В тени пророчества. Дилогия (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Михаил отправляется в Москву, где его перехватывает группа охотников под предводительством Светланы Литвиной, сильной колдуньи-интуита, от которой шарахнулись и ангел и демон, настоятельно не советуя Михаилу с нею связываться. Группа Литвиной блокировала Михаила, но он, отдав свое тело под контроль демона, почти сумел вырваться, раскрыв при этом способности и связь со сверхсилами.
Спасает его Михаил Миронов, Настин наставник, один из руководителей ордена. Миронов проясняет Михаилу некоторые детали относительно находки с астрономическими датами и проливает свет на игры различных группировок ордена, решивших захватить власть, используя его, «избранника высших сил», как наживку для других сил ордена. Однако, Миронов многое недоговаривает, вопросов у Михаила становится только больше, а под конец разговора Миронова расстреливают из проезжающей мимо машины.
Перед смертью Миронов просит Михаила встретиться с кем-то и отдать нательный крест, который сует ему в руку за миг до смерти. Интуитивно чувствуя, что это очень важно, Михаил решается исполнить волю умирающего, несмотря на угрозу для собственной жизни.
И действительно, на месте встречи его пасут, причем, очевидно, представители разных сил. Но к нему выходит не кто иная, как Настя, вернувшаяся в Москву, которая, так же будучи одной из сильнейших ведьм, помогает отразить нападение и бежать, хотя и получает ранение.
Спасают их «темные» — представители полубандитской организации колдунов России, неподконтрольных ордену, имеющей некое подобие собственной армии, имеющие на орден зуб и явно не желающие радикальных перемен в его руководстве. Они лечат Настю, с боями и погонями вывозят беглецов из города, после чего оставляют им броневик, обвешанный артефактами, который невозможно найти колдовскими методами, под завязку набитый оружием — чтобы увеличить их шансы не быть пойманными. Объясняют они это принципом «враг моего врага…», но Михаил понимает, что и тут далеко не все так, как они говорят.
В процессе погони они вновь натыкаются на группу Литвиной. Михаил подозревает, что она работает не на руководство ордена и немного не та, за кого себя выдает, но понять больше не успевает. В эпилоге, действительно, Литвина показана как представитель некой иной силы, рассуждающая и о группировках ордена, и о «темных», причем называя всех презрительно: «люди».
Выражаю благодарность Денису Гнатюку, Елизавете Шутовой и Нонне Георгиевне ЧАСТЬ I. ПОСЛЕДНИЙ ДОВОД
Ultima ratio
Последний довод
Март 1997 года, Центральная Россия
Шел урок. Учительница, Степанида Сергеевна, грозно шагала вдоль рядов с указкой в руке, объясняя что-то нудное и совсем не интересное. В классе стояла глухая тишина, даже звук падающей ручки казался взрывом, нарушающим ее монотонное бормотание. Это была самая злая училка в школе, ее не любили не только детдомовские, но и городские. Она отвечала всем лютой взаимностью, однако, детдомовских не любила все-таки больше.
Вдруг на второй парте соседнего ряда один из городских, что-то сказал соседу. Кара последовала незамедлительно — указка опустилась ему на голову. Но несильно, скорее для вида — городским всегда достается только для вида.
— Иванов, чего шепчешься? Встань и расскажи всему классу, а мы послушаем, — рявкнула Степанида.
Иванов поднялся и что-то залепетал в оправдание.
— А может, расскажешь тогда про Бородинское сражение? — Ехидство так и лилось из этой мегеры. Однако, ехидство без указкоприкладства, и с ним — это совершенно разные ехидства.
— Ну… Бородинское сражение… — залепетал провинившийся. — Оно… Было…
— Правильно, было! Садись, Иванов, два! В следующий раз выйдешь за дверь.
Тот сел, опустив голову.
— Придурок! — озвучил Димка Морозов с задней парты. Димка был свой, из детдомовских, из заводил. По классу пронесся недружный хохот. Оба «нарушителя» зло на него зыркнули через плечо, и взгляды эти не предвещали Димке ничего хорошего. Остальные городские тоже стали оборачиваться и ухмыляться.
Детдомовские переглядыванием не занимались, но в сухой тишине класса как бы невзначай захрустели чьи-то костяшки пальцев. А чего переглядываться, к разборке шло уже давно, не Морозов сегодня, так кто-то другой завтра. И вообще, был бы повод, причина подраться будет всегда.
Детдомовские и городские ненавидели друг друга. Между ними постоянно возникали драки — жестокие, беспощадные, со сломанными костями, выбитыми зубами, свернутыми переносицами, разбитыми в кровь лицами и прочими атрибутами. Родители уже давно пытались добиться, чтобы «малолетние преступники» учились отдельно от их «невинных чад», но пока безуспешно — ни у школы, ни у интерната, ни у администрации города, ни тем более у минобразования не было для этого денег. Но страдали больше всех от этого они, детдомовские, так как мало того, что им приходилось каждый день таскаться сюда, в обычную городскую школу, под усиленным конвоем воспитателей, так и здесь на них все смотрели волками, ото всюду раздавались насмешки, везде царило пренебрежение.
Это факт, зачинщиками драк почти всегда были городские. Однако, детдомовские дрались лучше, частенько «отоваривали» обидчиков, потому первые постоянно искали поводы для новых разборок, показать «паскудам ублюдочным» кто тут хозяин, а вторых всегда выставляли козлами отпущения. Так уж повелось, и никто не хотел менять сложившихся за годы вещей. Включая учителей, за редким исключением всегда выгораживающих своих.
Вот и сейчас Степанида подошла и со всей силой опустила указку на голову Димки. Указка сломалась, Димка взвыл.
— Я сказала вести себя тихо на моих уроках, Морозов!
— Тварь! — произнесла Настя. Кулаки сами собой сжались.
Произнесла-то она тихо, но в классе на тот момент установилась гробовая тишина, и ее голос прозвучал как выстрел в ночи.
— Кто сказал? — обернулась Степанида. У Насти внутри все похолодело. Нет, она не боялась отхватывать, но только в обычной драке, со своими, когда все понятно. Однако, при взгляде на разъяренную училку, у нее, одиннадцатилетней девочки, сердце всегда уходило в пятки, а поджилки тряслись. Вот и сейчас рот беззвучно открылся, но из него не вырвалось ни слова.
— Я! — сидящая рядом через проход Янка Тарба хмыкнула и вскочила перед Степанидой. — И что вы мне сделаете? — она демонстративно усмехнулась и сложила руки перед грудью. — Ударите? Ну, давайте, бейте! Только я вас тогда засужу.
— Что? — лицо Степаниды вытянулось. Она не ожидала отпора, и тем более от детдомовской соплячки.
— То. Вы не имеете права поднимать руку на детей. Учить — да. А бить — фигушки. Я подам на вас в суд и вас уволят. Без права восстановления. Ну что, рискнете?
Опешила не только Степанида, в ауте был весь класс. А Янка стояла, гордо задрав голову, и насмехалась. Над самой строгой училкой ненавистной школы!
— Так это касаемо детей, — выдавила красная как рак Степанида. — А вы не дети! Вы ироды! Хулиганье!
— Согласно конвенции по правам ребенка, которую подписала наша страна, мы дети. И если я напишу жалобу в прокуратуру, что вы нас бьете, вы за это ответите, — отчеканила как заученное Янка.
Тут раздался спасительный звонок и все дружно потянулись к выходу, как можно быстрее кидая в сумки тетради и книжки. Янка и Степанида еще с минуту сверлили друг друга глазами, но затем училка развернулась и пошла к своему столу.
Настя, быстро сгребшая Янкины вещи, потянула ее за рукав к выходу.
— Пошли!
— Пошли. — Та вздохнула, словно отходя от шока, и побрела следом.
