Мусаси - Ёсикава Эйдзи (книга регистрации .TXT) 📗

Мусаси с благодарностью принял предложение настоятеля.

Глоток молока

Дорога, сбегавшая с горы Хиэй, выходила на равнину в провинции Оми, сразу за храмом Миидэра. Мусаси вел корову за веревку.

– Если вы устали, можно передохнуть. Спешить некуда, – обернулся он к старухе.

Они двинулись в путь поздно, потому что Мусаси пришлось долго уламывать Осуги сесть да корову. Сначала старуха наотрез отказалась, но Мусаси убедил ее доводами о том, что женщине непристойно оставаться в обители монашеской непорочности.

Осуги сидела, припав к коровьей шее, и громко стонала. Сочувствие Мусаси вызывало у нее прилив ненависти. Старуху унижала забота, проявляемая ее смертельным врагом.

Мусаси понимал, что смысл жизни Осуги состоял в отмщении ему, но не мог воспринимать ее как настоящего врага. Никто из его противников, не сравнимых по силе с Осуги, не докучал так, как эта старуха. Ее коварство едва не стоило ему жизни в деревне, из-за ее козней его подвергли осмеянию в храме Киёмидзу. Она постоянно являлась в самый неподходящий момент и путала его планы. Случалось, как, например, прошлой ночью, что ему хотелось разрубить ее надвое. Что-то удерживало Мусаси, тем более сейчас, когда старуха выглядела столь жалкой. Ему даже не хватало ее колкостей, и он искренне желал ей скорейшего выздоровления, что сулило бы ему новые неприятности.

– Ехать на корове не очень удобно, – сказал Мусаси. – Потерпите еще немного. Доберемся до Оцу, и я что-нибудь придумаю.

Сверху открывался прекрасный вид. Прямо под ними мирно дремало озеро Бива, и за ним возвышалась гора Ибуки, а за ней виднелись горы Этидзэн. На ближнем берегу озера Мусаси различил каждый из восьми знаменитых видов Карасаки в деревне Сэта.

– Отдохнем, – сказал Мусаси. – Полежите немного на земле, и вам станет легче.

Привязав корову к дереву, он осторожно снял старуху. Осуги попыталась оттолкнуть его. Волосы ее были всклокочены, лицо пылало жаром.

– Пить не хотите? – спросил Мусаси, растирая ей спину. – Надо бы и поесть.

Осуги отрицательно замотала головой.

– С прошлой ночи вы не выпили ни глотка воды, – продолжал Мусаси. – Вы вредите себе. Я бы достал лекарство, но в округе ничего нет. Почему бы вам не съесть половину моей еды?

– Какая мерзость!

– Мерзость?

– Лучше умереть в диком поле и стать добычей птиц. Никогда не унижусь до того, чтобы коснуться еды заклятого врага!

Осуги стряхнула руки Мусаси со своей спины и ничком упала в траву. Мусаси, гадая, сможет ли старуха преодолеть упрямство, пытался переубедить ее, ласково говорил с нею, словно с матерью.

– Бабуленька, вы же знаете, что умирать рано. Вам надо еще долго жить. Неужели вам не хочется увидеть, как Матахати возьмется за ум?

Старуха оскалила зубы:

– Какое тебе дело до Матахати? Он без тебя обойдется!

– Разумеется. Вам надо поправиться, чтобы помогать ему добрыми советами.

– Лицемер! – взвизгнула старуха. – Не теряй даром времени. Хочешь лестью взять? Всегда буду ненавидеть тебя!

Мусаси понял, что каждое его слово старуха перетолкует на свой лад. Он отошел в сторону к большому камню, достал коробку и начал есть. Ему приготовили рисовые колобки со сладковатой бобовой пастой, обернутые в дубовые листья. Мусаси оставил половину.

Он услышал голоса. Оглянувшись, он увидел деревенскую женщину, разговаривающую с Осуги. На женщине были хакама, какие носят в Охаре, волосы ниспадали на плечи.

– У меня в доме больная. Ей полегче стало, но она поправится быстрее, если дать ей молока. Можно подоить вашу корову? – настойчивым тоном произнесла женщина.

Осуги вопросительно смотрела на незнакомку.

– В наших краях мало коров, – произнесла старуха. – Из коровы действительно можно надоить молока?

Женщины еще немного поговорили, и крестьянка стала доить корову в кувшин из-под сакэ. Наполнив кувшин, она поблагодарила Осуги.

– Постой! – позвала та, оглядываясь, чтобы проверить, не смотрит ли Мусаси за ней. – Дай мне немного. Глотков двух хватит.

Женщина удивленно наблюдала, как Осуги, вцепившись в кувшин, жадно припала к горлышку. Струйка молока стекала по дряблой шее.

Оторвавшись от кувшина, Осуги скорчила гримасу, словно ее вот-вот стошнит.

– Какая гадость это молоко! – воскликнула она. – Может, оно пойдет мне на пользу? Вкус противнее, чем у лекарства.

– А вам нездоровится? Вы тоже больны?

– Пустяк! Обыкновенная простуда, знобит немного.

Осуги легко поднялась, будто хворь рукой сняло, и, удостоверившись, что Мусаси не смотрит, произнесла шепотом, придвинувшись к крестьянке.

– Куда ведет эта дорога?

– Почти к Миидэре.

– Это в Оцу? А дорога в обход есть?

– А вам куда надо?

– Все равно. Лишь бы избавиться от этого негодяя.

– Если пройти под гору около километра, то окажетесь на тропинке, ведущей на север. Она выведет к месту между Сакамото и Оцу.

– Увидите мужчину, который меня ищет, ничего не говорите ему про меня.

Воровато озираясь, Осуги заковыляла прочь, как охромевший богомол. Деревенская женщина недоуменно смотрела ей вслед.

Мусаси вышел из-за камня. Он давился от смеха.

– Вы, верно, из этих мест? Ваш муж – крестьянин, дровосек или что-нибудь в этом роде? – спросил он у женщины.

Опасливо поглядывая на него, та ответила:

– Нет-нет, мы держим постоялый двор на перевале.

– Тем лучше. Не окажете ли мне любезность за плату?

– С удовольствием, но я должна вернуться домой, у нас там больная.

– Я мог бы отнести молоко вместо вас и подождать там. Согласны? Если вы сейчас отправитесь по моему делу, то обернетесь до темноты.

– Хорошо, я бы пошла, но…

– Не беспокойтесь! Я не злодей, каким представила меня старая женщина. Я хотел помочь ей. Теперь я не волнуюсь, потому что она в состоянии позаботиться о себе. Я напишу записку, и вы отнесете ее в дом господина Карасумару Мицухиро. Это в северной части Киото.

Достав дорожную тушечницу, Мусаси быстро заскользил кистью по бумаге. Ему не терпелось сообщить Оцу все, что он передумал за эти дни, залечивая раны в храме Мудодзи. Отдав письмо женщине, Мусаси сел на корову и двинулся в сторону постоялого двора, повторяя про себя написанное, представляя, как Оцу будет читать письмо. «А ведь я думал, что никогда больше не увижу ее, – пробормотал Мусаси, внезапно пробудившись к жизни. – Она была такой слабой, верно, и сейчас в постели, – думал Мусаси. – Получив письмо, она сразу же поднимется и поспешит на встречу со мной. И Дзётаро тоже».

Мусаси не подгонял корову, и она неторопливо брела, пощипывая траву. Письмо Оцу было простым, но Мусаси оно нравилось.

Мусаси хотелось придать теплоты деловому тону письма. Он повторил его про себя, выделив слова «о многом поговорить», и послание показалось ему выразительным.

Добравшись до постоялого двора, Мусаси слез с коровы и, бережно держа кувшин обеими руками, позвал хозяев. Постоялый двор ничем не отличался от сотни подобных заведений. По фасаду тянулась открытая веранда, где путники могли наскоро перекусить и попить чаю. Внутри находились харчевня и кухня. Комнаты для постояльцев располагались вдоль задней стены.

Пожилая женщина разводила огонь в очаге под котлом для воды. Мусаси сел, и женщина молча налила ему остывшего чаю. Мусаси объяснил, что попросил хозяйку постоялого двора отнести его письмо в город, и протянул кувшин с молоком.

– Что это? – удивилась она.

Мусаси решил, что старушка плохо слышит, и с расстановкой повторил ей сказанное.

– Молоко? Зачем? – Женщина недоуменно повернулась и крикнула в глубь дома: – Господин, можно вас на минутку? Не возьму в толк, что хочет гость.

Из-за угла появился молодой человек.