Город (СИ) - Белянин Глеб (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
Больные всех возрастов и любого пола, размещённые в больничном пункте номер пять, тужились от боли, сморкались и давились кашлем. Все эти звуки сплетались между собой точно пшеничные колоски, их какофония врезалась в уши и давила изнутри каждого находящегося здесь человека. Оказавшись среди полчищ больных, человек, даже будучи здоровым, рисковал заболеть не только телом, но и душой.
— Вы ведь могли его спасти, — проговорил тот же самый больной.
— Мог, — сказал доктор. — Но не захотел. Он был охотником, а охотники гибнут как мухи. Ещё месяц назад такого не было, но сейчас ко мне почти каждый день тащат то одного, то другого охотничка. Зверьё взбунтовалось, линии и дуги охотничьих угодий были нарушены, поменяны местами и перемешаны так, что не разберёшь, где и что — волки рвутся куда-то и от чего-то, а мы стоим на их пути. Сейчас никакие исследовательские группы не пускают из Города, а те, что уже ушли на пустоши, рискуют никогда не вернуться. Стоит ли мне спасать жизнь ему, делая его обузой для всего Города, чтобы он точно так же как и все вы лежал тут, стонал и просил супа? Стоит ли мне давать ему очередной шанс, если он возьмёт этот шанс в руки и точно также пойдёт и снова на кого-нибудь напорется?
Губы парня надулись, а глаз задёргался, он рассвирепел и перешёл на крик:
— Да кто ты такой, чтобы решать кому жить, а кому умереть? Он не идёт на охоту, его туда посылают, посылают, чтобы прокормить таких вот уродов как ты!
— Уродов? — Мужчина в халате поудобнее устроился на койке, предчувствуя интересный разговор, и поправил очки. Я вообще-то всех, и тебя в том числе, лечу. А кому-то из вас может не хватать печени или ещё какого органа, необходимого для жизни. Вот я взял и вынул из него то, что нужно одному из вас. И не жалею!
— Его можно было спасти. Так нельзя, — парень отвернул голову и посмотрел куда-то в сторону, скрывая своё лицо в тени, но продолжил давить.
— А мне вот, голубчик, кажется, что можно. Вот сам скажи, ты бы спас сотню людей ценой жизни одного? Да, я его не спас. Но спас всех тех, чью еду он мог бы отнять своим голодным ртом.
— Мы не имеем права решать кому жить, а кому нет, старик.
— А я вот думаю, что имеем. Вот я имею. Вот я взял и спас.
— Ох, какой герой нашёлся. У него могла быть семья, а ты, а ты… — После слова «семья» у него всё как-то болезненно сжалось в горле, он вскочил с кровати и бросился на доктора.
— Да что ж за день то сегодня такой, — только и успел запричитать седой врач. — Убивают, убивают! — Закричал он.
Парень накинулся на него всем телом, сбил с ног, взобрался сверху и вцепился в его тощую бледную шею. Борясь, они совершили пару перекатов, и иронично угодили прямо в то место, где лежал окровавленный израненный охотник — предмет их спора.
— У него могла быть семья! У него… могла быть… семья! — Кричал парень.
Медсёстры подоспели вовремя, охая и ахая, вырвали доктора из рук сумасшедшего больного, который вцепился в него как навозный жук в говно, и встали между ними двумя живой стеной. Драчуны стояли перепачканные в пыли, злобно косясь друг на друга.
— Тебя как зовут? — Спросил внезапно старик, выглядывая из-за ограды девушек в белом.
— Паша. А тебя?
— Ты русский?
— Русский.
— Ну тогда пошёл ты нахер отсюда, русский.
Павел покинул госпиталь, куда его отнесли после того, как он потерял сознание в пабе, и перед ним предстали знакомые ссутулившиеся строгие ряды деревянных построек. На многих из них виднелись флаги Города: поделённые на две ровные части по середине, покрытые кроваво красным и смолисто чёрным цветом, на них была изображена маленькая снежинка, а сверху, прямо над ней, грузно нависший кулак, который того и гляди придавит белую снежинку.
Они были вечно грязные, но их никогда никто не снимал, да и под запретом это было. Чистили редко. У особо патриотичных граждан такие флаги висели и над их спальными местами в бараках. Также подобные флаги висели на лицевой стороне здания администрации, там, где жил Капитан со своей свитой, и придумывались и издавались все законы. До этого здания, кстати, дойти сейчас было очень легко, оно было совсем рядом. Достаточно было обойти ряды больничных пунктов, выйти к Генератору и обогнуть его по кругу к городской площади. Здание администрации, словно пьяный сонный толстяк, набивший брюхо, лежало на изголовье площади. И сам этот расчищенный пустырь точно создан был для того, чтобы жирдяю было куда блевать.
Народ периодически вваливался на городскую площадь, чтобы послушать новые принятые законы, или же удостовериться в отмене старых. Хотя первого почему-то было всегда больше.
Павел нырнул мордой в воротник своего серого пальто точно уж, натянул кепи потуже и засеменил в сторону одной из приглядевшихся ему улочек.
Вынырнув из одной в другую, а из второй в третью, он вышел к главной дороге — это была широкая и размашистая протоптанная по грязному серому снегу тропа. Она была похожа больше не на дорогу, а на неловкий, но прямой мазок кистью.
Этот мазок был самой старой дорогой, его нанесли ещё в те времена, когда Город не знал о шахте и добывал уголь из прибрежных скал. На краю Города, когда ещё не была возведена оборонительная от других государств и от зверей стена, располагался пост добычи, куда на санях доставляли уголь, там же его и сгружали.
Чтобы было удобнее, люди протоптали и огородили прямую дорогу прямо от поста добычи до самого Генератора. Ныне эта дорога начиналась всё также с Генератора, но вот заканчивалась постом добычи, перестроенным в подобие вокзала и второго выхода из Города. Там было начало пути, там стоял вагон, который доставлял осуждённых на Чернодобывающую станцию.
Люди, копошащиеся на этом грубом мазке и снующие то тут, то там, оборачивались на ворота, которые вели на Чернуху — это добавляло им сил и рвения продолжать работать и при возможности всегда перевыполнять поставленный руководством план. И оборачивались они часто.
Вот и Паша, внезапно для себя осознавший, что его ранее никогда не интересовала судьба всех этих заключённых, стоял как вкопанная статуя, чего-то ожидая.
Люди начали подозрительно озираться и на него, а это могло привлечь лишнее внимание, которое в этом месте всегда оборачивалось против человека.
Но Паша не мог и двинуться. Он всё смотрел и смотрел. Над Чернухой вилась чёрная-чёрная лента дыма — там тоже топили, но как-то по своему. Город же напротив погряз во влажном горячем пару, который из-за своего веса оседал на улицах и крышах домов, образуя вокруг всего Города тяжёлый пузырь липкого пара.
Охотники, которые выходили за стены, чаще всего по графику два через два, вечно подмечали тот факт, что на пустошах холоднее раза в полтора, чем в Городе; всё из-за этого пара, который густо оцеплял и доходил до самых стен. Часто он затруднял дыхание и загораживал объекты, клубясь вокруг зданий целыми облаками газообразной воды.
Поэтому и Павел видел лишь краюху ворот, и даже если бы их открыли, он всё равно ничего не увидел бы по ту сторону. Но чёрная-чёрная, вечно встревоженная, лента дыма, исходящая от Чернодобывающей станции, пробивалась силуэтом сквозь пар и врезалась в глаза каждому жителю Города.
Паша продолжал смотреть, гадать и загадывать. Люди бросали всё более и более настороженные взгляды.
Скрипач бросил на уходящую в небо ленточку последний взгляд и обернулся.
Позади него высилась громадная металлическая башня, вокруг которой был построен Город. С самой её вершины густо опадали облака горячего томного пара, он струился вниз, падал на головы людей, и если бы не достаточно низкая температура, то кипячённая вода бы обжигала и ошпаривала кожу людей.
Механизм гудел и всем своим видом показывал, что работает, защищает, но защищает покуда люди сами хотят этого, покуда они готовы сделать всё, ради того, чтобы эта громадина не прекращала свою работу.
Павел поспешил убраться с открытого пространства, сунулся в очередную узкую улочку и зашагал вдоль покосившихся зданий — признак нового квартала.
