Безумный корабль - Хобб Робин (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
И продолжалось это вот уже целый месяц. Уинтроу чувствовал в ней мстительность ребенка, которому заявили, будто он еще не дорос до чего-то очень для него важного. И Проказница была преисполнена решимости себя утвердить. Причем не только в глазах Кеннита. Дело касалось и Уинтроу. С того самого дня, когда на ее палубе умер Опал, ее отчаянная решимость только росла и крепла. Она была намерена стать настоящим пиратским кораблем, и все тут! Уинтроу пробовал отговорить ее, но тем самым только подогревал ее упрямство. В особенности же его беспокоило, что с каждым днем она духовно все более от него отдалялась. Зато к Кенниту тянулась с такой силой и страстью, что Уинтроу чувствовал себя заброшенным и забытым.
Причем Кеннит прекрасно знал, какую бурю породил в ее сердце. Он отлично понимал, какие чувства ему удалось в ней расшевелить. О нет, он отнюдь не перестал с нею общаться. Он подолгу разговаривал с ней и вообще вел себя безукоризненно… Вот только больше не «ухаживал» за ней, как вначале. Вместо этого он обратил, так сказать, свой солнечный лик в сторону Этты, и согретая лучами его внимания женщина самым удивительным образом расцвела. Кеннит зажег ее, как искра зажигает сухой трут. Теперь она разгуливала по палубам, точно тигрица, вышедшая на охоту, и все головы неизменно поворачивались ей вслед. На борту корабля были еще другие женщины, потому что Кеннит позволил остаться некоторым из освобожденных рабынь. Однако в присутствии Этты их женственность попросту сходила на нет. Самым загадочным для Уинтроу было то, что он никак не мог понять, что же за перемены с нею произошли. Одевалась она так же, как и всегда. Кеннит предоставил ей полную свободу в выборе драгоценностей, но она редко надевала какие-либо украшения, кроме малюсенькой сережки с рубином. Нет… Дело, скорее, выглядело так, словно кто-то смел серую золу и под нею стали видны пылающие угли. При этом она вовсе не прекратила помогать в матросских работах. Когда было надо – мчалась вверх по снастям с быстротой и ловкостью пантеры. Она болтала и смеялась в кругу моряков, проворно орудуя блестящей парусной иглой. Она была по-прежнему остра на язык, ее шутки все так же разили наповал… Однако стоило ей взглянуть на Кеннита, хотя бы он и стоял на другом конце палубы, как жизни в ее глазах прибывало стократно. А капитан Кеннит, со своей стороны, похоже, с удовольствием купался в отраженных лучах собственного внимания. Он не мог пройти мимо Этты, чтобы не прикоснуться к ней. Прямодушный грубиян Соркор и тот чуть не краснел, глядя, как они обнимаются прямо на палубе. Уинтроу же следил за их нежностями с завистью и изумлением. И не мог понять, почему, ловя его взгляд, Кеннит этак значительно приподнимал бровь. Или подмигивал ему…
Команда, естественно, взирала на происходившее очень неравнодушно. Уинтроу ждал, пожалуй, проявлений ревности и недовольства при виде капитана, милующегося со своей дамой. Однако происходило прямо противоположное! Люди прямо-таки раздувались от гордости, как будто зрелище его мужественности, его обладания желанной женщиной было также и их заслугой! Дисциплина и нравственность на корабле в одночасье достигли небывалых высот – во всяком случае, Уинтроу в жизни своей ничего похожего не видал. Новые члены команды безболезненно уживались со «стариками». Все недовольство и какое-либо брожение среди бывших рабов испарилось, как по волшебству. Зачем требовать себе корабль, если можно быть членами команды Кеннита? Если можно плавать на его корабле?…
После смерти Опала Проказнице пришлось быть свидетельницей еще трех пиратских нападений. Все три судна были небольшими торговыми кораблями, не имевшими отношения к торговле рабами. Уинтроу успел разобраться в боевой тактике пиратов. Кеннит и Соркор облюбовали пролив, изумительно подходивший для засад. Соркор обычно держался южнее. Он намечал жертву и пускался в погоню. Проказница же таилась у выхода из пролива. Ее задачей было загонять преследуемое судно на скалы. Как только несчастный корабль напарывался на мель, с «Мариетты» высаживались пираты и обдирали побежденных как липку. Команды на небольших судах были немногочисленны, бойцы из моряков были аховые. Тут надо отдать Кенниту справедливость: истреблением пленных он не занимался. Да и захваты-то производились весьма малой кровью сидя на мели, очень трудно набраться мужества для решительного отпора. Кеннит даже не брал заложников ради выкупа. Он просто забирал себе из корабельных трюмов самое лучшее и ценное и отпускал пленных, напутствуя их суровым предупреждением: дескать, Кеннит с Пиратских Островов не намерен терпеть в своих водах невольничьих кораблей. Королем при этом он себя не именовал. Еще не время. Так что все три корабля после встречи с ним уползли прочь подобру-поздорову. Он знал: его послание разлетится широко. И очень быстро.
Проказница, которую по-прежнему не допускали к драке, пыхтела и обижалась. С ней обращались как с ребенком, попытавшимся встревать во взрослые разговоры. Кеннит больше не обсуждал с ней ни политику, ни пиратские дела. И вообще большей частью проводил вечера на «Мариетте» с Эттой и Соркором. Именно там они обдумывали новые подвиги и праздновали победы. Когда же капитан со спутницей поздно ночью возвращались на борт, Этта неизменно бывала украшена обновками – подарками Кеннита. В приподнятом настроении от выпитого вина, они всякий раз немедленно удалялись к себе…
Уинтроу крепко подозревал, что у него на глазах разворачивался целый спектакль, призванный разбудить у Проказницы любопытство и ревность. Однако ей он не мог этого сказать. Он знал: от него она подобных слов не потерпит.
В промежутках между боевыми столкновениями пираты вели жизнь, можно сказать, почти праздную. То есть без дела сидеть Кеннит своей команде по-прежнему не давал, но богатая добыча, взятая на торговых кораблях, по крайней мере, позволяла всем есть досыта, и капитан следил, чтобы у людей было время для песен и развлечений.
Что касается развлечений… Кеннит нередко вызывал Уинтроу к себе в каюту. Нет, конечно, такими простыми забавами, как кости или карточные сражения, Кеннит не увлекался. Он предпочитал вовлекать Уинтроу в игры, где дело зависело не от случайной удачи, а от стратегических способностей игрока. Уинтроу всякий раз делалось не по себе: он чувствовал, что пират его оценивал. Бывало и так, что фишки лежали позабытыми на столе между ними, в то время как капитан насмешливо экзаменовал его в философских тонкостях учения Са. Дело в том, что второй из ограбленных кораблей вез помимо прочего неплохой запас книг. Кеннит сам оказался заядлым книгочеем и рад был поделиться своими сокровищами с Уинтроу. Разговоры о прочитанном доставляли подростку немалое удовольствие, глупо было бы это отрицать. Иногда Этта не просто наблюдала за их игрой или философскими разговорами, но и сама принимала участие. Скоро Уинтроу стал отдавать должное ее живому уму: она была по меньшей мере не глупей Кеннита, хотя такого образования и не получила. Пока речь шла об общих вопросах, она не давала спуску ни тому, ни другому и потерянно замолкала, только когда они принимались разбирать конкретные взгляды того или иного мыслителя.
Однажды вечером Уинтроу решил наконец разобраться, отчего так, и убедился в ее элементарной неосведомленности. Тогда он попытался подсунуть ей книгу, которую они как раз обсуждали. Но Этта не взяла ее.
– Я все равно не умею читать, так что оставь, – сердито проговорила она. Она сидела на скамье за спиной Кеннита, ласковыми пальцами разминая ему плечи, но, сказав так, поднялась и направилась к выходу из каюты. Она уже протянула руку к двери, когда голос Кеннита остановил ее:
– Вернись, Этта.
Она оглянулась, и впервые за все время их знакомства Уинтроу рассмотрел в ее взгляде, устремленном на Кеннита, некое подобие вызова.
– Зачем? – спросила она. – Чтобы потыкать меня носом в мою неосведомленность?
По лицу Кеннита пробежала тень гнева. Уинтроу видел, как пират усилием воли заставил свои черты разгладиться. Потом протянул женщине руку.
