Сестры озерных вод - Вингет Олли (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
— Наша.
Демьян не мог вспомнить, какими в тот миг были лица двух этих женщин — зрелой и совсем юной, но с того утра болотная хмарь в доме принялась съеживаться и пропадать. Глаша напекла пирогов, пышных и румяных. Капусту для них рубила Поля, почти перестав стесняться и вздрагивать. Фекла еще вертелась под ногами у взрослых, а Демьяну почти сразу наскучила бабская болтовня. Он почуял: дело сделано, а мир восстановлен. И детским умением перестал об этом думать.
Полина просто шагнула в его жизнь, чтобы навеки там остаться, занимая все больше места, проникая все глубже в самую суть каждой мелочи, наполнявшей дни и ночи. Она ходила с Демой в лес, наблюдая вполглаза, как учится он ставить силки, а сама собирала ягоды, легонечко напевая. Она расчесывала Демины непослушные волосы и плела косички, заставляя Феклу заливаться смехом. Она возилась в снегу, она кормила белок и птиц, она рассказывала сказки, совсем не похожие на те, что слышали они от тетки Глаши. То были настоящие сказки. И Дема любил их за это еще сильнее. И ее, Полину, он тоже любил. Как еще одну сестру, как еще одну тетку.
По его разумению, все было ладно, так, как должно. Как было понять ему, ребенку, почему в одни ночи дверь в соседнюю спаленку остается открытой, а в другие ее изнутри запирает сам Батюшка? Почему из-за стены в такие ночи вновь раздаются всхлипы, а то и стоны? Почему наутро Поляша не хочет идти в лес сушить травы и смотреть волков? И почему Аксинья нет-нет да подходит к новой своей сестрице, проводит ладонью по ее плоскому девичьему животу да хмыкает зло?
Ничего из этого Дема тогда не понимал. А когда понял, то в жизни его появилась новая сила, клокочущая, жаждущая найти выход. Сила ненависти к отцу.
— Демочка… — Шепот был знаком до последней хриплой нотки. Поля быстро простужалась, стоило промочить ноги. — Как ты вырос, зверенок мой…
Давно уже Демьян не был так близок к потере рассудка. Кажется, только теперь, стоя рядом с той, что умерла столько лет назад, он понял наконец, почему так спешно, так бездумно сбежал с этой земли. Что-то внутри него всегда знало: чертовщина, творящаяся тут, так просто не отстанет. Мертвые, не преданные покою, а отданные лесу, не могут просто взять и почить в небытие. Ну конечно же, они возвращаются — мороком, злым духом. И приходят мстить тем, кто виновен в их гибели.
— Скучал, ну, скажи, скучал? — заискивающе повторяла Поля, привставая на носочках, чтобы заглянуть ему в глаза.
А он все отворачивался, пытался вырваться из ее мертвых объятий.
— Отпусти, — наконец сумел просипеть он.
Холодные руки тут же ослабли, Поля отстранилась. Бледные щеки, впалые глаза, косточки ключиц выпирают двумя крылышками.
— Демочка… — начала она.
— Ты чего пришла? — как учила его тетка Глаша, спросил он, скрещивая указательный и средний палец, проводя ими черту перед собой. — Упокойся, мавка, нет тебя. Дух твой отпущен в небо, тело отдано земле… — И запнулся, зная, что врет.
Тело ее по приказу Матушки он сам отнес на поляну. Холодное окровавленное тело в белом саване, в том, что теперь лоскутами прикрывало ее наготу. Тошнота поднялась по горлу. Дема с трудом сглотнул.
— Уходи, прочь, гнили гниль, жизни жизнь, — бормотал он, покачиваясь, а Поля стояла напротив, удивленно глядя на него мертвыми глазами.
— Демочка, не мавка я! — наконец крикнула она. — Разве дите я, матерью удушенное? Нет. Разве гниль я, Демочка? Я же говорю с тобой, я же тебя вижу… Это же я.
— Прочь, прочь, проклятая! — Руки дрожали от холода и страха, пальцы никак не желали складываться в охранный знак. — Лесом заклинаю, прочь!
Но лес был слишком далек. Он не слышал мольбы своего Хозяина. Поляша наклонила голову и сделал маленький шаг вперед. Лоскут ткани распахнулся, оголяя бледное в синеву бедро. Когда-то Демины пальцы — окостеневшие от ужаса сейчас, разгоряченные страстью тогда, — впивались в их мякоть, нарочно оставляя красные следы, чтобы Батюшка отыскал их, понял, что его право сильного давно уже перестало быть незыблемым. От мыслей этих Деме стало совсем худо, он скользнул ладонью за пазуху, нащупал в кармане кулек соли и швырнул пригоршню в замершую напротив Полю.
Та взвизгнула от боли. На груди, куда попали белые кристаллики, закраснели ожоги.
— Нечисть… — выдохнул Дема то ли с облегчением, то ли с чувством новой страшной потери. — Сгинь!
Поля попятилась, не сводя с него серых глаз. Рот ее искривился, блеснули жемчужные зубки — хищные, острые.
— Я уйду, Демочка, только ты меня послушай, — сказала она, и с каждым словом глаза ее наливались тьмой. — Умер Батюшка твой. Нет больше Хозяина. Не скажу, что скорблю по нему. Да только не о том речь. Засыпает лес, место силы пустым не бывает. Еще чуть, и проснется озеро жизни. Ты знаешь, что будет, когда великий на его дне откроет глаза.
Теперь уже Демьян пятился, не в силах отвести взгляда от тонкой фигурки, стоящей на самой границе двух миров.
— Сегодня я вытащила тебя из воды, как кутенка. За шкирку вытащила, Демочка. Стыдно-стыдно… — Покачала головой, слипшиеся от жидкой грязи волосы повисли сосульками, заблестели черные глаза. — Но не об этом речь, а вот о чем. Передай Матушке своей, стерве старой: как только граница падет, как только я смогу шагнуть на тропинку к дому… Я выгрызу ей сердце, Демочка. И скормлю дохлой рыбе.
Хохот, холодный, как стоячая вода в конце осени, эхом разнесся по перелеску. Полина подхватила белесые лохмотья, шагнула в сторону и мигом скрылась из виду. А Демьян остался стоять, не зная, то ли вторить ее мертвому смеху, то ли зайтись воем, как зверь, угодивший в медвежий капкан.
НЕБО СУХОЕ, СОЛНЦЕ ЗОЛОТОЕ
Тишина в доме бывает разной. Сонной, ночной, когда все жители крепко спят, укутавшись в тепло и покой сновидений. Выжидающей, когда что-то почти уже свершилось, но пока еще не до конца. Предвкушающей встречи и великое благо. Опасной, за мгновение до склоки. Испуганной, когда тайное стало явным. Благостной, когда все в доме идет своим чередом, даже слов не нужно, так понятливо и ладно живется людям под общей крышей. Словом, тишина бывает всякой.
Леся не могла припомнить, когда бы на ее собственный кров опускалась тишина, но точно знала, что такое случалось. И молчание было разным. И приносило оно с собой разное. Но вот такого — предгрозового, тянущего под ложечкой, — Олеся еще не испытывала.
Отведя испуганный взгляд от таза с мерзкими темными ошметками жижи, натекшей с ее раны, она сжалась, не зная, чего ожидать от яростно молчащей Аксиньи. Но та словно забыла о сидящей перед ней — испуганной, с неловко вывернутой ногой и ссадиной, которая чернела от бедра к щиколотке. Что-то за окном так привлекло внимание Матушки, что она даже привстала со скамейки, чтобы получше это рассмотреть.
Леся скосила туда взгляд, но ничего особенного не заметила. Все та же поляна, все тот же лес, который все так же высился, очерчивая собою границу человечьего двора.
Только тяжелые тучи, медленно наступающие с горизонта, чуть меняли привычную уже картину. Небо потускнело, задул ветер. Собирался дождь.
— Лихо… — чуть дрогнувшим голосом проговорила Аксинья, помолчала, вглядываясь за окно и уже громче: — Глаша!
Дверь тут же приоткрылась, и в комнату заглянула печальная Стешка. Бросила на Лесю испуганный взгляд и тут же потупилась.
— Тетка во двор вышла, курицу режет… — прошелестела она, обращаясь к Аксинье.
— Зови сюда.
Стешка кивнула и скрылась за дверью. Леся опасливо поежилась — беспрекословное подчинение приказам, которое тут было в порядке вещей, ее пугало. Как и абсолютное непонимание, что же делать дальше.
— Послушайте, — начала Леся. — Я правда не понимаю, что здесь происходит… Но… Мне пора бы уже…
Аксинья вцепилась в нее взглядом, как острым клювом вгрызлась.
— Мне пора бы уже уйти… — не сдавалась Олеся. — К тому же нога. Это, наверное, какое-то заражение… а если гангрена? — От таких мыслей по спине заструился пот. — Если ничего не делать… Мне же тогда ногу отрежут, вы понимаете это?
