Гении места или Занимательная география (СИ) - Волкова Дарья (первая книга txt) 📗
С годами они, бывшие в возрасте пяти лет одинаковыми даже на материнский взгляд, стали сильно различаться – природа брала свое. Посветлели до голубого темно-синие глаза Водзара. Не по-девичьи раздались плечи и окрепли руки у Рокса. Они становились тем, кем и положено быть. И все равно оставались, словно аверс и реверс одной монеты – похожие и непохожие одновременно. Равный рост, темные волосы. Ярко-голубые глаза и небрежная мальчишеская стрижка – у одной. Мужские плечи и пышная коса – у другой. Ангелина и Доминика.
Несмотря на разную “специализацию”, официальное прикрытие у них одинаковое – егеря. Женщина-егерь представляет собой вообще явление редчайшее. Иногда Лине казалось, что все женщины-егеря, какие есть – это все кифэйи. Потому как какая ж нормальная женщина согласится на такую жизнь: в глуши, в одиночестве, без удобств? А если ты уродился не Альфаиром, а, скажем, Роксом, Томалом или, как она, Водзаром, то выбора у тебя нет. Какое-то занятие нужно в любом случае, обеспечивать себя Хранитель должен сам, никто ничего на белом блюдечке не принесет. Вот и идут такие кифэйи в егеря, лесники, охотоведы и прочее схожее. Как они с сестрой, например.
Мика ее поймет, как никто – пьяное быдло, не имеющее никакого права называть себя охотниками, попадалось и сестре тоже. Есть среди них и нормальные ребята, но как-то их становится все меньше. Доминике проще, к ней на сопку не так часто наведываются гости. А вот Обитель Лины – место популярное. Больше, конечно, летом – рыбалка тут отличная, карась в озере водится, клев хороший. Приезжают отдыхать и семьями, с детьми, не то, что сегодняшние... гости. А в последние годы еще повадились приезжать кайтеры. Тоже вполне приличные ребята, молодые, веселые, непьющие. Почти.
Она вспоминает минувшее лето и веселого сероглазого Влада. Катался по озеру на своем черном с красным и зеленым кайте, мочил трюки, фотографировал, стоя по пояс в воде, товарищей. И Ангелину, когда она приходила посмотреть на то, как носится над водой, распугивая чаек, компания безбашенных кайтеров. А в последний день Влад таки напился и приходил к ней, в ее небольшой домик на берегу озера. С собой звал, в Омск. В любви признавался, целоваться лез. Отшила, разумеется, благо парень воспитанием отягощен, и за ружье браться не пришлось. Не объяснишь же ему, что нельзя, не положено, да и не хочется, собственно. Хотя целоваться приятно было, слегка, но на этом она не позволила себе сосредоточиться. Шутки плохи с этим.
За размышлениями и воспоминаниями не заметила, как дошла. Небо хмурится, скоро пойдет снег. А, может быть, и дождь, тепло как-то. Надо снять сохнущее на ветру белье, да с Микой поговорить, узнать, как там ее травмированная рука. Сдернула с веревки куртку, успела еще подосадовать, что пуговицу где-то потеряла. Потом позвала сестру. А потом темнота.
Гляжу в озера синие...
После. Мо и Лина.
- Слушай, ты меня извини... И я пойму, если не ответишь, но...
- Мо, не тяни.
- Мне мать недавно рассказала. Я до сих пор с трудом верю... Про женщин-кифэйев. Что они... ну...
- А что с нами не так?
- Ну... что вы... до брака не... не...
- Слушай, Мо, – Ангелина допивает чай и смотрит задумчиво в сторону плиты, прикидывая, осилит ли она еще одну кружку, – ты так мнешься, будто это ты девственница, а не я.
- Значит, правда?!
- Надо верить маме, Магомед, – усмехается девушка. – Раз я еще жива, значит, это правда. Налей еще чаю, пожалуйста. И перестань на меня смотреть так, будто я глухонемой инвалид. Что, неужели я так много упускаю в жизни?
- А... хм... – Мо не сразу находится с ответом. Она говорит об этом невозмутимо, как о нечто само собой разумеющемся. И, наконец-то: – Наверное, я не тот человек, с которым тебе стоит это обсуждать. – Резко вставая с места: – Давай кружку.
Потом Лина легла на диван, под бок к сестре. Заснула быстро, и Мо позволил себе подойти и посмотреть на крепко обнявшихся сестер. Женщины-кифэйи, да еще и не Альфаиры даже. И просто очень красивые девушки. Или ему так кажется, потому что... потому что, кроме матери и сестры, других Хранительниц он не видел? Доминика даже во сне слегка хмурая, а Ангелина устроила голову на плече сестры, упираясь носом в щеку Мики. Постоял еще какое-то время, глядя на них, затем поправил одеяло и снова сел за стол. Смотреть за окно, думать и ждать Михаила.
После. Михаил и Фарид.
Время придет. Вы должны быть готовы. Означает ли то, что произошло сегодня в лесу, эта неожиданная встреча и все то непонятное, что пережили он сам и его новые знакомые, еще толком нерассказанное ему, что время пришло? Если так, то он лично к этому совершенно оказался не готов. Голова кругом. Кифэйи, да еще откуда-то совсем издалека. Альфаир, Рокс и Водзар. Причем Альфаир более сильный, чем он сам. И это стало неприятным открытием, Михаил перестал обманывать и признался себе. Магомед был сильнее его, сильнее любого из семьи самого Михаила, в которой были почти одни Альфаиры. И это добавляло изумления к знакомству с девушками. Рокс, Водзар... О других Хранителях, не-Альфаирах, он, разумеется слышал. Но увидел впервые, если не считать сестру. И сразу чувствовалась – они другие, не такие как он сам, как его родные, как Мо. В чем отличие, пока было трудно сформулировать, мысли разбегались. Боже, о чем он думает?! Ребенок же пропал, искать надо! А все его мысли крутятся вокруг троицы, что сейчас отдыхает у него дома.
Он чувствовал место, где творилось, то, что видел он сам и трое пришлых кифэйев. Тогда – остро чувствовал. Сейчас же – словно легкий, почти выветрившийся запах его вел. Хотя больше он полагался на свое умение ориентироваться на местности и на еще видные следы. Вышел точно, да, где-то здесь. Вон там ветки сломаны, и снова эту чувство какой-то раздвоенности, только не такое острое, скорее, даже по памяти. Нет никого. Снял с плеча ружье, еще раз оглянулся. Успел сделать лишь шаг, когда заметил у здоровенной ольхи фигуру. Нечеловеческую фигуру. Снова будто это чертово мерцание, и отчего-то все плывет в глазах, но он уверен точно – это не человек.
Вскидывает ружье, прищуривается, выцеливая. И понимает, как прав был. Не человек это. Кифэй. С ребенком на руках.
Тихо, странно тихо для леса. Ни свиста ветра, ни треска веток под ним. И в этой тишине звук взведенного курка особенно громок.
- Положи ребенка.
- Там снег, – голос того, другого, очень хрипл.
- Клади на снег.
- Холодно же...
- Клади, я кому сказал!
Незнакомец опускает мальчика на снег. Михаил знает точно, что это пропавший Денис Селезнев. Но, к своему ужасу, не может понять – жив ли мальчик. По всему так выходит, что нет. Но что-то его смущает.
- Он жив? Руки подними!
- Вроде бы да, – тот, другой, послушно поднимает руки. – Пульс есть, дышит. Только еле-еле. И без сознания он.
- Отойди на три шага назад! Медленно.
Незнакомый кифэй дисциплинированно выполняет все его приказы. Это настораживает. Михаил осторожно подходит к лежащему ребенку. Мимолетный взгляд. Мальчик бледен так, что лицо сливается с окружающим его снегом. Приседает, не сводя прицела ружья с мужчины рядом. Руку на шею, пульс находит далеко не сразу. Разгибается.
- Что ты с ним сделал?!
- Я – ничего. Я его таким нашел. Минут десять назад. Слушай, давай поговорим. Ты же кифэй, да? Загляни в меня, я откроюсь. Убедись, что не вру.
Это так странно, что Михаил не сразу понимает, о чем тот говорит. Такое возможно, Михаил знает. Возможно только с согласия другого. Он не пробовал ни разу, это глубоко личное, не всякий рискнет пустить в свое сознание чужого. Он кивает, с трудом сглотнув внезапно пересохшим горлом. И упирается взглядом в темные, почти черные глаза напротив.
Ему выкинули спустя секунду, не дали посмотреть много. Но он совершенно точно увидел: Фарид не врал. И – да, теперь он знал его имя. Фарид Куркин, Альфаир первого уровня. Такой же, как и сам Михаил.
И вот тут силы вдруг внезапно кончаются. И Михаил грузно оседает на снег под ольхой. Вмиг отяжелевшими руками притягивает к себе Дениса, устаивает голову и плечи мальчика у себя на коленях. И начинает баюкать ребенка, раскачиваясь и вполголоса напевая что-то, невесть как выплывшее из глубин памяти, из самого младенчества, видимо, когда мать пела ему самому колыбельные, из тех времен, о которых он не помнит, конечно.
