Торжество матери (ЛП) - Хонфлер Миранда (читать книги бесплатно TXT) 📗
Хмурясь, Бригида выглянула из-за мирта, этого хватило, чтобы заметить их.
Худая девушка со светлыми волосами упирала руки в бока. Нина. Ее ладони сжали белую ткань рубашки юноши, тянули за воротник, слезы катились по ее щекам.
Юноша с темными волосами выглядел знакомо. Красивый…
Полубог с праздника. Юноша, который участвовал в церемонии. Она видела, как он танцевал в ту ночь. Может, он что-то видел? Нужно допросить его.
Нина плакала, их разделяла ограда. Нина тянула его к себе, но он сопротивлялся, сжал ее запястья и убрал ее руки с рубашки. Мотая головой, он сказал ей что-то тихим голосом, смотрел на нее миг, а потом отвернулся и ушел. Нина окликнула его, ждала, держась за ограду, а потом согнулась.
Ссора возлюбленных? Бригида спряталась за миртом. У нее такого не было, конечно, но выглядело это как ссора возлюбленных.
Она должна была пойти к Нине? Утешить ее? Или будет неловко из-за того, что она это все увидела?
Она сидела тихо, сжимая колени. Трава отклонялась от нее, и вдруг это показалось не вниманием Мокоши, а изоляцией. У нее всю жизнь были друзья среди лесных духов, но не было никого, как она. Мама и мамуся всегда говорили, что она не была такой, как люди в деревне, и ее не примут. Ее место было на ведьминых землях, ее народом были ведьмы Мрока и русалки, их мир содержал все, что ей требовалось.
Тихий плеск озерной воды, шелковое прикосновение папоротников, запах плодородной земли и дуба были домом, сердцем ее мира, но за стволами, шипами крыжовника было… больше. Больше того, что она не должна была хотеть, но хотела.
Ночь праздника закончилась ужасно, смертью. Но там были мгновения, когда нить сплетала яркий гобелен. Встреча с Ниной была из тех моментов, и там был потенциал, похожий на золотую ауру.
Она могла подойти к Нине, утешить ее, послушать и обнять, если нужно.
Но она сидела и пряталась за миртом. Не из-за того, что не могла утешить, но потому что от этого легко могли отказаться. И золотая аура пропадет, и тот миг станет лишь пылью. Она держалась за тот миг, а не рисковала потерять все из-за одного поступка… а ведь она могла помочь душе, которая даровала ей этот миг…
Это не служило Мокоше.
И не служило ей.
Жмурясь, Бригида сглотнула, три раза глубоко вдохнула и вышла из-за мирта.
Трава на поле колыхалась от ветра.
Нина пропала.
Бригида оглядела землю в сумерках в поисках жизни.
Ничего. Она ждала слишком долго, солнце уже садилось, очерчивая травинки золотым светом. С такими душами, как Нина, нельзя было сомневаться.
Зря она пряталась, держась за воспоминание, не давая его семенам разлететься по ветру. Их было мало, и она хотела защитить их… Но золотой цветок, который мог появиться от риска, того стоил, верно?
ГЛАВА 8
Каспиан оторвал холст от рулона. Хруст при этом не утолил его желание разрушать. Хаос поглотил его комнату, обрывки картины озера валялись кругом, перья покрывали почти все поверхности. Он расчистил место на полу, чтобы подготовить холст. Обычно он натягивал холст на раму, изготовленную его руками с любовью. Когда у него было вдохновение, он днями набрасывал, менял картину и думал, а потом лишь брался за краски.
Сегодня он не был мечтателем. Его наполняло желание направить куда-то гул в груди. Мыслей не было, только импульсы, сильное желание справиться с отчаянием. Ему нужно было очиститься, излить краску, словно это была его душа. Иначе он взорвется.
Он натянул холст на маленькую раму, он не помнил, для чего ее сделал. Волна горя смыла его мысли. Не важно, что края были изогнутыми, в занозах, а гвозди — кривыми, это творение было только для его глаз, а внутри он тоже был изогнутым и в занозах.
Он опустил криво натянутый холст на мольберт, сделал еще глоток горилки. Она потекла по его подбородку, пропитала грязную рубашку. Он расстегнул воротник и закатал рукава.
За его грязными сапогами прятались горшочки с краской. Склянки звякнули, когда он сдвинул их одной рукой. Отбросив сапоги в сторону, он посмотрел на свою коллекцию, каждый цвет был ценным. Алый ему купил Генрик в Тарновиче, редкий бирюзовый мама подарила на день рождения, а краску из рамшипа сделали ведьмы…
Он сжал горшочек с краской из рамшипа. Он уже не закончит картину озера. Он поднял склянку, хотел бросить ею в стену, разбить на миллион кусочков. Зачем она? Картина была изорвана. Он уже не ощутит ту магию снова, ведь в том месте умерла Роксана.
Они говорил, что проводит Роксану домой. Он не помнил этого, но полагал, что сделал это. Он сжал крепче краску из рамшипа. Бригида была на празднике. Это он помнил. Они не говорили, он был в этом уверен.
Он опустил руку.
Краска из рамшипа не пострадала. Он сунул ее под кровать, с глаз долой, чтобы не было соблазна уничтожить ее.
Он схватил пару красок наугад, вернулся к мольберту. Обычно он рисовал пейзажи: леса и поля пшеницы, деревню на закате. Его дрожащие руки не могли терпеливо рисовать мелкие детали.
Он сунул кисть в черную краску, провел кистью по холсту. Линии краски стекали с толстого мазка. Что-то в нем порвалось, ладони взлетели к холсту, будто он был одержим.
На миг он парил вне тела, пока рисовал… Он ушел с праздника, не поговорив с Бригидой, хоть считал ту ночь последней ночью его свободы. Он точно был расстроен. Что случилось потом?
Разум блуждал, Каспиан надеялся, что та ночь вернется к нему. Время двигалось вокруг него как река весной, смывая его. Обычная активность дома оставалась незамеченной, даже если бы пришел слуга с едой на подносе или мама, умоляя его поговорить с ней. Он не мог оторваться.
Когда он не рисовал, он расхаживал, краски плясали в его голове. Ночь праздника была хаотичной, краски сливались, кружились, неузнаваемые, размытые.
Зеленая корона с рожью. Алые кольца сияли в медном свете огня. Фиолетовые глаза. Янтарные горшки меда. Коричневые буханки хлеба. Черный, обожженный Перуном дуб.
Фиолетовые глаза.
Что это значило?
Постепенно он стал управлять рукой с кистью. Его руки и плечи болели. Разум был туманным.
Куда они пошли, если не сразу домой? Обычно он не ходил в лес ночью, особенно с Роксаной. Но он был у дуба, ударенного Перуном, да?
Роксана танцевала в алом церемониальном платье как королева урожая, но не при свете костра в деревне… Одна во тьме. Их было лишь двое. Ее золотистые волосы выделялись в ночи, она улыбалась ему. Она вытянула руку, моля его принять ее.
А он не взял.
Он не взял ее за руку. Хотела ли она этого? Что случилось? Молния Перуна, почему он не мог вспомнить?
Держась за лоб, он рухнул на край кровати.
Если бы он схватил ее за руку, она бы утонула? Они поссорились снова? Он был пьяным, рассказал всю правду и оттолкнул ее, заведя ее в лес?
Он встал и ткнул кистью в холст, как кинжалом, красная краска разлилась по нему. Все расплывалось, слезы наполнили его глаза. Влажная краска размазалась по его руке, когда он сжал край холста.
Лес. Тот дуб, ударенный Перуном, окруженный подношениями. Бутылка горилки. Что он там делал? Дерево было недалеко от озера. Он преследовал Роксану? Он был слишком пьяным, чтобы остановить ее, и позволил ей играть, несмотря на риск? Они забрели слишком далеко в лес? Может, она не увидела озеро вовремя и упала в него. Лес играл с глазами, это было возможно, да? И он пытался спасти ее? Потому он был мокрым.
Но она все равно утонула.
Даже пьяным он не бросил бы ее тело. Он бы сообщил кому-то, попытался бы найти помощь? Он замотал головой с такой силой, что мозги бились о череп. Почему он не мог вспомнить, как это произошло?
Он отошел, на него смотрело его изображение, искаженное. Черные бездонные глаза, впавшие щеки. Он жестоко улыбался. Алые капли на холсте напоминали кровь. Его светлые волосы были пепельными и мертвыми.
Это был не он, а монстр.
Бутылки горилки лежали вокруг него, и он пнул их, отшатнулся от ужаса своего творения. Он напился так, что захотел сбежать от навязанного брака. И в тот миг свободы Роксана заплатила цену.
