За домом шумел в кустарниках ветер. Неухоженный сад кивал в ответ ветками яблонь. Маша отвернулась к забору. Он выглядел так же убого, как и весь дом. Вряд ли он смог бы сдержать новое нашествие борцов с ведьмами.
– Так вышло, что ты сбежала от родителей. – Она снова смотрела на дверной косяк. На мгновение поджав губы, замолчала, а потом заговорила снова. – Нелегко тебе пришлось. Видимо, идти было совсем некуда. Мама рассказывала тебе когда‑то об этой деревне. Не самый плохой вариант, да?
Никто ей не ответил. Никто не стукнулся в дверь. В заброшенном саду умирали ростки травы, ошалевшие от недавнего тепла. Тепло кончилось, налетела осень, закричали птицы над кладбищем, и ростки умерли.
– Я думала… – Маша привычным жестом пощипала подбородок. – Этот сон про дорогу. Страшно. Ты знала, что тебя будут преследовать, будут искать. Почему?
– Отчим, – тихо донеслось из‑за двери. – Там всё плохо вышло.
* * *
«Это невозможно было терпеть», – повторяла Алина, как заклинание, сбивая ноги о мёрзлую грязь. Теперь все оправдания казались глупыми и недостаточными. Она пыталась выковырнуть из памяти что‑нибудь особенно мерзкое, свою самую чёрную ненависть, но оказывалось, что там ничего не осталось, кроме гулкой пустоты, холода и сумерек. И тогда она принималась снова: «Это невозможно было терпеть».
Отчим сразу показался ей противным: и улыбался как‑то криво, и руки у него были огромные, шершавые. И как он словно невзначай врывался к ней в комнату по вечерам с таким нарочито растерянным видом – мол, я перепутал двери, ну извини. Потом задевал её, когда проходил мимо. Алина даже удивлялась – разве можно так часто сталкиваться друг с другом в большой квартире?
Ей было пятнадцать – как выяснилось, слишком мало, чтобы вовремя понять, что происходит. Потому, наверное, она почти не сопротивлялась. Помнила кухню, обеденный стол. Помнила, что её тошнило. Помнила, как бормотала заклинание, переплетая пальцы, как требуется. Так чётко и ровно у неё не выходило никогда раньше. Всё остальное стёрлось из памяти, оставив холод и сумрак. Потом Алина переступила через тело отчима, расправила подол домашнего халата и приняла решение. Быстро, как будто всю жизнь готовилась к этому.
А потом был междугородний автобус и дорога с чёрным лесом по бокам. Каждая машина на дороге, каждый шорох за спиной заставлял её вздрагивать. Алина думала, её уже искали, ведь не так трудно догадаться, что произошло там, на кухне. Не так уж часто на кухнях находят трупы мужчин, обожженные чёрным пламенем.
Кто виноват во всём? Она, конечно. Нужно было терпеть, тогда сидела бы сейчас в тепле, сытая, и самой большой проблемой в её мире стала бы грядущая контрольная.
Алина замерла на возвышенности, поросшей чертополохом и хрустким кустарником. Отсюда была видна вся деревня – домов сорок на виду, ещё несколько наверняка скрывал реденький лесок на берегу речки.
Такое крошечное поселение. Здесь наверняка и слыхом не слыхивали о магах. Здесь у бабушки был дом. Скорее всего теперь он превратился в развалюху, но это ничего. До настоящих холодов ещё был целый месяц.
Алина решила, что на первое время это идеальное место, чтобы спрятаться. Она будет вести себя тише воды, ниже травы, попросит какую‑нибудь непыльную работу, лишь бы прокормиться. А потом станет видно.
Возможно, её перестанут искать, ведь не могут же искать вечно. Потом она вернётся. Возможно, не в родной город. В любой другой.
* * *
Сабрина удивлённо округлила глаза. До сих пор она свято верила, что Маша думает вслух, изрекает свои догадки в небо. Если будет неправда – никто не укорит. Но Алина ответила.
– Да, ясно. – Маша кашлянула. Всё‑таки сидеть на ступеньке, запорошенной снегом, было нехорошо. – После этого я думала, почему на тебя так взъелась Судья. И кое‑что выяснила. Вот только не могу догадаться, какая же статья. Халатность?
Она на секунду замолчала, прислушалась. Но в доме было так тихо, что даже голос Алины, прозвучавший не так давно, показался шорохом листвы. Иллюзией в прозрачном холодном воздухе. Сабрина преодолела желание потянуться к Маше и взять её за локоть. Та не заметила. Продолжала пощипывать подбородок.
– Ха… Оставление в опасности?
Один лёгкий удар в дверь.
– Интересно, – протянула Маша. – Значит, это было профессиональным. Нужно уточнить у Судьи, как ей это удалось притянуть за уши. Но всё равно, это не такое уж страшное наказание. Они хотели чего‑то более значительного?
Едва различимый удар. Маша подтянула коленки к груди и обхватила их руками. Кажется, она уже замерзала, но сама не замечала этого. Вдруг в её кармане пискнул телефон. Маша завозилась, вытащила на свет его мерцающее бледно‑голубым тельце.
Удивлённо приподняла брови.
– Оправдана при повторном заседании суда? Такое бывает? М‑да.
Невидимая притаившаяся за дверью Алина стукнулась ещё раз.
– Судья была расстроена.
Сабрина откинула голову назад и звучно стукнулась затылком о деревянный столбик – сама. Алина в доме притихла.
– Я тебя ни в чём не обвиняю, – повторила Маша, склоняя голову ещё ниже. – Я знаю, что тебя несправедливо подозревают. Я хочу помочь, но для этого ты должна рассказать всё, что сама знаешь.
Щёлкнул дверной замок.
Комнатка была крохотной и тёмной, и света из единственного окна явно не хватало. Алина отошла в угол и устроилась там в старом кресле, накрытом вылинявшей шалью, взяла в подоконника надъеденное яблоко и, повертев его в руках, ещё раз откусила.
Маша принесла из прихожей колченогий табурет и, поставив его рядом с окном, уселась, поджав под себя ногу. Из просторного кармана куртки в её руках появился блокнот.
– Я хочу сначала уточнить кое‑какие подробности. – Она достала ручку из пружинки, соединяющей листы, и потыкала ею себе в подбородок – по привычке.
Сабрина наблюдала за этим из дверного проёма. Так она могла видеть сразу всю комнату, а сделай Алина хоть одно угрожающее движение, и Сабрина не оставила бы это без внимания.
– Давайте сначала. Когда я была на кладбище, я конечно же заметила тот большой памятник. Все четыре мальчика умерли в один день. У двух мальчиков фамилия Судьи. Ещё двоих я не знаю, но это не важно. Ты работала учительницей?
