Северная граница - Крес Феликс В. (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
— Сколько там вьючных вехфетов?
— Несколько сотен.
Кот на самом деле страшно устал, и Рават не стал его больше мучить. Впрочем, Дорлот сделал намного больше, чем от него требовалось… Мало того что принес известия, он еще потрудился сделать выводы и выстроить разнообразные предположения. Это целиком и полностью задача командира… но дело не только в этом. Коты терпеть не могли рассуждений типа «с одной стороны, с другой стороны». Дорлот все еще чувствовал себя виноватым из-за того, что неумело провел разведку перед боем, и теперь пытался помочь командиру чем можно, принуждая себя к тому, чего откровенно не терпел и чего, как правило, не делал.
Вернувшись мыслями к алерским лопатам, прекрасным доспехам и численности стаи, Рават окончательно помрачнел. Он угодил в самый центр каких-то таинственных, весьма необычных событий. А все, чем он располагает, — несколько раненых и измученных солдат.
4
Гарнизонные гонцы не принадлежали к какому-либо определенному роду войск; хотя они и ездили верхом, но не имели с армектанской легкой конницей ничего общего. Гонцы не пользовались доспехами, а оружие могли выбирать по своему усмотрению; чаще их вооружение состояло из лука, нескольких стрел и легкого меча. Как правило, гонцами были невысокие, хлипкого телосложения мужчины, но часто (значительно чаще, чем в боевых отрядах) среди них встречались и женщины, по самой своей природе более хрупкие и, следовательно, более легкие. От гонцов требовалось отменное умение ездить верхом, а также отличная память, поскольку многие известия им приходилось передавать устно; что же касается всего прочего, им даже не обязательно было уметь считать до трех…
Обычно гонцы использовали коней с Золотых Холмов, что в центральном Дартане, — кони эти были более крупными и быстрыми, чем их армектанская степная разновидность, но при этом более привередливыми и требовательными. Покрытый пеной гнедой конь, несший на себе маленького всадника, был как раз чистокровным дартанцем. Когда открылись ворота заставы, солдат спрыгнул с седла и бегом помчался в комендатуру. Извещенный о прибытии посланца, Амбеген приказал немедленно впустить новоприбывшего.
На плацу начали собираться солдаты. Они узнали одного из гонцов из Алькавы и теперь, разбившись на небольшие группы, делились соображениями и догадками. Двое конников Терезы, которым в тот день выпало дежурить по конюшне, занялись гнедым. Пить ему не дали, лишь увлажнили морду, обтерли сеном спину и бока, накрыли попонами и стали водить по двору. Прекрасное благородное животное, стоящее целого состояния, было заезжено почти до смерти.
Некоторое время спустя дверь комендатуры с треском распахнулась, и из здания вышел Амбеген в сопровождении гонца. Отпустив солдата, который тут же побежал к своему коню, комендант громко назвал имя. Повторять не пришлось. Один из гонцов Эрвы в мгновение ока появился перед ним. Получив запечатанное письмо, он выслушал несколько негромких указаний, ответил «так точно!» и помчался на конюшню.
Солдаты на плацу начали нервничать. Услышав из уст Амбегена: «Офицеров ко мне!» — дежурный легионер отправился искать подсотников. Комендант вернулся в кабинет. Все видели, что он сильно взволнован.
Подсотники явились тотчас же. Амбеген велел им сесть, после чего несколько мгновений смотрел на них, не говоря ни слова, затем взял в руку помятое, пропитавшееся потом письмо. Тереза и командир лучников обменялись короткими взглядами. Письма особой важности гонцы прятали порой в местах… попросту невероятных. Например, в штанинах, под рубашкой — и неизвестно, где еще. В седельной сумке, где полагалось возить сообщения, обычно лежал какой-нибудь пустячный, ни о чем не говорящий рапорт. Дело в том, что порой гонцы становились жертвами нападений. Алерцы читать не умели, но разбойники попадались грамотные…
— От коменданта Алькавы, — сказал сотник. Пропустив «шапку», он сразу начал читать содержание приказа: — «Немедленно эвакуировать заставу. Пехота вместе со всем имуществом будет перевезена в Алькаву водным путем. Произвести глубокую и обширную разведку местности силами конницы. Многотысячные…» Здесь подчеркнуто, — заметил Амбеген, на мгновение прерывая чтение. — «Многотысячные силы Серебряных Племен форсировали Лезену выше и ниже Алькавы. Эвакуацию провести в течение трех дней. Завершив разведку не позднее тех же трех дней, конница должна явиться на главную заставу округа. Приказ командирам конницы: в поле не атаковать, избегать столкновений». Конец.
Он отложил письмо.
— Конец, — повторил он. — Кто-то совсем свихнулся…
— Что значит «избегать столкновений»? — разозлилась подсотница. — Если я встречу стаю, то что? Отпустить тварей целыми и невредимыми? Может, еще и провизии им подкинуть на дорожку?
— Никаких дискуссий! — предостерегающе сказал Амбеген. — Не сейчас, подсотница! — Он поднял палец. — Имей в виду, если дела и в самом деле обстоят именно так, — комендант показал на письмо, — то у нас тут настоящая война, а мы к ней не готовы. Это вам не рейды, не дозоры и не патрули. Это война. В Алькаве, как я вижу, хотят сосредоточить все силы. А их не так уж и много. Если конница начнет ввязываться в мелкие стычки… Он снова поднял палец, так как Тереза опять открыла было рот. — Ни слова, Тереза. Мне самому не слишком нравится то, что здесь написано. Подумать только, указания командирам конницы отдаются через голову коменданта! Тем не менее приказ совершенно ясен и будет в точности исполнен. Понятно?
— Понятно, — мрачно ответила Тереза. — Так точно, понятно.
— Подготовь людей. Разведка, — назидательно произнес комендант, глубокая и всесторонняя, но только разведка. Большое количество усиленных патрулей, но только патрулей. Поняла? А ты, — обратился он к командиру пехоты, — займешься эвакуацией. Сначала запасы воды и пищи, фураж для коней, затем кузница, столярные инструменты, весь скарб седельника, шорника, сапожника и портного, кухонная утварь, и в самом конце обстановка солдатских казарм. В таком порядке все должно быть соответствующим образом упаковано и сложено на пристани. Под охраной. Усиль также сторожевые посты, в особенности на башне, поставь там четырех парней с хорошим зрением. Когда сделаете все, что надо, снова явитесь ко мне. Найдется немного времени, чтобы поговорить, я с удовольствием выслушаю, что вы думаете и что хотите сказать… Но сейчас — за работу.
— Есть, господин! — хором ответили оба в ответ на речь коменданта.
Амбеген остался один. Он еще раз прочитал письмо. Потом посмотрел в окно. Его гонец как раз выводил своего сивку из конюшни.
Сотник развернулся, медленно поднял руку и, неожиданно для самого себя, грохнул кулаком о стену, аж доски затрещали.
За четыре года, проведенных на Северной Границе, Амбеген побывал поочередно командиром топорников, заместителем коменданта Эрвы и, наконец, добрался до коменданта. Первый раз в жизни он слышал о том, чтобы бросали заставу. Это означало отдать ее на растерзание алерским ордам, то есть заставу полностью уничтожат, и позднее ее придется восстанавливать. А это потребует денег и времени, войско же надолго лишится опорного пункта. В кордоне застав появится дыра… и, судя по всему, не одна! Вряд ли эвакуируют только Эрву, оставив остальные заставы в покое.
Амбеген догадывался о намерениях Алькавы. Учитывая небывалую численность алерских отрядов, было решено сосредоточить в одном месте все силы округа; обособленные, слишком слабые, чтобы оказывать успешное сопротивление, маленькие гарнизоны не составит труда разгромить. Однако комендант Эрвы опасался, что это внешне справедливое решение принято преждевременно. Никакой угрозы пока что не чувствовалось.
Да, алерцам явно известно, что из Эрвы ушла значительная часть личного состава. Ночные патрули спугнули их разведчиков. Однако возвращение конников остудило пыл алерских воинов, и нападения на частокол больше не повторялись. Это свидетельствовало о том, что силы, готовые осаждать Эрву, не крупнее обычного и вряд ли насчитывают много тысяч воинов. Заставу отдавали даром, добровольно отказываясь от хорошо подготовленного форпоста, который мог обеспечить защиту действующим в этом регионе войскам. Амбеген считал, что это ошибка. Однако он получил четкий приказ и ничего не мог поделать.
