Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман (книги TXT) 📗
– И что же нам делать, если драконов не хватит, чтобы задержать альгарвейцев? – спросил кто-то.
Вопрос был предназначен не Фернао, но чародей мог дать только один ответ: отступать.
– Мы, – властно промолвил конунг Свеммель, – недовольны! Силы горние, как можем мы быть довольны, когда проклятые альгарвейцы до сих пор попирают ногами богатейшие земли нашей державы?!
Ратарь склонил голову. Если бы аудиенция проходила в тронном зале конунга, маршалу пришлось бы падать ниц, но на сей раз владыка предпочел явиться в кабинет к своему главнокомандующему, так что хотя бы от этого унижения тот был избавлен.
– Ваше величество, – промолвил он, – возможно, мы сделали меньше, чем можно было надеяться, но все же мы добились многого. Даже когда распутица отступит, альгарвейцам нелегко будет вновь угрожать Котбусу. Предыдущий штурм обошелся им дорого, а ныне путь на запад, к столице преграждают новые укрепления.
Он надеялся, что слова эти успокоят конунга, но глаза Свеммеля сверкнули злобой.
– Нам нет дела до того, что станут творить альгарвейцы, – прорычал он. – Нас интересует, что можем мы сделать с ними!
Ограниченное рамками здравого смысла, такое отношение к жизни вполне подходило солдату. Но конунг Свеммель не признавал никаких пределов – ни для себя, ни для своих подданных.
– Мы нанесем удар по войскам Мезенцио на юге, – промолвил Ратарь. – Но мы должны быть уверены, что столица в безопасности. Когда земля подсохнет, рыжики не станут покорно ждать нашего наступления.
Про себя маршал Ункерланта попытался оценить, насколько серьезно преуменьшил опасность. Кампании прошлого лета и осени показали, что альгарвейцы откусили слишком большой кусок и подавились. Это не доказывало, что они не справятся в несколько заходов. Кроме того, маршал был мрачно уверен, что один на один солдаты Мезенцио лучше солдат конунга. И слава силам горним, что Ункерлант мог выставить в поле больше солдат!
– И нам не годится сидеть сложа руки, – отозвался Свеммель. – Как только просохнет земля, мы желаем двинуться вперед первыми, раньше, чем зашевелятся альгарвейцы. – Он шагнул к настенной карте за столом Ратаря. – Ты всегда твердил о фланговых атаках. Если мы ударом с фланга сумеем вышибить их из Аспанга, вражеские позиции в Грельце рассыплются.
Ратарь кивнул. Конунг уже не первую неделю пребывал в бешенстве: ункерлантская армия не успела выбить противника из Аспанга. Маршал тоже был не в восторге оттого, что город оставался во вражеских руках. От лобового штурма укреплений он, как мог, отговорил конунга: его армия уже провела такой штурм, провела – и потерпела позорное поражение. Маршал без колебаний готов был жертвовать солдатскими жизнями, но только ради того, чтобы достичь результата.
И если он сумел заставить своего конунга мыслить в терминах фланговых атак, то добился едва ли не большего, чем победой в самом важном из сражений.
– Ваше величество, без сомнения, правы. Я бы просил разрешения отправиться на юг, чтобы лично проследить за подготовкой к наступлению…
Конунг Свеммель резко мотнул головой.
– Из твоих же уст я слышал: когда земля подсохнет, альгарвейцы не станут покорно ждать нас. Как поступят они, скажи нам, маршал! Что бы ты сделал, свались на тебя корона Мезенцио?
У Свеммеля определенно был удачный день: более важного вопроса он не мог бы задать. Ратарь постарался поставить себя на место альгарвейского монарха. Один ответ пришел ему в голову тут же:
– Я бы вновь нанес удар по Котбусу – на центральном фронте. Он остается главным. Как бы мы ни укрепляли подступы к столице, она остается главной их целью.
– Мы согласны, – промолвил Свеммель. – И поскольку мы согласны, мы намерены держать тебя здесь, в стольном граде, дабы защитить его от злокозненных рыжиков.
– Повинуюсь, ваше величество, – уныло отозвался маршал.
Ему очень хотелось найти ошибку в рассуждениях конунга, но если Ратарь – лучший военачальник Ункерланта, а Котбус – город, который наиболее нуждается в защите, то как не удержать первого во втором?
– Само собой, повинуешься, – промолвил Свеммель. – Иначе мы уже давным-давно назначили бы нового маршала. Итак, подготовь план наступления на Аспанг, подбери толкового генерала, чтобы исполнить план, и приведи его в действие, как только будет возможно.
Конунг вылетел из кабинета.
В комнату заглянул майор Меровек и, дождавшись маршальского кивка, вошел, притворив за собой дверь.
– Что дальше? – осторожно поинтересовался адъютант.
Ратарь объяснил – что. Раздражения маршал при этом не скрывал: даже если Меровек и доносит на него конунгу, тому нелегко будет обвинить своего главнокомандующего в желании отправиться на фронт. Не то чтобы для Свеммеля это было совсем невозможно, но даже подозрительному конунгу придется потрудиться.
– И кого вы назначите командующим южным фронтом, – поинтересовался Меровек, – раз уж не можете сами занять этот пост?
– Генерал Ватран показал себя не хуже, чем можно было ожидать от любого другого, – ответил Ратарь, и это была правда: на Ватрана не мог пожаловаться даже конунг Свеммель. – Его и оставлю до тех пор, пока он не провалит боевую задачу – или не появится более важное дело, и тогда он пойдет на повышение.
Меровек обдумал слова начальника и не спеша кивнул.
– Да, Ватран кажется способным командиром. Не то, что в первые месяцы войны с рыжиками, когда генеральские головы летели понедельно.
– И поделом, – отрезал Ратарь. – Война очень быстро делает то, на что не способен мир: отделяет офицеров, что умеют воевать, от тех, что только делают вид. А сейчас, раз уж я не могу отправиться на юг и возглавить наступление там, я намерен проинспектировать наши позиции на центральном фронте в окрестностях Котбуса. Посмотрим, чем здесь мы сможем подсобить Ватрану, когда начнется атака.
В последние недели фронт проходил в изрядном отдалении от столицы. На карте расстояние между двумя булавками можно было накрыть пальцем, в реальности же оно превращалось в три часа езды на становом караване по самой уродливой местности, какую только видывал маршал. Ни ункерлантцы, ни их противники не просили пощады в бою – и не давали пощады. За каждый городок, за каждую деревню сражения кипели дважды: сначала – когда альгарвейцы рвались к столице, а затем – когда откатывались прочь. Устоявшая стена здесь была редкостью, избежавший пожаров и взрывов дом – чудом.
Караван встал, не доехав до передовой добрую треть пути.
– Боюсь, здесь вам придется выйти, господин маршал, – извинился чародей-путеец. – К востоку отсюда мы еще не расчистили линию от зарядов, заложенных альгарвейскими саботажниками. Не годится рисковать вами.
– Ну хоть коня вы мне приготовили? – рявкнул маршал.
– Не извольте беспокоиться, сударь.
Действительно, по другую сторону перрона конюх держал за уздцы горячего жеребчика. Сам Ратарь, не будучи отменным всадником, предпочел бы мерина, но полагал, что справится и со своевольной скотиной. Он и сам был своеволен изрядно.
Должно быть, конь провел близ передовой немало времени: он не шарахался ни от резкого запаха гари, рыся мимо спаленных деревень, ни от вони тухлого мяса, которая проникала повсюду – порою едва заметная, порою удушающая.
Идти рысью, а не вязнуть по бабки в скользкой грязи, жеребчик мог только потому, что не сходил с грубо замощенной дорогой. Ратарь миновал бригаду военнопленных, под жезлами ункерлантских охранников укладывавших на проезжую часть доски, и пожалел, что нельзя показать этих грязных, тощих, до полусмерти запуганных альгарвейцев каждому солдату в армии конунга Свеммеля. Порою случалось, что рыжики продолжали наступать только потому, что и сами они, и их ункерлантские противники были убеждены в необедимости солдат Мезенцио. Но эта толпа пленных уже не могла вселить в сердца врагов подобного трепета.
Наконец, когда солнце закатилось за окоем за спиною и сгустились сумерки, маршал заслышал впереди рокот канонады. В ближайшей деревне его окликнули из развалин двое часовых:
